Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах-II
— Ну знаете, так можно далеко зайти.
— А мы уже зашли. Во-первых, вертолет уже кто-то добросовестно раскулачил, а во-вторых, читайте, — особист вытащил из кармана газету и в сердцах бросил ее на стол. Оказывается, героизм пилота не вызывает сомнений, но что касается самой машины, то она единственная из авиасалона, которая погибла на пожаре. Так-то, Юрий Иванович.
— Но ведь это же… — растерянно протянул посол.
— Это означает, уважаемый Юрий Иванович, что наши с вами неприятности только начинаются.
— Вы полагаете, комиссия может сделать нежелательные выводы? — в голосе посла слышалась неуверенность.
— Пока могу сказать одно: вы тщетно домогаетесь доступа к нашему герою, а некая Марта Лосберг бывает там каждый день. Сегодня даже папочку с собой привезла.
— Вы это всерьез? — уточнил посол.
— Вполне.
Лосберг сам сидел за рулем и неторопливо вел свой «мерседес» по незнакомым пригородам Парижа. Чему-то загадочно улыбаясь, Марта указывала дорогу.
— Сент-Женевьев… Здесь налево.
Лосберг повернул. После шумной толчеи автомагистрали тихое, почти пустынное шоссе, обсаженное раскидистыми каштанами, казалось отдохновением для души.
— Слушай, папа, — заговорила дочь, — ты в самом деле ухватился за эту экстравагантную идею — насчет совместных проектов с русскими?
— Дорогая, твоя осведомленность иногда меня просто пугает, — он благодушно усмехнулся. — Но, бьюсь об заклад, ты не знаешь основного. Я уже встречался с конструктором этой поразительной машины. Господин Минк — интереснейший человек, и я пригласил его к нам на фирму, в Мюнхен.
Марта даже присвистнула от удивления.
— А ты не боишься, что дядя Фреди и его лысый шеф тебя не поймут?
— Да, с этим придется считаться, — согласился Лосберг, но до известной степени. Хотя, конечно, тупой ненависти и фанатизма у господ Блейфилов, а их предостаточно и по ту, и по эту сторону хватит, чтобы взорвать старушку Землю, не то что мой проект.
Заметив на дороге большой указатель с красным крестом, Лосберг повернул еще раз и продолжал говорить с глубокой убежденностью:
— Однако в мире, детка, начинают происходить прелюбопытнейшие события. Они внушают надежду, что «красный фашизм» тоже не вечен. Все больше людей понимает это с обеих сторон «железного занавеса». Смотри, какой мощной волной выплеснулись на Запад тысячи людей из коммунистического рая. Здравомыслящих, талантливых людей — писателей, ученых, деятелей искусства. Они бегут сюда не только за тем, чтобы прокормиться. Они несут миру правду о великой и несчастной стране. Россия еще очень больна, но в ней начинают пробуждаться здоровые силы. Запад, свободный мир должны помочь им…
— Папа, ты начинаешь напоминать мне Арви с его радиопроповедями, — с легким скепсисом заметила Марта. — Впрочем, подозреваю, что твои благородные порывы не вполне бескорыстны.
— Отчасти ты права. Я не прочь заработать на сделках с русскими. Но если бы мне сказали, что я… Пускай не я — ты, твои дети… увидят Латвию свободной, смогут, вернуться на землю наших предков, я, не задумываясь, отдал бы все, что имею, до последнего пфеннинга.
— Ты неисправимый идеалист, папа! Неужели ты веришь в химеру — свободную Латвию… Эстонию, Литву? Веришь, что Москва отдаст хоть пядь из того, во что вцепилась мертвой хваткой? Да она десять Венгрий раздавит своими танками, если от них будет исходить угроза ее владычеству.
— Россия возжаждет свободы, — тихо, но убежденно возразил Лосберг. Придет час, и она больше не сможет жить в рабстве, свобода станет нужна ей как воздух. И она потребует свободы для всех, кто сейчас порабощен, как она.
Они въехали в ворота парка, на которых красовалась эмблема ВВС Франции. Белое здание госпиталя стояло на изумрудной лужайке по берегу живописного пруда. Машина описала плавный вираж и остановилась возле подъезда.
— Ладно, папа, — буднично заметила Марта, торопливо поправляя прическу перед зеркальцем на кожаном козырьке ветрового стекла. — Я не умею мыслить так глобально. Однако постараюсь извлечь из твоих грандиозных проектов маленькую практическую пользу лично для себя.
— Да-да, я давно понял, что у тебя тоже довольно серьезные шашни с красными, — он усмехнулся.
— Стараюсь не отстать от тебя. — Она проворно выпорхнула из машины, прихватив пакет и цветы, и, видя, что отец медлит, спросила нетерпеливо: — Ну, что же ты?
