Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах-II
Однако следователь невозмутимо продолжал:
— Во-вторых, своей властью, которая пока у меня есть, я освобождаю вас из-под стражи. Вот пропуск. А мне вы оставите подписку о невыезде и не вздумайте ее больше нарушать. Распишитесь…
Вот уже и белый прямоугольничек пропуска в руках, и на бланке поставлена неразборчивая от волнения подпись, но Артур никак не может сбросить с себя оцепенения, все не может поверить…
— И, наконец, третье — самое главное, — следователь протянул Артуру казенный запечатанный конверт. — Это должно немедленно попасть к Калныню.
— К Калныню? — тупо переспросил Артур.
— Да, к нему, немедленно, сейчас же. Вы меня хорошо поняли? Прежде чем рвануть домой, вы отправитесь к нему и передадите лично, из рук в руки, мое заключение по вашему делу. Он в курсе. Только никаких посредников — из рук в руки!
Артур кивнул и спрятал конверт во внутренний карман пиджака.
— Это все, идите.
Артур поднялся, но все медлил, колебался.
— Наверное, я должен благодарить, — пробормотал он. — Все так неожиданно, странно…
— Да, странно, — задумчиво согласился следователь и вдруг усмехнулся. — Хотя что же здесь странного? Было время, мы стреляли друг в друга, теперь друг друга пожираем. Может, хватит?
— Что?
— Да нет, ничего… Идите. Счастливо вам!
Артур кивнул и пошел из кабинета, по привычке все еще держа руки за спиной. И вдруг у самой двери остановился, будто споткнулся на ровном месте. Обернулся к следователю и увидел:
…Туманный рассвет. Хутор. Он с разведчиками притаился за стогом сена. Парень из латышского легиона, с растрепанным дубовым венком на шее, пьяным голосом, в котором горечь и отчаяние, орет: «Лиго! Лиго!» — и идет прямо к ним в руки… А потом дикий, душераздирающий крик девчонки на сеновале: «Я-а-а-н!»
Дверь была открыта. Но Артур замер у порога, не решаясь войти в свой дом. Сердце бешено колотилось. Наконец он перешагнул порог. Знакомые вещи, родные запахи. На минуту словно опьянел от всего этого. Стал посреди холла, не зная, куда дальше. Заглянул в спальню, в кабинет — никого. Может, Марта в саду?
Вдруг на кухне что-то звякнуло, зажурчала вода. Она там! Артур бросился к кухне, притормозил — не напугать бы ее своим неожиданным появлением. Мельком глянул на себя в зеркало, потрогал небритые щеки. Видик, конечно, тот, но будь что будет…
Марта стояла к нему спиной, возилась у плиты. На плечи набросила любимый махровый халат. А вот тапочки на ней новые розовые с пушистыми помпончиками…
— Марта, — тихо позвал он.
Она обернулась — перед ним стояла совершенно незнакомая ему девушка. Теперь Артур и сам не понимал, как мог не увидеть короткие черные волосы, хрупкую девичью стать.
— Боже мой, — прошептала девушка, от неожиданности выронив какую-то банку, — вы вернулись!
А Марта? Где Марта? — почуяв что-то неладное, спросил он.
— Вы… Вы не волнуйтесь, она… Теперь все хорошо. Я вот как раз к ней, — девушка показала на туго набитую хозяйственную сумку.
— Где она? Что случилось?.. Она в больнице?
— Нет-нет! — девушка поспешно сунула ему в руки приготовленную сумку. — Теперь все будет хорошо… Идите к ней сами… Боже, как она будет счастлива!
Марта смотрела на Артура, и в глазах ее светилось счастье. Этот свет заставлял забыть, что губы ее мертвенно-бледны, что в осунувшемся, исхудавшем лице ни кровинки, что серый больничный халат висит на ней, как на вешалке… Артур видел только этот волшебный счастливый взгляд любимых глаз. Марта была так же прекрасна, как в далекую пору их юности…
Они стояли в бедном, обобранном осенью больничном саду. Редкие пожухлые листья трепетали на почти голых ветвях. Тусклое солнце лишь изредка прорывало угрюмую серую пелену, стараясь подарить земле последнее, уходящее тепло.
— Они тебя насовсем отпустили? — со страхом и надеждой спросила она. — Или…
— Я же тебе сказал, — бодро заверил он, — почти все обвинения сняты.
— Почти все?!
— Ерунда остается. Во всяком случае, до суда меня больше…
— До суда? — испуганно отшатнулась она. — Какого суда? За что тебя будут судить?
— Я думаю, это просто формальность. — Он неопределенно пожал плечами. — В общем-то ничего плохого я не сделал.
— Господи, зачем ты мне-то объясняешь?! — Марта уткнулась ему в грудь и заплакала. Беспомощно, по-детски, как плачут от большой обиды и безысходности. Он гладил ее по волосам, еще недавно ухоженным, шелковистым, а теперь потерявшим всю свою красоту, как этот больничный сад.
