Джудит Гулд - Вторая любовь
— Вероятно, так, — пробормотала разом помрачневшая Венеция.
Она посмотрела мимо Дороти-Энн на крутой, почти вертикальный склон, где расположились открытые морю комнаты, спрятанные от глаз густой тропической растительностью. Только серебряные струи воды, падающие каскадом из одного бассейна в другой выдавали их расположение. Бриз шевелил гигантские листья и гонял тени и солнечные пятна. Суета на одной из террас испугала стайку попугаев. С криками ужаса они взлетели, сверкнув ослепительной радугой красок. Венеция увидела, как фуникулер с соломенной крышей начал медленное движение вниз по холму. Снабженный электрическим мотором и, следовательно, бесшумный, он не издавал ни звука.
Венеция Флуд снова посмотрела на своего босса.
— А как насчет цифр? — спросила она. — Ты обдумала, насколько повысить комиссионные?
Дороти-Энн покачала головой.
— Нет пока. Мне сначала хотелось посоветоваться с тобой. А ты?
Венеция громко выдохнула воздух.
— Детка, я вот что думаю. Это такая область, где я теряюсь. Повышение комиссионных влетит нам в круглую сумму, а туристические комплексы, которыми мы владеем, и так уже значительно потеряли в прибыли. Наш доход равен приблизительно… чему? Около восьми процентов?
Дороти-Энн кивнула.
— Что-то около этого. Ясно, он зависит от различных факторов. — Она начала считать на пальцах. — Количество. Класс путевки. Местность. За сколько дней забронирован тур… — Она подняла руки. — Это все непосредственно влияет на итог. Но я не скажу тебе ничего из того, чего бы ты заранее не знала.
— И восемь процентов сурово ограничивают нашу щедрость, — негромко подчеркнула Венеция.
— Не могу с этим спорить, — голос Дороти-Энн звучал почти совсем безжизненно. — Но так или иначе, нам необходимо немедленно начать выздоравливать, и побыстрее. Есть единственное лекарство. Мы должны добиться, чтобы пустовало менее, чем двадцать два процента мест. Это наша критическая точка. Иначе…
— Не продолжай, — мрачно прервала ее Венеция. — Мы по уши в дерьме.
— И все связано с объемом продаж, — продолжала Дороти-Энн. — И в этом-то весь фокус. Чем больше комнат мы сможем заполнить, тем щедрее будут наши комиссионные. И точно также, чем щедрее будут наши комиссионные, тем больше комнат мы должны занять.
— Четверть процента? — Венеция попыталась прощупать почву. — Будет ли этого достаточно?
— Чтобы отключить долгую память? — Дороти-Энн рассмеялась. — Господи! Если мы хотим, чтобы у нас не было отбоя от посетителей, мы не можем мелочиться. Я бы сказала, как минимум целый процент. А в идеале два.
— Так много? Милая, а ты не перегибаешь палку?
— Неужели? — голос Дороти-Энн зазвучал вкрадчиво. — Венеция, мы сражаемся за наше будущее. На карту поставлено само наше существование! Или это еще неясно?
— Поверь мне, детка, ясно. Очевидно, как тонна кирпичей. — Венеция подносила «Маргариту» ко рту и вдруг остановилась, стакан застыл на полдороге к губам. За спиной у Дороти-Энн фуникулер достиг нижней отметки, и негритянка заметила единственного пассажира, вышедшего из него.
«Неужели? — удивилась Венеция. — Или глаза меня обманывают?» Ведь если это не обман зрения, то она могла поклясться, что единственным пассажиром фуникулера был — возможно ли такое? — или это все ее воображение? — нет, точно — Хант Уинслоу!
— В чем дело? — Дороти-Энн выглядела озабоченной. — Дорогая, у тебя такой вид, словно ты увидела привидение.
Венеция не взглянула на подругу.
— Детка, — пробормотала она, — ты, случайно, ничего от меня не скрываешь? А?
— О чем это ты?
Но негритянка не ответила. Она подняла гибкую руку и махала ею, пока не привлекла внимание вновь прибывшего посетителя.
На лице Ханта отразились все его чувства. Сначала он, как и Венеция, был ошеломлен, потом посмотрел недоверчиво, затем, не веря своим глазам, удивился и, наконец, расплылся в сияющей, без примеси, улыбке удовольствия.
— Венеция! — воскликнула Дороти-Энн и начала поворачиваться.
Но подруга потянулась к ней, схватила ее за руку и заставила не двигаться.
— Детка! — прошептала она краешком улыбающихся губ, — перестань так себя вести. Просто сиди и принимай все как должное. Я хочу увидеть на твоем лице самую радостную, самую солнечную улыбку, на которую ты только способна. Ну же, давай, — попросила Венеция. — Скажи «сы-ыр».
