Ксения Васильева - Девственница
Наташа продолжала говорить, отчего Марья чуть не свалилась тут же в обморок (как сдержалась - она не представляла!):
Я - мать, вернее, та женщина, которая родила Сандрика.
Марья сидела оледеневшая, как статуя из чистого куска льда: так вот она какая, эта девочка, родившая, подбросившая и потом через подружку пожелавшая выручить за ребенка деньги! В Марье поднялась злость. Какого черта явилась эта светская мамаша? Что ей адо? Она так и спросила:
И что же вам надо?
Собственно, действительно - что Наташе здесь надо? О чем она пришла говорить? Рассказать? Да. Рассказать все - от и до. Одному человеку наконец, - той женщине, перед которой она виновата, как и перед НИМ, Сандриком.
Я пришла... Я пришла, чтобы увидеть вас и пусть хоть поздно, но попросить у вас прощения, хотя понимаю, что прощения мне нет.
Марья немного успокоилась и ответила, но по-прежнему сухо:
Вам у него надо просить прощения, а не у меня. Мне он дос-тавлял долго одну только радость.
- Я у него просила. Он простил меня... Но вы - простите? - спросила Наташа голосом, в котором стояли слезы, но которые она изо всех сил сдерживала. Перед этой женщиной ей не хотелось быть слабачкой.
Марья встрепенулась:так вы его видели? Он знает... кто вы?
Наташа кивнула. Она увидела, что Марья изменилась в лице и быстро сказала:
Была такая ситуация, что пришлось.Сказала не я... Я хотела прийти к вам и сначала поговорить с вами. Но сложилось так ужасно... что... - и тут Наташа не смогла больше держать в себе слезы, они хлынули из глаз, и она рыдала и не могла больше сказать ни слова. Марья ничего не поняла из её бормотания, но увидела, что женщина эта искренне страдает и у неё на мгновение появились угрызения, что она слишком неприязненно встретила ее: нужно было быть спокойной и вежливой. А не агрессивной. Но не надо показывать, что она смягчилась, кто её знает, эту дамочку!
- Простите, - сказала Марья, - что я с вами резка, но дело в том, что от вас, правда, очень давно, приходила девица и стала меня шантажировать, а когда я догадалась предложить ей забрать ребенка, из-за которого, якобы, сильные страдания, то она сбежала.
Наташа слушала это в ужасе: пожалуй, о Марине она знала да - леко не все, на что та способна! Марина знала, где Сандрик, и не говорила ей, забирала себе Сандриковы деньги и даже пошла дальше. Вот почему встречает так её мать Сандрика, приемная мать. Приемная? Просто - его мать.
Она попыталась яснее выразить все, что клубилось в ней и спутывалось в невероятные узлы:
Марья Павловна, поверьте мне, я впервые узнаю об этом... Я никогда... - Наташа сглотнула комок в горле, но он снова вернулся. - Я примерно догадываюсь, кто это был. Это - страшная женщина, поверьте и... И сейчас он, может быть, с ней.
Марья вздрогнула:давайте так. Если вы пришли по-честному, то расскажите мне все. Понимаете? Все! Хоть три, хоть пять часов рассказывайте, но все, и честно. Не выгораживайте себя, я сама вас выгорожу, когда надо, я ведь не такая старая дура, какой выгляжу.
Наташа с восхищением смотрела на неё и думала, если бы её мама была такой! Ничего бы не произошло.
И она решилась рассказать этой малознакомой женщине, двойной своей родственнице, всю свою историю.
И она рассказала. Марья слушала молча. Ничего не отражалось на её лице, она только два раза взглянула на Наташу внимательным, очень внимательным взглядом, в котором проскользнула жалость и безмерное удивление: когда Наташа рассказала о переезде её, беременной, к Марине, и второй раз, когда Наташа запнулась на отношениях с Валентином-Сандриком, и замолчала.
Но Марья была умна и, поглядев на эту убитую горем и уже поч - ти некрасивую красавицу, поняла все. Но как об этом говорить?
У Марьи тоже отнялся язык.
Так они молчали и курили, отхлебывая уже не чай, а по третьей чашке кофе... Наконец Марья сказала:
Я все поняла, дорогая моя, не надо больше рассказывать. Какая же беда с вами приключилась...
И тут Наташа наконец, первый раз в жизни, бросилась на грудь родному человеку и рыдала, и просила прощения, а та её поглаживала по спине и говорила:
Плачьте, миленькая, плачьте, ведь вы так ни разу этого как следует и не сделали.
А в вас он влюбился, дурачок. И вы в него, уж извините, что я говорю в открытую.
- Но сейчас он у Марины! - вырвалось у Наташи, хотя, по праву, она должна была как-то объяснить Марье, какую двойственную любовь она испытывает к их - да, их! - сыну.
