Хищник - "РуНикс"
Морана почти отвернулась к двери, как вдруг в мгновение ока это произошло.
Тристан Кейн схватил ее за талию, прежде чем она ступила хоть шаг, и поднял с такой силой, какую она еще никогда не ощущала, отчего ее сердце ухнуло в пятки. Морана едва сдержала крик от внезапного движения, но, едва ее ноги оторвались от пола, Тристан Кейн подхватил ее, точно она весила не больше подушки, и усадил на гранитную столешницу перед зеркалом.
Холодный гранит неожиданно и грубо коснулся разгоряченной кожи, заставляя Морану втянуть воздух сквозь стиснутые зубы, когда он резко ее опустил.
Платье задралось до бедер, а прикосновение прохладной столешницы к обнаженному телу заставило вздрогнуть. Тристан Кейн убрал руки с ее талии, а как только сделал это, Морана уперлась ладонями в столешницу позади себя, чтобы удержаться и сохранить равновесие. От этого движения ее грудь подалась вперед, ноги слегка раздвинулись от того, в какой позе он ее посадил, а платье теперь задралось почти до талии. Морана почувствовала, как румянец заливает лицо от распутного образа, в котором она предстала, ведь она еще никогда и никому не показывала себя в таком чувственном виде.
Морана поймала пристальный взгляд Тристана Кейна, стоящего в двух шагах от нее, который затем пробежался по ее шее, декольте, вздымающейся груди, верхней части бедер и опустился до пальчиков ног, медленно и внимательно ее рассматривая. Грудь налилась, соски беззастенчиво возбудились, когда жар в животе усилился, а дыхание участилось.
Она тоже внимательно его рассматривала, блуждая взглядом по крепкой, мужественной груди, которой он столько раз прижимался к ней в приглушенном желтом свете комнаты; груди, которую Морана видела обнаженной всего день назад. Костюм скрывал твердые мышцы, а расстегнутый воротник рубашки обнажал кусочек восхитительного мужского тела, по которому ей хотелось провести языком от груди до вены сбоку мускулистой шеи. Затем к подбородку, потом по шраму и к губам. Боже, почему он не мог быть каким-нибудь старым уродливым и пузатым ублюдком с мерзким запахом изо рта, жуткими глазенками и писклявым голосом? Увы, ей не везло. Он был тем, кем был, и Морана позволила себе любоваться им, опуская взгляд все ниже и ниже его талии.
И тут у нее перехватило дыхание.
Передняя часть его брюк топорщилась, бесстыдно и бессовестно натягивая ткань. Большой. У него определенно больше, чем у Джексона. Гораздо больше.
Морана почувствовала, как нервная дрожь охладила ее страсть. Черт, во что она ввязалась? У нее еще никогда не было такого секса, она была неопытной, а он – обладателем большого достоинства и к тому же ненавидел ее.
Она резко посмотрела ему в глаза, преисполнившись сомнениями.
В мгновение ока Тристан Кейн подошел к ней вплотную, схватил Морану за бедра и, разведя их в стороны, встал у нее между ног. Его лицо оказалось в считаных сантиметрах от ее лица, в глазах плескалась все та же гремучая смесь чистейшего вожделения и неподдельной ненависти, и не только к ней. Он испытывал ненависть и к себе тоже? За то, что хотел ее? Ведь, видит бог, она ненавидела себя за то, что хотела этого. Хотела его.
Он подался к ней бедрами, задирая платье еще выше, и у Мораны перехватило дыхание. Кейн прижимался прямо между ее ног, твердый возбужденный член восхитительно терся о ее комок нервов. Она была возбуждена. С каждым движением его члена между ног становилось все более влажно. Такими темпами она оставит мокрое пятно на его брюках, а так не пойдет.
И тогда ее внезапно посетила еще одна мысль.
– У тебя же есть презерватив? – выпалила она, не успев опомниться.
Пусть Морана принимала меры и могла обойтись без презерватива, она ни капли ему не доверяла и не хотела, чтобы он кончал в нее.
Тристан Кейн замер, в его глазах вспыхнула злость.
Морана стиснула зубы и сжала пальцами холодный гранит.
– Даже не думай, что можешь войти в меня без резинки.
