Елена Крюкова - Ночной карнавал
Я принадлежу тебе. Я никогда не знала, как это огненно и торжественно — принадлежать. Губы твои горят. Огненная печать кладется на губы мои. На мышцу мою. На сердце мое. Ты находишь горящими губами кусочек плоти под ребрами, где бьется сердце. Ты кладешь огонь губ туда. И начинается волхвование. Ты, вошедши огненным сосудом в мою великую тьму, изливая и разбрызгивая огненные искры глубоко внутри моего мрака, ртом прожигаешь меня там, где неистовствует мое сердце, ища выхода, ища глотка воздуха, биясь, как в бубен, в близкое, пылающее сердце твое; и жжешь, и жжешь, и вот уже прожег насквозь! До сердца! И вот оно! Ты прикасаешься к нему огнем! Ты огнем его целуешь! Ты впечатываешь в него горящее, несмываемое клеймо любви!
Да! Так! Это свершилось!
Ты поцеловал мое сердце огнем; и с этой минуты я знаю, как соединяются в любви. Не на ложах. Не на пуховых перинах. Не в минутной задыхальной страсти.
А вот так — во мраке часовни, в море тьмы и метели, под скрещенными досками, расписанными моею кровью, под красным Распятьем, под красными косами небесной Магдалины, тезки моей и святой, грешницы и блудницы.
И огонь поял нас двоих; и огонь выпустился из нас наружу, вышел, как выходят, мгновенно отрастая, светящиеся крылья из-под лопаток; и огонь растекся по темным закоулкам затерянной в лесах часовни, вспыхнул вокруг нас, обнял нас розовым, золотым ореолом, вычертил огненные знаки на наших грудях, вскинул над нашими головами огненные венцы. Вот наша настоящая свадьба! Вот он, Божий огонь! Мы сами стали им! Он обнял нас и превратил навек в себя!
И мы уже более не станем людьми. Мы вкусили Божьего огня. Мы не вернемся в Божий мир, в тварный и подлунный мир людской. Мы уйдем туда, к небесному огню, что раскинулся над мрачными северными лесами крыльями горящих созвездий — охотника Ориона и бегущей по зениту Медведицы, Зайца и Орла, Пса и Козерога. А вот и оно, созвездие Льва. Мои звезды. Мой огонь. Мы больше не будем шить маски для ваших пьяных и непотребных людских карнавалов, где жратва мешается с блудом, фейерверк — с убийством, ослепительная улыбка — с грязным обманом. Мы уже вдохнули чистого огня. Мы причастились ясного огня. Мы стали Ангелами огня, и мы поселились навек внутри огня; как же мы можем теперь вернуться? Нет нам возврата. И, значит, нам надо уйти вместе. Нам нельзя поодиночке. Небо врозь не примет нас. Какая красота — глядеть на огонь, Магдалина! А еще прекраснее — войти в огонь и стать им. Меня когда-то хотели сжечь, привязав к столбу. Есть огонь смерти. Есть огонь жизни. И его природа одна. Бог рождает огонь в глубинах бытия. И немногим он позволяет войти во дворец огня.
В Царство огня, любимый.
Твоя часовня — такое Царство.
Вот она, наша коронация. Возьми меня за руку! Крепче!
Мы будем гореть вместе. С молитвой.
А ты знаешь, Магдалина, про раскольников Рус?.. они входили в горящий сруб со свечами, плакали, пели, молились, поджигали себя, сгорали… и души их прямиком уходили к Богу… но свою веру, свой огонь они на поруганье злым людям не давали…
И мы с тобой так же! И мы так же сгорим!
Я обниму тебя. А ты меня. Держись за мои руки. Они пламенны. И твои ладони пылают. О, как горит твое золотое лицо! Твои огненные волосы золотые! Я целую твой пламенный рот. Я вхожу в него языком огня. Ты сплетаешь огненные руки у меня за головой. Не бойся. Ничего не бойся. Вот он, наш костер.
Ничего не осталось у нас больше на земле, Магдалина. Только огонь. Только он один.
Это наше богатство! Наше Царство! Наше золото… рубины… турмалины… хризолиты… топазы… наша золотая парча… наши сверкающие мафории…
И наши Царские короны, Магдалина. Наши короны, и сам Бог надевает их на наши затылки.
Владимир! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю…
И я люблю. И ты нас, огонь, люби.
До конца.
До последнего огненного венца.
Вот он — на полнеба — взвивается, золотой, над нашими головами в кромешном мраке.
— Стреляй! Стреляй в нее, граф!
— Барон, взводи курок! Не промажь!..
— Остановитесь!.. Не стреляйте!.. Не стреляйте!.. Не стре…
Мадлен бежала так быстро, будто хотела оторваться от земли и взлететь в ночное небо. Ее белые пятки сверкали. Деревья шумели над ней на ветру. Золотые кудри искрились крупинками пурги. Короткая рубашка била ее по ногам.
Зажгите снег, мои пылающие ноги. Я пробегу смерть. Я выбегу из смерти.
В мире мороз. Холод на полмира. Боже, а Ты смилостивился надо мной. Ты сделал меня огнем.
Ряженые, Боже, сколько вас! Вы всей толпой ринулись сюда! В парк! Вы хотите поглядеть, как меня убьют! Что ж! Любопытство — не порок! Пяльтесь! Вперяйтесь! Я жизнью плачу за ваше развлечение!
Факелы безумно пылали, огонь рвался по ветру, прожигал черноту. Где-то рядом Зеленоглазая, а поодаль — море. Залив, куда впадает река. И я тоже впаду в море. Я тоже раскинусь, как река, и упаду в широкий родной залив. Князь, ты не увидишь меня. Ты должен стать Царем в нашей земле. В нашей Рус. Заклинаю тебя. Будь им.
Сделай это в память Отца. Доберись туда.
Даже если тебя убьют там — тебя убьют на родине.
А мне остается чужбина. Ее вкус. Ее горький запах. Цвет ее ночей. Ее вино — моя собственная кровь.
Кровь на снегу — ведь это так красиво, Князь.
Это Царская Шпинель на моей белой груди.
Сквозь окна пылают люстры. Огонь повсюду. Люди несут в руках свечи. Держат в кулаках шандалы. Высоко вздымают смоляные, раскидистые факелы. Жгут костры в парке, на снегу. Это люди?! Они одеты зверями. Чудовищами. Драконами. Призраками. В разрезах масок глаза женщин блестят, как топазы, как глаза умалишенных. И сгущается ночь. И накатывает вал темноты. Ты, чернота. Не боюсь тебя. Я же огонь.
Я же огонь, и звать меня Мадлен. Ты не возьмешь меня голыми руками, тьма!
Сережка вывалилась из мочки Мадлен и упала в белый снег, как когда-то, давно, на летней террасе, в вазочку с мороженым.
Только некому сейчас вылавливать алмаз на золотом крючке из смертельной белизны.
Казанова прищурился. Навел дуло.
Арлекин не мог выстрелить. Его рука тряслась, как марионетка на нитях.
Мадлен бросила бежать. Все. Хватит. Выдохлась лошадка. Уже бесполезно.
Она пошла медленно. Переступила по хрустящему снегу, как по резаной капусте. Раз, другой. Встала. Резко обернулась.
Вот они. Арлекин и Казанова. Целятся в нее.
Ну что, щенята! Не нарезвились еще! Лайте! Прыгайте! Кусайте за ноги!
