Майкл Прескотт - Когда отступит тьма
Проедет милю-другую. Что тут такого?
Лачуга Роберта Гаррисона стояла в конце мощеной дороги, на невысоком холме. Несколько десятилетий назад пожар уничтожил на нем весь лес, впоследствии там выросли лишь несколько сучковатых сосен, сплетающихся ветвями в нижней части склона.
Возле лачуги не было ни деревьев, ни кустов, только бурая трава, высокая, но притоптанная, да напоминающие варикозные вены вьюнки.
Эндрю казалось, весной там должны цвести примулы, но весна еще не пришла.
Сидя на корточках в сосновой рощице за чертой пожара, он разглядывал холм и лачугу в приложенный к солнечным очкам бинокль. Взгляд его блуждал по всей вершине, но постоянно возвращался к окну лачуги, за которым нельзя было ничего разглядеть, так как в нем отражалось солнце.
И все же Эндрю был почти уверен, что в лачуге никого нет. Грузовика Роберта, во всяком случае, не было видно. Обычно, как ему помнилось, грузовик стоял на вершине и бросался в глаза.
«Мерседеса» Эрики тоже нигде не было. Эндрю рассчитывал найти его стоящим на холме или на дороге.
Он засомневался, что его жена приезжала сюда.
Искать ее здесь имело прямой смысл. Эндрю знал, что Эрика должна была подозревать брата в убийстве Шерри Уилкотт. В прошлом году, когда еще доверяла мужу, она рассказала, что Роберт набросился на нее с ножом в лачуге, когда она приехала и предложила организовать психиатрическую помощь.
Эндрю хотел обратиться в суд, но Эрика отказалась. Видимо, опасалась скандала или не хотела подвергать Роберта публичному унижению. Как бы там ни было, этот инцидент хранился в тайне. О нем не знали даже полицейские.
И когда стало известно о смерти Шерри Уилкотт — о том, что девушка убита ножом, — Эрика должна была вспомнить о Роберте. И задуматься.
Приезжать сюда и встречаться лицом к лицу с братом было бы опрометчиво, но у Эрики в характере было присущее всем Гаррисонам безрассудство. Обычно оно таилось под внешней сдержанностью. Однако Эндрю заметил его. Знал, что Эрика под влиянием порыва способна пойти на большой риск.
Но может, она и не собиралась рисковать. Может, он ошибается, и она даже близко сюда не приезжала.
А может, приехала, потребовала, чтобы Роберт признался в убийстве, и он бросился на нее… ранил… даже убил. Затем спрятал «мерседес», тело…
Этот сумасшедший сукин сын уже набрасывался на нее однажды. Кто может сказать, что не набросился снова?
Эндрю обдумал положение и решил заглянуть в лачугу. Если события разворачивались таким образом, там по крайней мере должны остаться следы борьбы.
Игра все-таки была опасной. Хотя грузовика нигде нет, Роберт мог оказаться в лачуге.
Ну что ж, риск Эндрю не особенно пугает. На теннисном корте он играл напористо, бросая противникам вызов. В Филадельфии, а до того в Нью-Йорке бросал вызов полиции. Однажды полицейские схватили его, и он провел в камере несколько дней, пока не был внесен залог. К нему никто не цеплялся, хотя большинство заключенных были крепкого телосложения. Просто он помнил, что ягуар запускает когти в брюхо жертве и крепко держит ее, дух этой кошки горел у него в глазах и отражал все неприятности.
Люди считают его мягким. Он не мягок. Он играет честно. Играет, чтобы побеждать.
Расстегнув куртку, Эндрю коснулся «кольта» за поясом. В случае чего он сможет отбросить полу и мгновенно выхватить оружие. Он часто отрабатывал этот прием.
Тяжело дыша, Эндрю опустил бинокль, свисавший на ремне с шеи. Встал, вышел из рощицы, прошагал через густой кустарник, выросший на пожарище, карликовый лес, доходящий ему до колен.
Сначала он хотел обогнуть холм и подойти к лачуге сзади. Потом покачал головой. Укрытия нигде нет. Эта уловка ничего не даст.
И не таясь пошел по дороге.
Построенная в тридцатых годах лачуга каким-то чудом уцелела во время пожара. Это было приземистое одноэтажное строение, поменьше даже домика для гостей в Грейт-Холле, унылое, безыскусное. Кирпичная труба являлась единственным архитектурным украшением. В остальном лачуга была коробка коробкой, крепкой, но аляповатой, с покатой крышей, но без желобков. С парадной дверью, но без крыльца или ступеней, с одним окном, но без подоконника.
Эндрю поднялся на вершину, щеки его горели от холода. Находясь ближе, под иным углом, он видел черное окно лачуги: там никого не было.
У глухой боковой стены стоял большой дизельный генератор с бочками горючего по бокам. Он не работал и походил на спящее животное.
Света нет, мотор не работает. Эндрю слегка успокоился почти в полной уверенности, что лачуга пуста.
И все-таки, подходя к двери, вытащил «кольт».
Дверь была заперта. Эндрю с силой ударил в нее ногой, расщепив косяк, она распахнулась внутрь, из нее торчал язык замка.
Он быстро вошел, держа в руке «кольт» и поводя им из стороны в сторону.
Множество фильмов и телеспектаклей приучили его ожидать дульных вспышек из угла, но их не было.
Солнце полого светило в окно, оставляя половину лачуги в темноте. Эндрю стал было ощупью искать лампу, потом вспомнил, что генератор не работает.
Он немного постоял, давая глазам привыкнуть к этому странному полусвету.
Снаружи Эндрю знал лачугу хорошо; недавно он изучал ее целую ночь. Однако находиться внутри было новым впечатлением, почему-то тревожным.
Лачуга состояла из одной комнаты площадью примерно шестьсот квадратных футов. Мебель и бытовые принадлежности представляли собой невообразимую смесь современного и примитивного. Роберт покупал только то, чего не мог сделать своими руками.
Не такой уж аскет, он приобрел компактный холодильник и морозильную камеру, электрический рашпер и плитку, две разные настольные лампы и раскладушку. Одеяло и простыни были скомканы, пропитаны застарелым потом.
Вот и все атрибуты индустриальной эры. В остальном лачуга походила на жилище средневекового лесника. Ни телевизора, ни радиоприемника, ни телефона. Дровяная печь для освещения и тепла. Сделанные вручную столики и письменный стол, единственное кресло с высокой спинкой, громоздкие, грубой работы, похожие на мебель кукольного домика под лупой.
Влажное белье висело на веревке, протянутой от стены к стене. В углу стоял высокий металлический таз, должно быть, служивший и раковиной, и корытом. Воду приходилось носить из колодца на южной стороне холма, там же стоял самодельный душ для мытья в теплые дни.
Вот и все. Туалета не было; его заменяло деревянное строение в лесу под холмом, на безопасном расстоянии от колодца. Не было ни сувениров, ни произведений искусства, ни декоративных вещичек, никаких индивидуальных черт, дающих представление о живущем здесь человеке.