Он протянул руку и обхватил ее за шею, в точности как схватила его Морана несколько минут назад. Держал крепко, почти угрожающе, но не переходя грань. Затем запрокинул ее голову, надавив своей большой, грубой и теплой ладонью на уже пылающую шею, и у Мораны побежала дрожь по спине, когда она внезапно осознала, с какой легкостью он мог свернуть ей шею. Она видела, как он сворачивал шеи с той же легкостью, с какой нормальные люди моргали. Он мог убить ее прямо там, в дамской комнате одного из самых роскошных ресторанов города, а, учитывая его силу, она знала, что не сумеет ему помешать.
Злость в ней разгоралась ярким пламенем.
– Так есть? – настойчиво спросила Морана, заперев свой страх глубоко внутри и не отрываясь от его гипнотического взгляда.
– Ты девственница? – спросил он тихим смертоносным голосом виски, который завладел ее чувствами и одурманил разум.
Разумный вопрос. В кои-то веки.
– Нет, – ответила она, приподняв брови и подначивая его произнести хоть слово.
Он молчал.
Но сунул вторую руку ей между ног без лишних предисловий, отодвинув пальцами ткань белья, и устремился к самому сокровенному местечку.
Морана выгнула спину.
Ток пробежал по телу, заставляя поджать пальцы ног прямо в туфлях, а донесшийся до нее запах собственного возбуждения распалил ее еще сильнее. Одной рукой он держал ее за шею, а второй умело ласкал лоно, держа в плену своего взгляда.
В этот миг Морана осознала, как сильно он ее контролировал, как много контроля она отдавала в его руки. А за этим осознанием накатила волна ненависти и ярости. Тело могло предать ее, но разум – никогда.
Перенеся свой вес на одну руку, она убрала вторую со столешницы, опустила ладонь прямо на выпуклость в его брюках и сжала так же, как он сжимал ее шею. Он резко толкнулся бедрами вперед, едва не задев край столешницы, а его глаза вспыхнули. Тристан Кейн знал, что она делала. Он сделал ее уязвимой. Она ответила ему тем же. Бинго.
Его пальцы так и не проникли внутрь, а только кружили снаружи, обходя вниманием клитор и скользя возле входа, отчего по телу Мораны шли потоки удовольствия и такого мощного, глубокого желания, что она начала бы умолять, будь на его месте кто-то другой. Она и так еле сдерживалась, прикусив губу, чтобы подавить стон желания, и лишая его удовлетворения.
В ответ Морана крепче сжала пальцами его возбужденное достоинство, и в его груди раздался тихий звук, который она сумела услышать только потому, что они находились так близко друг к другу. Будь на его месте кто-то другой, она бы восхитилась его самоконтролем. Он был таким большим в ее руке, больше ладони, настолько, что она не могла удержать его целиком, и ее стенки сжались от желания под натиском жажды плоти. Морана дышала часто и тяжело, а сердце колотилось в груди, окончательно выйдя из-под контроля.
И вдруг он остановился.
Убрал руки.
И с ее шеи, и от ее лона.
Она убьет его, в самом деле убьет, если он сейчас прекратит.
Тристан Кейн достал бумажник из кармана блестящими от следов ее возбуждения пальцами, и от их вида, от осознания, где побывали эти пальцы, по телу Мораны пронеслась новая волна неконтролируемого жара. Такими темпами она воспламенится еще до того, как он войдет в нее.
Он достал презерватив и разорвал упаковку зубами. Морана не смотрела на его расстегнутые брюки. Он тоже.
Внезапно, прежде чем она успела сделать еще хоть один вдох, Кейн снова схватил ее за шею, на сей раз с затылка, как тогда, в пентхаусе, и уперся второй рукой в гранитную столешницу возле ее ладони.
Морана почувствовала, как головка члена коснулась клитора. У нее участилось дыхание, а осознание того, что она делала это не с кем иным, как с Тристаном Кейном, будоражило какую-то ее глубинную часть. Она хотела этого. Ей было тошно, и она злилась на саму себя. Но все же ей это было необходимо.
Необходимо, чтобы он терся об нее и заставил разрядиться, но не как бомбу, а как женщину. Боже, ей было необходимо кричать во все легкие, пока он трахал ее в точности, как обещали его глаза всякий раз, когда он смотрел на нее, с самой первой их встречи. Ей было необходимо почувствовать себя распутной, сексуальной. И ей это претило. Претила эта потребность. Претило, что он заставил ее изнывать от желания, словно одержимую.
