Миранда Гловер - Шедевр
На одной из нижних полок нашлись листы бумаги, а под стеллажом — шелковые подушки. Я уселась, скрестив ноги, посреди комнаты, почувствовала себя уютнее и зажгла сигарету. Затем взяла лист бумаги, написала сверху: «Сделка», помедлила, затем принялась рисовать. Черной ручкой я изображала диаграммы, эскизы будущей продукции, стрелочки, цифры и буквы, пока весь лист не был заполнен плотной сетью бесконечных линий, схем и подсчетов. В левом верхнем углу я написала дату своего рождения. Возле следующих дат, связанных между собой стрелками, были нарисованы маленькие фигурки людей или мест вместе с каким-нибудь словом или фразой. В правом нижнем углу рисунок завершался изображением большого надкусанного яблока рядом с расчетом: «665000 фунтов стерлингов/140 фунтов = 4750 за фунт». Это была моя стоимость.
Когда я закончила работу, в окна уже пробивался слабый свет. Железные батареи на противоположной стене заработали, трубы с шипением разогревались. Я положила рисунок и медленно поднялась. Мое тело затекло. Я потопала ногами, чтобы кровь прилила к ним. Затем я упала на кровать и, наконец, провалилась в сон.
34
Высокий пронзительный звук, скрежет металла — грузовик опустошает кузов.
… Я не сразу вспомнила, где нахожусь. Затем до меня донеслись знакомые звуки Нью-Йорка: беспрерывное гудение автомобильных сирен, отдаленное жужжание и грохот города. Я встала, прошла в студию, и, перешагнув через разложенные на полу костюмы и вчерашний рисунок, подошла к окну и открыла шторы. Неяркое солнце освещало здания. Последний, загруженный мясом грузовик уезжал по узкой улочке; я проспала всю их торговлю. Из вентиляционного отверстия в центре улицы поднимался пар; вдоль дороги валялись картонные коробки. Твердый снег под одной из коробок был красным от вытекавшей из нее струйки крови.
В холодильнике я нашла соки, йогурты и фрукты. Я с жадностью набросилась на них, потом предприняла безуспешную попытку найти кофе. Затем я затащила сундук в спальню и по очереди развесила все костюмы в гардеробе, оставив один из них. Я с усилием затолкала сундук, в котором теперь оставались украшения и аксессуары, в шкаф к платьям. Потом я приготовилась к своему второму представлению. Сегодня день Кристины Датской. Я не знала, когда Бен захочет посмотреть представление, но подготовила видеокамеру и ноутбук. Если покупатель не предложит ничего другого, сценой для выступления виртуальной Кристины послужит эта студия.
Я выложила ее черное тяжелое бархатное платье, семь кружевных вуалей и молитвенник. Костюм Кристины был полной противоположностью наряду Мари Маркоз, женщины в красном, который я продемонстрировала позавчера. Я хотела сыграть на контрасте. Мари выставляла все свои прелести напоказ, в то время как Кристина во время своего виртуального представления будет одета скромно. Она олицетворяет политику и неудовлетворенное желание, что является прекрасной метафорой моего недельного заточения у могущественного и богатого человека, который может купить все, что ему вздумается. Гольбейн в достаточной степени показал внешнюю и внутреннюю красоту своей модели, чтобы зритель был ею очарован, но сама Кристина выглядит крайне сдержанно. Я внимательно посмотрела на репродукцию. О чем думала Кристина, позируя для придворного художника? Может, Гольбейн немного приукрасил реальность, чтобы угодить своему королю и покровителю? Ведь художнику платили за его работу, — как знать, возможно, он рассчитывал получить внушительное вознаграждение за портрет потенциальной королевы? С другой стороны, Гольбейн не собирался разочаровывать короля Генриха VIII. Он не изобразил Кристину писаной красавицей, но наделил ее тем таинственным взглядом, который делает ее похожей на Мону Лизу. Понятно, почему она оказалась первой и самой желанной в списке возможных невест Генриха. Но политические ставки оказались очень высоки. Хоть и доподлинно известно, что Генрих VIII всегда добивался приглянувшихся ему женщин, была ли Кристина разумным выбором для короля, так дерзко пренебрегавшего законами Рима?
Надеюсь, мой коллекционер понимал, что делает, когда покупал меня. Неделя уже началась. И у меня не было ни малейшего представления, как дела пойдут дальше. Раздумывая над тем, чем заняться дальше, я прилегла на кровать, взяла телефон и стала проверять сообщения. За это время ко мне поступило три звонка. Один от Петры. Я позвонила ей в Париж. Подруга проводила время со своим немцем, и настроение у нее было отменное.