— Знаешь, у меня еще будет случай пожать руку этому славному парню, — сказал Лосберг.
— Проявляешь сверхделикатность? — Впрочем, Марта не особенно настаивала на встрече.
— Просто не хочу торопить события, — Лосберг мельком взглянул на часы. — Через сорок минут у меня встреча с русским послом.
С добродушной ухмылкой посмотрев вслед умчавшейся дочери, Лосберг тронул машину.
Эдгар лежал неподвижно, с закрытыми глазами, а Марта стояла на пороге просторной палаты и молча смотрела на него. Он был бледен и изможден и совсем не походил на того бравого красавца, чьи портреты украшали сейчас все французские газеты и журналы. Марта с трудом сдержала набежавшие на глаза слезы. Наконец, словно почувствовав ее горячий взгляд, веки Эдгара дрогнули, и он медленно открыл глаза.
Марта улыбнулась ему как можно беспечнее, непринужденно подошла к тумбочке и, положив на нее яркий пакет с гостинцами, взяла вазу. По-хозяйски налила в нее воды из крана, поставила цветы, расправила их яркие головки, легко касаясь пальцами лепестков.
Эдгар с удовольствием наблюдал за ее действиями, но, казалось, не мог понять, откуда она здесь взялась. Поняв, что не спит, он попытался приподняться на локте.
— Лежите, — тихо сказала она, — иначе меня выставят отсюда в два счета.
— Странно, — пробормотал Эдгар, откидываясь на подушку.
Марта поставила вазу на тумбочку и присела на краешек кровати.
— Странно, — повторил он, — секунду назад я видел этот сон.
— Сон?
— Да, цветы и вас… Кажется, даже в этом самом платье.
Она пожала плечами, как бы желая сказать, что не видит ничего странного или удивительного.
— Этот сон мог бы присниться вам гораздо раньше, если бы церберы в белых халатах не охраняли вас так строго.
— Вы говорите «вас», — вдруг с обидой заметил он.
— Но ведь и вы говорите «вы»!
Оба тихо, счастливо засмеялись. Марта положила руку на его слабую ладонь, он легонько сжал ее пальцы.
— Но как же тебе все-таки удалось…
— Подумаешь, я бы и в вертолет к тебе забралась, только не успела — ты уже свалился в Дюраз. Да-да, милый, это тебе наверняка не снилось.
— Что именно?
— Что я была на берегу озера и своими глазами видела весь этот ужас.
Марта невольно закрыла глаза, словно отгоняя видения той ночи — багровые отсветы пламени на темной воде, крики тонущих женщин и горящий вертолет, мечущийся в небе, как безумная раненая птица.
— Ты была там?! — вскрикнул Эдгар.
— Тише-тише, — поспешила успокоить его Марта, сообразив, что напоминание о пожаре сейчас едва ли пойдет ему на пользу. — Тебе пора бы усвоить, что журналисты — народ довольно толстокожий, и, случись, например, конец света, мы отснимем его вполне обстоятельно, со всех возможных ракурсов.
Она покосилась на пульсирующее над дверью табло электронных часов и легким движением попыталась высвободить свою руку.
— Не будем испытывать терпение твоих стражей…
— Как? Уже? — в его глазах стояло отчаяние.
— Я постараюсь сниться тебе почаще. А наяву, — Марта загадочно улыбнулась, — тебе, возможно, придется погостить с недельку у нас на вилле под Мюнхеном. Там будет твой главный шеф, господин Минк, и еще много ваших. Это связано с грандиозным совместным проектом, который затевает отец. Как раз сейчас он утрясает формальности с приглашениями у вашего посла. Так что не залеживайся здесь!
— Фантастика какая-то, — пожал плечами Эдгар, — вилла под Мюнхеном… совместный проект…
— Если он сорвется, я найду способ задержать тебя, — пообещала Марта вполне серьезно. — Может быть, организую наводнение на Марне или устрою землетрясение в Арденнах. Набирайся сил поскорее, — она кивнула головой в сторону пакета, — там для этого есть все, кроме коньяка.
— Там — вовсе не все! — поспешно возразил Эдгар, видя, что она собралась уходить.
— Все, что предписано диетой, — рассудительно поправила она. — Но если ее чуточку нарушить, то хуже не будет…
И Марта наклонилась его поцеловать. В полном соответствии с законами французского водевиля именно в этот миг дверь отворилась и в палату вошла медицинская сестра. Следуя правилам хорошего тона, она, разумеется, ничего не заметила, лишь деловито сказала Марте несколько слов. Та кивнула и повернулась к Эдгару:
— Может быть, тебе хочется позвонить домой? Мадам Сатель любезно передала мою просьбу главному врачу — и разрешение получено.
