Василий Добрынин - Станкевич
— Але! — Потемкин рискнул набрать ротного.
— А, Потемкин! Вот хорошо, что ты позвонил! Станкевич Людмила просит, чтоб ты ей позвонил. Ты слышишь?
— Спасибо. А мне бы на завтрашний день…
— Отпроситься, что-ли?
— Ну, да…
— К ней собираешься, а, Потемкин? Нет! Уйдешь от меня — нагуляешься вволю. Сейчас- никаких. Ты понял?
— Я понял, спасибо.
Свернув размышления о недалеком финише, стараясь забыть разговор с командиром, Потемкин перенастроил себя на реалии дня грядущего, передохнул, и снял телефонную трубку.
— Это Потемкин!
— Спасибо, — голосу, если была в нем попытка скрыть нотки усталости, скрыть их не удалось, — Ну как я могла б не узнать? Кто еще так умеет, как мы, начинать разговор без экивоков и предисловий?
— Добрый вечер, Людмила…
— И Вам, Георгий…
— Видите, эта ошибка легко поправима, правда? Приветствовать мы научились.
— Правда. Но, это, может быть, и не ошибка?
— Значит, это манера, присущая Вам и мне. И пусть она будет, какая ни есть!
— Кажется, неплохая манера…
— Может быть. Нетипичная…
— А что, это значит? Значит, неправильная? — в наивном вопросе явно угадывалась улыбка.
— Мы можем так не считать. Это наше право.
— Я им воспользуюсь. Скажите, — не без волнения, тихо спросила она, — а Вы не воспользуетесь своим правом, уклониться от моего вопроса?
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Не воспользуюсь.
— Почему же?...
— Когда меня кто-то ищет, я думаю, что это зачем-то нужно…
— Не знала, Потемкин, — ни расстояние, ни слепота телефонных линий, уже не смогли бы спрятать улыбки, — честное слово, не знала!
— Чего Вы не знали? — поинтересовался Потемкин.
— Что Вы конкурент Маяковского.
— А я не конкурент.
— «Ищет меня», «Значит кому-то нужно…». — так зажигают звезды! Ведь так, Потемкин?
— Да. Но я не соперник, — читатель Поэта.
— Да, Вы хороший читатель. Скажите, — помедлив, вздохнула, как перед броском в глубину, Людмила, — я могу Вас увидеть сегодня?
— Можете, — отозвался Потемкин.
— А сейчас?
— Хорошо. Говорите, где?
— Запишите адрес.
— Запомню, диктуйте!
— Наверное, надо было мне Вас предупредить, что это моя квартира? Вы не ожидали? — виновато сказала она, встречая.
Потемкин ей улыбнулся, и ободрил, — Не смущайтесь. День у Вас мог быть непростым, а я просто не знаю этого.
— Откуда Вы знаете? — спросила она отступая вглубь: — Проходите!
— Я же как раз и сказал, что не знаю. Я допускаю…
— Но это, — призналась она, — это правда… Такой он есть, мой день.
— Итожить его еще рано, Люда…
Коротко, доверительно, посмотрела она на Потемкина. Он сказал верно, хотелось бы верить. Но знал бы про Севу...
— А Вы знаете, — проводила она его к столику в комнате. — Вы были в пути, а я варила кофе. Он уже есть…
— Это значит?. — спросил Потемкин.
— Значит, что Ваш отказ — не есть вежливость, а есть высшая несправедливость!
— А кто отказался?
Он, незаметно для Люды, уже осмотрелся, и понял: Сева, — «Человек, у которого шутки не без осадка, недавно был здесь». Тяжелый осадок витал в пространстве, и легенький запах дымка сигареты «Космос».
В протокольном молчании, чинно, хлебнул по глоточку горячего кофе, Потемкин и Люда, и встретились взглядами и улыбнулись. Не получалось молчать!
— Когда я открыла Вам дверь, Вы заметили верно, — сказала Люда, — про день. Но я не думала сетовать Вам на это…
— Вы и не делали этого, я это заметил сам. Это нормально, Вы постарались помочь мне, я это помню, и помогу Вам.
— Серьезно? Я Вам помогла?
— Да, Люда, серьезно.
— Значит скоро все станет известно, про это убийство?
— Жаль, — с дружелюбной улыбкой ответил Потемкин, — но это не значит, что скоро.
Улыбка застыла. — А мне, — подумала вслух Людмила. Но мысль была неуверенной, — ладно...
— А, может, — сказал, видя это, Потемкин, — я Вас пойму? Говорите, меня это не затруднит.
— Скажите, а… — оживилась, круто меняя тему, Людмила, — что это — шутка? Приходит ко мне человек, и, между тем, сообщает: «Милиция арестовала собаку»? Ваш комментарий?
— М-мм… А когда это было?
— Да, было...
— Неважно. Отвечу, Люда. Теоретически, к нам попасть мог «любой меньший брат наш», включая пернатых. Но, вопрос: «Почему он попал?» — это не к нам, — к владельцу!
«А быть, — в уме просчитал Потемкин, — могло это либо вчера, либо, скорее всего — сегодня! Понятно ведь кто он, герой анекдота — Потемкин. А было все это позавчера. Не тот ли, поведавший эту историю Люде, — причина ее «непростого дня?»
— А шутки у Вашего друга, не без осадка, однако?
Живо вскинув навстречу Потемкину взгляд, Люда на полмгновения оторопела:
— Похоже... А-а, откуда Вы его знаете?
— Я его не знаю.
— Каламбур какой-то... А-а, Вы тоже считаете, что профессия накладывает свой отпечаток?
Потемкин очень не походил на Севу, и голос Людмилы звучал нараспев, не совсем уверенно: — Я, как-то считала, что человек — место, а не оно…
Потемкин, не зная сомнений Людмилы, признался: — Согласен: человек красит место, а не наоборот. Но, профессия накладывает свой отпечаток. Всерьез, и, может быть, глубокий, — смотря как Вы к ней относитесь. Это естественно и неизбежно.
— Неизбежно для Вас?
— И для меня…
— И Вы не боитесь признаться?
— Не боюсь, — улыбнулся Потемкин, — ведь отпечаток вполне может быть хорошим. Чего бы и нет? Профессий плохих, например я, не знаю…
— Курите, — предложила Людмила, я видела, Вы же курили. Проветрю потом…
— Спасибо. Скажите, работы, которые нас окружают, Ваши?
— Да, я книжный график.
— Можно глянуть на них поближе?
— Конечно. Вам интересно?
— Да, — поднимаясь, ответил Потемкин.
— А! — улыбнулась; озорно и шутливо, «разочаровалась» Людмила, — Они ж на меня — отпечаток…
— Профессия, Люда, у Вас хорошая!
— Далекая, очень, от Вашей.
— А, может быть, между ними общего больше, чем кажется, Люда? — остановился Потемкин, — Это Шекспир: «Ричард IV»?
— Не ошибаетесь.
— Кровавая пьеса, однако: два акта — тринадцать убийств!
— Думаю, это зависело не от Шекспира. Время было такое. Оно диктовало автору. А Вам, — просквозило в голосе разочарование, — теперь все стало ясно, наверное, да?
— Что именно?
— Ну, книжный работник, всего начиталась, фантазия есть — и решила достать Вас Людмила Станкевич…
— Я так не думал. И не уверен даже, что Вы обожаете детективное чтиво. Кристи Вы не читаете, нет?