Марья усмехнулась: бросьте, Наташа, не у Марины он! Она, как всегда, цепляет вас крючком за самое больное. Он наверняка болтается по барам и заливает горе - хлещет водку.
Она горько задумалась и продолжала:
Я не знаю, в какой момент я его утеряла. Но вот теперь вижу, что ещё не совсем. Не окончательно. Он был в очень дурной компании, я это понимала, но сделать ничего не могла. Теперь-то я все понимаю. Ну, что мы предпримем, дорогая, - и она ласково положила руку на плечо Наташи, у той чуть опять не хлынули слезы. Марья сказала: больше не надо. Хватит. Поплакала и достаточно. Надо мозгами шевелить, а не раскисать. Всегда надо идти и находить выход. Сидя на месте и рыдая, ничего не выиграешь.
Марья посмотрела на неё с жалостью:
Наташенька (странно она обращалась к Наташе. - как к юной девушке, не матери её приемного сына, а как к его... сестре, что ли... А второй голос подсказывал: не ври себе, она обращается к тебе, как к любовнице своего сына.
Между тем Марья говорила:
Вы его когда-то родили и видели две секунды. Да, для вас сейчас он просто очаровательный молодой человек, который излечил вас от страшной болезни - безлюбия! И вы с этим отношением к нему боретесь. Узы крови? Их нет, если нет общения. Внутри организма? Да они уже давно разжижились и превратились в нем в мою кровь, в мои узы под психологическим воздействием. Поверьте мне! Единственное, что мы должны сделать быстро, - это посадить Марину! Как наводчицу. Сандрику тоже придется попотеть, но это ему полезно. Он все вернул, и в этом - его оправдание. Какое-то. Ну, посидит. А может, и нет.
Наташа вытащила пакет с деньгами:
Вот те деньги. Которые он мне вернул. Но они принадлежат ему. За все годы... Возьмите. На адвоката. Я вас очень прошу. Умоляю... Я не хочу, чтобы он сидел. Ни минуты.
Марья опять посмотрела на неё своим пронзительным взором, по молчала, потом взяла деньги, сунула их в ящичек столика и сказала: хорошо. Что останется - я отдам вам. Только вам. Не ему. А там - вы, как хотите. Адвокат же ему понадобится. - По-деловому спросила, - скажите, а вы смогли бы позвонить этому сыщику и рассказать вкратце, конечно, не обо всем, что Сандрик все вернул и сказать о Марине? Наташа испугалась:
Но она же ему отомстит!
- Не отомстит! - уверенно заявила Марья. - Не думайте, что Сандрик так беззащитен! Только не болтайте ему много, этому сыщику. Пришел, раскаялся...
Наташа вдруг почувствовала, как устала! Она стала уставать от людей, особенно энергичных и деятельных, таких, как Марья... И вообще, ей уже надо побыть одной и снова и снова все продумать... Она встала.
Марья спросила:что, вы уже уходите?
Наташа кивнула. У неё совсем не осталось сил.
Марья тоже встала.
Когда захотите - звоните.
* * *
Наташа вошла в квартиру и грохнулась тут же на тахту - ноги не держали.
О Боже! Надо звонить сыщику, иначе Марина может начать действовать! Может быть, действительно, Сандрик у неё вчера не был, а если и был, то не так, как хотелось бы Марине!
Она подтянула к себе за шнур телефон. Вздохнула и набрала номер. Сыщик взял трубку сразу. Она улыбнулась самой себе, настраиваясь на милый разговор с сыщиком, что ей все вернули и человек этот может к нему прийти и все рассказать. Хотя, где этот человек? И как она его разыщет?
- Александр Евгеньевич? Здравствуйте. А это ваша потерпевшая, Наталья Александровна, - сказала Наташа. Но то, что она услышала, повергло её в шок. Он сказал довольно грустно:
Как же, как же, помню... Но вы - не самая потерпевшая в этой непонятной пока истории. Ваша приятельница потерпела больше, если так можно выразиться. Она убита.
Наташа хотела бросить трубку, но поняла, что этого делать нельзя.
Сандрик! Он был у Марины! - и еле справившись с судорогой, которая охватила её горло, не своим голосом произнесла:
Как? Не может быть! Евгеньич (как называла его Марина - ныне... Какой ужас!) также грустновато ответил: как? Задушена. Вы давно её видели?
Наташа задрожала, сказать, что видела? Но тогда потянет из неё жилы этот сыщик, а она не выдержит и что-нибудь да не так скажет! И она, стараясь казаться очень огорченной, а не взбудораженной и испуганной, ответила:нет, я больше её не видела. Уезжала на дачу, недавно приехала... Боже мой, но кто? Кто мог?
Евгеньич усмехнулся как-то странно:ну, могли многие. У неё были разные связи. Вы никого из её друзей не знали? Впрочем, - перебил он сам себя, не телефоный это разговор, - и закончил: вы будете дома? Сегодня?
