Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
Злые слезы подступили к глазам, но Оксана не позволила себе заплакать.
На коленях приползет, землю будет лизать у ее ног, чтобы она только на него посмотрела.
Оксана вышла на улицу, села на лавочку и позвонила.
– Атхит, здравствуй, это Оксана. Помнишь, ты говорил, что твоя бабка колдунья? Сколько она возьмет, чтобы приворожить одного человека? Вернее, присушить, да так, чтобы дышать без меня не смог…
– Я уже успела соскучиться, Надь! Как Димыч? А Димка большой как? Приехал?
Ольга сидела в кресле-качалке и разговаривала с Надей по телефону, когда на террасу ворвался Сергей.
Он упал перед ней на колени, схватил ее руки и стал их бешено целовать, вместе с мобильником, который она держала.
– Прости меня! Прости! – горячо зашептал он. – Я так виноват перед тобой, так виноват!
– Ну что ты, Сережа, что ты! – Ольга прижала его голову к своим коленям, поцеловала в затылок, погладила по короткостриженым волосам. – Ты был взвинчен, раздражен, ты устал… Я тебя давно простила!
– Родная моя, любимая! Я подлец, я мерзавец! – Ольге показалось, что он заплакал – так вздрогнули его плечи и задрожал голос.
Она испугалась. Плачущий Барышев – это было чем-то настолько противоестественным, что смахивало на психическое расстройство.
– Перестань, Сережа! Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что я люблю тебя! Перестань!
Он как-то странно всхлипнул и сграбастал ее в объятия вместе с креслом. И так прижал, что Ольга едва не вскрикнула.
– Сережа!
– Извини… – Он ослабил хватку и, неудобно стоя на коленях, пристроил голову у нее на груди – как маленький мальчик, как сын, которого первый раз в жизни обидели во дворе большие мальчишки, и он примчался домой просить у нее защиты.
– Что случилось, Сережа? Почему ты вернулся так рано?
– Ничего не случилось, все в порядке, – сказал он голосом, каким сообщают о том, что все летит в тартарары. – Просто… просто мы возвращаемся в Москву, Оля.
* * *Московский воздух показался ей пьянящим.
Ольга надышаться им не могла. Здесь даже выхлоп казался каким-то особенным – своим. Старые «шестерки» и «Волги» чадили неповторимым, непередаваемым черномасляным дымом, напоминая – ты дома, наконец-то ты дома!
Но дома Ольгу при виде горы чемоданов и сумок охватил веселый ужас.
– Да-а, – засмеялась она, без сил плюхнувшись на диван, – это мне не разобрать никогда! Господи, Сережа, так я и не пойму, к чему была такая спешка? Ничего толком не успела сделать! Вот сейчас, хоть убей, чтобы я вспомнила, где что лежит…
– Вспомнишь, – Барышев сел рядом, сжал ее руку и окинул комнату странным взглядом – словно видел ее впервые и пытался удостовериться, что это его дом и его гостиная. – Вот разберешь и тогда вспомнишь…
– А вообще-то, я рада, что моя экзотическая жизнь закончилась. – Ольга положила голову ему на плечо. – Хватит с меня! Хватит с меня моря, бананов, пальмов и обезьянов! С этого дня отдыхать будем только в Арктике!
Сергей потерся щекой о ее волосы.
– И детей сейчас привезут… – мечтательно сказала Ольга и, бросив взгляд на огромные напольные часы, подскочила. – Мамочка моя! Детей же привезут, а у меня ничего не готово!
Она заметалась по комнате, начала открывать сумки и чемоданы, но, поняв, что достать подарки все равно не успеет, застыла на месте.
– Нет! – всплеснула руками Ольга и повторила: – Мне этого не разобрать никогда!
Она поддела ногами тапки, стоявшие в коридоре, и выскочила за дверь, в чем была – в легкой блузке с короткими рукавами и шелковых брюках. Сергей подумал, что надо бы тоже выйти встретить детей, да и Ольга без верхней одежды простудится… Но сил не было.
Он встал, подошел к бару, налил себе стопку водки…
Он все равно сбежит. От себя самого. Не получится скрыться в Москве, схватит в охапку детей и Ольгу и помчится в глухую тайгу; если и там нахлынет тоска по смуглой коже, миндалевидным глазам, аромату сандала и золотому скорпиону – побежит дальше, в Арктику; а если и там… Он изменит имя, фамилию, побреется наголо, сделает пластическую операцию. Да мало ли способов убежать от себя самого…
Он залпом выпил водку.
Она показалась ему водой.
– Господи! Машка, Мишка, Костенька! – Раскинув руки, Ольга попыталась обнять выскочивших из машины детей всех сразу, но у нее не получилось – в объятия попался один Костик, а Мишка и Маша с визгом повисли на ней, едва не повалив в снег.
– А ты подарки привезла?! – в один голос завопили Миша и Маша.
– А вы как думаете? – засмеялась Ольга, целуя их в щеки.
– Привезла, – рассудительно сказал Костик и, подумав, добавил: – Папу!
Барышев выскочил на крыльцо и гаркнул во всю мощь своих легких:
– Оля, ты с ума сошла! А ну, быстро в дом! Простудишься!
– Папа! – кинулась к нему Машка.
– Папа! – побежал за ней Мишка.
– Мой папа! – наперегонки с ними ринулся Костик.
– Нет, мой! – закричала Маша.
– А вот и мой! – перекричал ее Мишка.
Барышев сграбастал их всех в охапку – у него получилось, – расцеловал кого куда – в мохнатые шапки, в глаза и даже в вязаные рукавицы. Кажется, в глазах у него блеснули слезы…
Ольга смотрела на всю эту кутерьму и думала: ну, наконец-то… наконец-то все как прежде.
И ее больше не мучили никакие бредовые предчувствия.
Из-за подарков, конечно, вышли мелкие конфликты – не могли не выйти, потому что это была борьба не за вещи, а за родительскую любовь.
– А это кому? – ревниво спросила Маша, выхватывая из горы свертков блестящую коробку, перевязанную ярко-красным бантом.
– Это тоже тебе, – дипломатично ответила Ольга.
– А это? – отложив коробку, Маша вытащила сверток с изображением вертолета.
– Это Косте.
– Ну вот! – надула губы Машка. – Все Косте да Косте…
– Машка! Нахалка! – засмеялась Ольга. – Костя, а ну бери скорей свои подарки, а то Машка все захапает.
– Мне не жалко, – заулыбался Костик. – Пусть хапает. Ей вертолет через пять минут надоест.
– Ну, стратег! – захохотал Сергей. Он сидел на диване и с удовольствием наблюдал за этой веселой возней. – А я-то хотел сказать, молодец, девочкам уступает.
– Мам, а Петьку вы там оставили? – почему-то шепотом спросила Маша.
– Что ты, глупенькая… Спит Петька. Устал и спит. – Она обняла Мишку, увлеченно рассматривающего радиоуправляемый джип. – Ну что, нравится?
– Лучше бы настоящий, но пока и этот сойдет.
Барышев снова захохотал, и Ольга тоже, ощущая абсолютное, безоговорочное счастье.
Они не заметили, как Машка вытащила из вещей тубус и одну за другой стала разворачивать Ольгины тайские картины.
– А это что? Ой! Красиво-то как!