— Ну что ты… Что ты, — однообразно приговаривал он, думая лишь о том, как бы не расплакаться самому. Наконец сообразил — неподалеку в аллее стояла скамейка. Он обнял Марту за плечи и довел до нее.
Понемногу она успокаивалась. Достала из кармана платочек, пудреницу.
— Не смотри на меня, — попросила она, наскоро приводя себя в порядок. — Не надо пока. Ты что-то принес?
— Да-да! — спохватившись, Артур кинулся за сумкой, забытой в траве, возле увядшей клумбы. — Дома у нас какая-то девушка, очень славная… Правда, я не понял…
— Я тоже, — вздохнула Марта, расстегивая сумку. — Вкусно пахнет!.. Эдгар — такой же молчун, как ты. Мог бы нам хоть слово о ней сказать.
— Он все еще за границей?
— Да, я уже тревожусь. Две открытки — и все. Как в воду канул.
— Это же заграница, — успокоил он. — Не так все просто… Слушай, а может, мне тебя отдадут? Пойти попросить?.. Может, дома тебе лучше будет?
— Вдруг с Эдгаром что-то случилось? — Марта испуганно прижалась к его плечу. — Господи, и за что только жизнь меня хлещет и хлещет?! Я ведь так немного у нее прошу! Чтобы только вы были — ты и Эдгар. Пускай все отнимут — одних вас оставят. Даже сейчас, когда ты вот он, рядом со мной, боюсь радоваться. Не смею. А вдруг судьба снова занесла надо мною свою плеть?
Он взял ее руки — они были ледяные — в свои. Подышал на них, прижал к щекам. Она смотрела на него так пристально, будто хотела запомнить навсегда.
— Знаешь, — горячо прошептала она, — если тебя опять заберут, я одна не останусь. Пойду за тобой — в лагерь, в Сибирь…
— Как декабристка? — он вымученно улыбнулся.
— А что? Этот путь мне хорошо знаком… Не для того я тебя столько лет ждала, не для того мы друг друга всю жизнь искали, чтобы…
— Марта Екабовна! Марта Екабовна! — из боковой аллеи к ним бежала молоденькая сестра. — По всей больнице вас ищу.
В руке сестра держала что-то громко бормотавшую «Спидолу». С недоумением и страхом Марта смотрела на девушку — разучилась ожидать хорошие новости.
— Что случилось?
— Да только что по «Маяку» про вашего сына говорили, — сестра отчаянно крутила ручку настройки.
— Про Эдгара?!
— Ну да, про Эдгара Бангу. Он же у вас во Франции? Оказывается, они там какие-то пожары тушили, стихийное бедствие ликвидировали…
— Эдгар?!
— Точно, Эдгар Банга! Он на своем вертолете…
— Что с ним? — выкрикнула Марта. — Он жив?
— Да жив, жив, все хорошо! Им французское правительство благодарность выражает…
Глава 25
Марлен Викторович внимательно вслушивался в телефонный разговор посла. Уши, как всегда профессионально настороженные, в подобных случаях напрягались до боли, чтобы выудить хоть какую-нибудь информацию. Скрывая досаду, особист делал вид, будто с большим интересом просматривает иллюстрированный журнал. Ничего примечательного в разговоре пока не было.
— Ну слава богу, пошел на поправку, — посол положил трубку и повернулся к особисту. — Говорят, что через пару деньков мы сможем навестить нашего сокола.
— А когда его домой можно будет транспортировать, они не говорят? — довольно мрачно поинтересовался особист. — Я, наверное, только тогда спокойно вздохну, когда он границу пересечет.
— Х-м, работенка у вас, ничего не скажешь, нервная, — откликнулся посол. Он закурил и предложил «Филип Моррис» особисту. Не торопясь, подбирался к щекотливой теме.
— Да-а, — протянул посол, задумчиво пыхая дымом. — Вам не кажется, что мы выглядим не лучшим образом по отношению к этому летчику?
Воцарилось тяжелое, напряженное молчание. Особист глубоко затянулся, пустил колечко и неожиданно спокойно ответил:
— Не будем спешить с выводами, поглядим.
— Да бог с вами, Марлен Викторович? Что глядеть-то? Они себя всему миру показали. Парня собираются к ордену представлять, чуть ли не Почетного Легиона! А мы… Вместо орденов, собак на него начнем вешать? Опозоримся перед Западом…
— Вот именно Легиона, — особист криво усмехнулся. — Национальный герой Франции. Ему орден, а нам груду металла вместо вертолета и контрактов.
— Ну знаете, так можно далеко зайти.
— А мы уже зашли. Во-первых, вертолет уже кто-то добросовестно раскулачил, а во-вторых, читайте, — особист вытащил из кармана газету и в сердцах бросил ее на стол. Оказывается, героизм пилота не вызывает сомнений, но что касается самой машины, то она единственная из авиасалона, которая погибла на пожаре. Так-то, Юрий Иванович.
