Ирина Цветкова - Жребий судьбы
В пути он провёл два часа. Сердце билось в ожидании чего-то неведомого. А поезд ещё стоял на станции Копани – это был разъезд встречных поездов. Навстречу из Николаева шёл почтовый поезд № 3.
И вот он уже постучал в двери николаевской квартиры Ладейниковых. Дверь открыла сухощавая седая женщина.
– Простите, мне нужна Ладейникова Вера Викентьевна, – сказал он.
– Я Вера Викентьевна, – ответила она. – Вы по какому вопросу?
– Разрешите войти? Спасибо, – сказал он, войдя и сняв шляпу. – Я по поводу девочки, взятой вами девятнадцать лет назад из Перепелицинского монастыря…
– О нет! Только не это! – воскликнула хозяйка квартиры. – Мы давно вычеркнули её из своей жизни!
– Помилуйте, я хотел бы…
– Нет! Нет, я не хочу ничего о ней слышать! Мы через суд отменили наши родственные узы. Теперь она ни на что не может претендовать!
– Она и не претендует! Послушайте же меня! Я отец этой девочки. Я лишь недавно узнал о её существовании, впрочем, как о двух других моих девочках – так сложились обстоятельства. Я увидел её арестованной в полиции. И мне удалось раскопать то, что вы удочерили её после смерти матери. Расскажите же, что произошло, почему она стала на скользкий путь? Те две мои дочери – другие, с ними подобных проблем нет: одна певица, как и её мать, вторая преподаёт младшим девочкам чтение, письмо и арифметику. Я сам в отчаянии, помогите мне понять произошедшее.
Вера Викентьевна, немного успокоившись, стала рассказывать:
– Мы взяли самую крепкую девочку. Они трое родились раньше положенного срока, муж посмотрел их и сказал, что надежды мало, нужен очень хороший уход, чтобы они выжили. Единственная из них, кому он давал хороший прогноз, это была наша дочь. Когда их мать умерла, мы взяли девочку и увезли её в Николаев. Поначалу было всё хорошо. Она росла, радовала нас. Но постепенно мы стали замечать некоторые черты её характера, которые нас удручали. Например, когда она была ещё совсем маленькая, я кормила её с ложечки, а она, глядя на меня, переворачивала тарелку на пол. Или разбивала мою любимую вазу и смотрела на мою реакцию. Могла облить моё платье чем-нибудь и тоже любовалась, как я расстраиваюсь. Вот так и росла. Нет, поначалу мы её не ругали, считали, что она делает это нечаянно. Постепенно мы стали замечать, что у нас пропадают деньги. Потом поймали её на воровстве. И тогда она, уже не скрываясь, говорила, что возьмёт всё, что ей нужно. Стали пропадать и ценные вещи. Она их продавала кому-то и выручала за них деньги. Потом сама стала пропадать из дому. Уходила, потом появлялась через время. Знаю, что она играла на деньги в игорном доме. Мы решили с отцом сказать ей всю правду о её происхождении. И когда мы это сделали, она обвинила моего мужа, что он специально умертвил её мать, дабы взять её себе. После этого у мужа случился удар, он недолго полежал и скончался. Я выгнала её из дому и прокляла.
Полевиков молчал. Как он сожалел сейчас, что жизнь выбрала для него именно такой путь! Почему он не сам воспитывал своих детей? Ведь тогда он смог бы найти ключик к сердцу своей строптивой дочери и наставить её на путь истинный без проклятий.
– Простите, – произнесла Вера Викентьевна. – Я, кажется, наговорила лишнего. Но так случилось. Она нанесла мне самый сильный удар – погубила моего мужа, который и взял её в нашу семью. Я не могу ей этого спустить. А что она опять натворила, за что её взяли в тюрьму?
– Она с бандой сообщников грабила ювелиров. Вера Викентьевна, а почему вы не называете её по имени? Как её зовут?
– Её зовут Марина, – с трудом проговорила собеседница. – Марина Алексеевна Ладейникова. К сожалению, она носит фамилию и отчество моего мужа.
– Ничего, я могу избавить вас от этого и перевести её на своё имя.
– Ах, оставьте, это уже не имеет никакого значения! Мне всё равно. Главное, что по суду мы лишили её всех прав на наше имущество.
В это время в комнату вошёл подросток.