— В Европе ты произвела настоящую сенсацию, — радостно сообщила Петра. Надеюсь, запись аукциона станет достойной частью всего представления, из которого потом смонтируют фильм.
— Только послушай, — продолжала она. — Мы уже получили сотню звонков. Все хотят заказать такое же платье.
Петра была явно поражена такой реакцией публики. В конце концов, ее жизнь тоже проходила на виду, и для успешной карьеры требовалась известность. Она самозабвенно работала для этого проекта и заслуживала всех наград и преимуществ, которые за ним последуют.
— А как у тебя там дела? Как Бен?
Я рассказала Петре о том, что меня сопровождал Эйдан и что я еще не видела своего коллекционера. Она внимательно слушала.
— Не трать понапрасну нервы, Эстер, — наконец сказала она, — и не позволяй Эйдану вмешиваться. Он устроил продажу, осуществил удачную сделку; теперь осталась твоя часть работы.
Договорив с Петрой, я вернулась в студию и осмотрелась. Я заметила телефон, спрятанный под одной из полок. Я подняла трубку и услышала длинный гудок. Может, Бен позвонит мне сюда? Я находилась в нерешительности. Должна ли я сидеть и ждать? Я даже не уверена, что у него есть номер моего мобильного. Но мне страшно хотелось кофе, к тому же я начинала чувствовать себя здесь неуютно. Петра была права: я должна сама взять инициативу в свои руки и попытаться получить удовольствие от происходящего. Я набросила накидку из искусственного меха, наложила тени на веки. Я решила выйти на улицу, ощутить вокруг себя шум Нью-Йорка и исследовать окружающую территорию. Я нацарапала записку, на случай, если придет Джемисон, воткнула ее в дверь и вышла на улицу.
Холодный ветер ударил мне в лицо, словно это был чей-то крепкий кулак, а ноги заскользили по льду. У меня не оставалось выбора, кроме как завернуть в первое попавшееся кафе. Внутри было тепло, горел тусклый свет, в воздухе стоял запах некрепкого кофе и жареного картофеля, на экране над прилавком передавали бейсбол. Официантка приняла заказ, не отрывая взгляд от своего блокнота. Я вдруг поняла, что за много недель я впервые вышла куда-то в обычной одежде, не маскируясь. Я откинулась на спинку стула и посмотрела на обложку «Нью-Йорк Таймс», но мой ум был неспособен на чем-либо остановиться. Единственным, что бросилось в глаза, оказался прогноз погоды: холодный ветер и температура минус двадцать. Затем я заметила статью, занимающую абзац в последней колонке:
Живое произведение искусства приезжает в Нью-Йорк
Королева британского искусства Эстер Гласс прибыла в аэропорт JFK сразу после аукциона в Лондоне, в воскресенье. Говорят, что ее покупателем стал известный бизнесмен Бен Джемисон, выложивший за нее кругленькую сумму — один миллион долларов.
Я была шокирована тем, что заметка расположена на первой полосе, и почувствовала себя уязвимой. Я вытащила из кармана мобильный телефон. Пришло четыре сообщения: три от Эйдана, одно от Кэти. Я по очереди прочитала сообщения Эйдана. Первое было: «У тебя все в порядке?» Второе: «У тебя все в порядке? — 2» Третье: «Эй, Эстер, почему ты не отвечаешь?»
Мое первоначальное желание поговорить с Эйданом смыла волна раздражения. Прошло ведь всего несколько часов! Я резко выключила телефон, ничего не ответив Эйдану. Я уже говорила ему, что хочу пожить эту неделю сама. Я заставляла себя пить кофе в надежде, что кофеин взбодрит меня, затем расплатилась, взяла «Таймс» и вышла на улицу. Я было хотела пройти по улице дальше, посмотреть, что где находится, но затем отказалась от этой идеи. Воздух был настолько холодным, что обжигал мне кожу как кислота; к тому же я не хотела рисковать и разочаровать Бена в первый же день, когда должна принадлежать ему — виртуально или нет.
Я нашла записку там, где оставила, легла на мягкий черный ковер и закурила, глядя в потолок. Дом казался слишком просторным для такого плотно застроенного города, и в этом было что-то странное. Я не могла собраться с мыслями. Снова достав мобильный телефон, я перекатывала его в руках и подпрыгнула от неожиданности, когда он зазвонил. Это была Кэти. Она сообщила мне о том, что перед отъездом я обещала дать блиц-интервью «Хранителю».
— Я ответила на их вопросы в самолете, — соврала я. — Чуть позже я отправлю им интервью по электронной почте. Какие еще новости?