«Сы-ыр»?
Дороти-Энн свирепо уставилась на нее.
— Я не стану делать ничего подобного! — рассердилась она, горделиво выпрямившись. — Я хочу знать, что, черт возьми, происходит, или, да поможет мне Бог, я предупреждаю тебя, Венеция, я… Я за себя не отвечаю!
— И не надо. — Молодая женщина пожала плечами. — Меня это не касается. Потому что, детка, твоя подружка сейчас испарится.
С этими словами она одним глотком допила коктейль, мужественно справилась с отрыжкой, взяла свою торбу, отодвинула стул и поднялась на ноги.
— Арриведерчи, — просияла улыбкой бывшая модель. — Крошка, меня здесь уже нет.
Дело было сделано. Несмотря на раздражение, Дороти-Энн оказалась во власти любопытства. Она развернулась и стала оглядывать ресторан.
Пустые столики, кучка обедающих, мужчина, слегка похожий на Ханта Уинслоу…
Она отбросила мысль о сходстве прочь, начала поворачиваться в прежнее положение и немедленно дернулась обратно.
Святые угодники.
Какое тут сходство — настоящая Маккой!
Господь в небесах. Хант! Собственной персоной! Направляется к ней. Он, этот неприлично высокий, лучший образчик мужской породы.
Жалобный стон вырвался из горла Дороти-Энн.
— Хант? — пролепетала она слабым, неуверенным, еле слышным голосом.
Миссис Кентвелл взглянула на темнокожую подругу глазами, в которых вдруг появилась паника.
— Хант… Уинслоу?
— Точно, детка, — подтвердила Венеция. — Сенатор Уинслоу собственной персоной!
Дороти-Энн смотрела, вся дрожа, как мужчина упругой походкой направляется прямиком к ней с такой легкой непринужденностью, и каждый шаг этой особенной, самоуверенной походки выражает стремление немедленно добраться до цели. И если сенатор, судя по всему, не замечал того впечатления, которое производит, то Дороти-Энн отлично разглядела поворачивающиеся в его сторону головы.
Уинслоу подходил все ближе, и сидящей Дороти-Энн казалось, что он становится все выше и выше, пока Хант не заполнил целиком поле ее зрения.
— Венеция! — запричитала она. — Ты не можешь оставить меня с ним наедине!
— Да неужели? — губы негритянки расплылись в широкой улыбке. — Ну, следи за мной.
— И куда это ты собралась как раз тогда, когда ты мне больше всего нужна?
— Я, — величественно произнесла Венеция, пристраивая сумку на плече и опуская вниз очки, — собираюсь заняться общественно полезной деятельностью.
— Повтори-ка еще раз!
— Ну а как ты еще назовешь процесс расширения горизонтов для скрывшегося молодого человека?
— О Господи, — с отвращением произнесла Дороти-Энн, — мне следовало догадаться. Отправляйся. — Она хлопнула в ладоши. — Иди, совращай младенцев.
— Я как раз собираюсь это сделать. — Венеция сопроводила улыбку легким поднятием бровей. — Только помни, дорогая. Будь уверена в себе и поступай так, как поступила бы я!
И помахав рукой, она отплыла прочь, предоставив Дороти-Энн возможность самой позаботиться о себе.
Та впилась яростным взглядом в удаляющуюся спину негритянки. Это никак на нее не подействовало, и Дороти-Энн осталась сидеть на своем месте, положив подбородок на руку. Она насупилась.
Венеция отошла еще не слишком далеко и замедлила шаг, встретившись с Хантом.
— Она в твоем распоряжении, малыш, — промурлыкала она, игриво поглаживая его по руке. — Но будь осторожен. Эта леди все еще очень уязвима.
Венеция слегка наклонила голову вперед, чтобы ее серьезные глаза посмотрели на сенатора поверх темных очков. Она без слов предупреждала его, что если Хант обидит Дороти-Энн, то ему придется иметь дело с ней, Венецией Флуд.
Уинслоу отлично понял, что ему хотели сказать.
— Вам незачем волноваться, — заверил он женщину.
Венеция кивнула.
— Вы хороший парень, Чарли Браун. — Потом, повернув голову, она послала Дороти-Энн горящий взгляд через плечо. «Веселись!» — одними губами произнесла подруга.
И пошла прочь.
«Веселись! — сварливо повторила про себя Дороти-Энн. Она нахмурилась. — С какой радости тут веселиться, если тебя бросили в беде?»
Хант быстро преодолел расстояние между ними. Подойдя к столу, он остановился и посмотрел на сидящую молодую женщину.