– Добрый день, – вежливо поздоровался он с гостем. – Мама, а когда мы будем обедать?
– Это мой сын Артемий, – представила его Вера Викентьевна. – Он родился, когда Марине было пять лет. Муж говорил, так бывает, когда долго нет детей, то усыновляют ребёнка, а потом может родиться свой. Что-то в организме происходит, какая-то перемена. Вот и я смогла иметь сына. Теперь спокойная старость мне обеспечена. Главное, чтобы Марина никогда больше не появлялась на нашем пути.
– Ради бога, простите меня за Марину. Ради Бога, простите, – Павел Иванович, прикладывая ладонь к сердцу, пятился к двери, – мне не пришлось самому её воспитывать, поэтому мне так неудобно перед вами, что она принесла вам много терзаний.
– До свидания, – попрощалась с ним Вера Викентьевна. И уже на прощание добавила: – Мы подняли её на ноги, а то, что она пошла не по той дорожке, уже не наша вина. Мы всё делали для неё.
* * *Херсонская губернская тюрьма, или, как её ещё называют, Тюремный замок. Маленькое помещение для свиданий, наблюдатель-конвоир. Здесь отец и дочь впервые встретились глаза в глаза. Криминальный налёт, которым Марина бравировала, выставляя напоказ свою раскованность и непринуждённость, остался за дверями этой комнаты. Сейчас она тихо и просто говорила:
– Ладейниковы были хорошими родителями. Они хорошо ко мне относились. Они всё для меня делали. Но никогда, ни разу в жизни они меня не приласкали, не поцеловали. Мне очень хотелось услышать, что я у них единственная и неповторимая, что они без меня не смогут жить, что я – смысл их жизни. Но они, хоть меня никогда и не обижали, но и не проявляли родительской любви. А у меня в душе, где-то внутри рождалось что-то, непонятное мне самой. Я понимала, что поступаю нехорошо, но могла что-нибудь разбить или уронить тарелку на пол. Зачем? Не знаю. Наверное, мне хотелось услышать, что это не беда, главное, чтоб ты была у нас жива-здорова, а вещи мы заменим. Но мне никто никогда таких слов не говорил. А я хотела обратить их внимание на себя. Они как-то сдержанно ко мне относились. Меня это злило. Хорошими делами я не могла привлечь их внимание, они всё воспринимали, как должное. А вот на плохие поступки реагировали бурно. Когда брат появился, они стали своё внимание делить на двоих. Мне его и так не хватало, так и это отняли… Я стала воровать деньги, думала, родители задумаются, почему я это делаю. Я всего лишь хотела привлечь их внимание. Но это вызывало у них ярость. Они стали бороться со мной. А я в ответ – ещё больше. Я сама не знаю, откуда у меня эта злость и желание делать назло. Не слышите меня – получайте. И пошло – коса на камень. Я стала от обиды убегать из дому. Познакомилась с теми, кто меня понимал, кто хотел меня видеть такой, какая я есть, не переделывая меня. А им всегда нужны были деньги. Я узнала другую жизнь, которая мне понравилась – ведь меня оттуда не гнали и не осуждали. Мы вместе делали разные дела, это было интересно и стрёмно. Ещё у меня страсть появилась – игра. Это тоже требовало денег. А ещё я смотрела на других девушек и женщин, мне хотелось, как у них, иметь золотые украшения, колечки с бриллиантами. Родители мне ничего подобного не дарили. Ещё и заявили, что я им не родная дочь. Вообщем, отреклись от меня. Когда отец умер, мать меня прокляла. А я так рыдала, когда узнала о его смерти… Но она меня обвинила в его смерти и даже не сообщила мне, чтобы я не пришла на его похороны. Она в суд подала, чтоб официально оформить наше расставание с этой семьёй. Мне уже терять было нечего. Я пошла вразнос. Тем более что у меня там всё получалось – сколько я полицию за нос водила! Всех на уши поставила! Значит, на что-то я способна! Жаль, что мои способности не пригодились в семье, они сами толкнули меня на улицу. Ну, а то, что я играю и люблю золото и бриллианты – признаю, виновата. Но я сама всё это для себя добывала, мне никто ничего на золотом блюдечке не подносил. Пришлось применять все свои способности для добывания требуемого. Ты меня осуждаешь? – спросила Марина у Павла Ивановича.
