Миранда Гловер - Шедевр
— Ты отправляешься в Манхэттен, — категорично заявил Эйдан.
Какое-то время я переваривала услышанное, а затем у меня упало сердце:
— И кто меня купил?
Он сел на постель и протянул мне кофе.
— Его зовут Бен Джемисон.
— Это твой человек?
— Разумеется, — с некоторым самодовольством ответил Эйдан.
— Продолжай.
— Обычно он сотрудничает с Грегом Вейцем, но Джемисон не захотел присутствовать на аукционе. Он предпочитает торговаться по телефону.
— Почему он предложил такую высокую цену?
— Он должен был получить тебя во что бы то ни стало.
— Он законченный псих, — ответила я, чувствуя, что слегка нервничаю.
— Нет, Эст. Он просто знает, чего хочет, — Эйдан наклонился и поцеловал меня в лоб. — Он, скорее всего, решил, что ты стоишь таких денег.
Я не могла не ужаснуться заплаченной за меня сумме. Такие большие деньги наложат отпечаток на мою дальнейшую карьеру художницы. Я смогу позволить себе более смелые эксперименты или же на время прекратить работу; у меня появится свобода делать все, что я пожелаю. Я могу положить деньги в банк для будущего ребенка или детей. У меня теперь больше денег, чем я могла когда-либо себе представить. На самом деле за последние несколько месяцев мысли о деньгах почти никогда не всплывали в моем сознании. Я была слишком занята проектом и борьбой с Кенни Харпером, чтобы о них думать. Сейчас я поняла, что отданные Кенни двадцать пять тысяч фунтов — жалкая мелочь по сравнению с суммой, потраченной на меня.
— Итак, — потребовала я, — расскажи мне все, что тебе известно о покупателе.
Эйдан лег на подушки.
— Ну, они большие друзья с Грегом Вейцем. Я не могу сказать о нем ничего плохого. Он опытный коллекционер, увлекается современной американской культурой, а также послевоенным искусством — Полок[15], Раушенберг[16]. Ходят слухи, что он недавно приобрел картину Уорхола[17], но точнее ничего узнать не удалось.
— Зачем он купил меня?
— Может, ему захотелось стать владельцем кого-то знаменитого и красивого.
— Чепуха.
Эйдан нахмурился.
— Я думаю, он хотел пополнить свою коллекцию, украсив ее британским искусством.
— Может, он чуть-чуть опоздал?
— Почему ты так говоришь?
— Не осталось ни одной приличной дичи, не так ли?
Эйдан начал ласкать мою шею.
— Бен Джемисон не охотник, Эстер. Он один из богатейших агентов с Уолл-стрит. Его интересует качество.
Я испытала разочарование.
— В чем дело? — спросил Эйдан. — Для тебя это удачный вариант. Он хороший парень.
— Верю, но это так предсказуемо, — то, что меня купил американец.
Эйдан недоверчиво покачал головой.
— В Европе существует не так уж много коллекционеров, которые могли бы позволить себе купить тебя.
— Я знаю, но все-таки это мог оказаться мрачный азиат, европейский коллекционер или даже женщина.
— Но у рынка произведений искусства свои законы.
— Некоторые работы исчезают в неизвестном направлении, — ответила я, ныряя под одеяло.
Эйдан скользнул вслед за мной.
— Нечасто и не за такие деньги.
— Никто не знает, где находится «Доктор Гаше», — парировала я, ссылаясь на самую дорогую картину Ван Гога, проданную с аукциона, — эта картина в чьей-то частной коллекции. И никто не знает, в чьей. По крайней мере, никто из моих героинь не сказал бы: «Думаю, мне повезло, что меня купил богатый мужчина из Америки», — продолжала я. — Но, в конце концов, мои героини — это женщины, которых выставляли на продажу и покупали именно мужчины. И я отправлюсь за океан совсем как бедняжка Фрэнсис.
Эйдан обнял меня.
— Ты единственный шедевр, в возвращении которого в Лондон я должен быть уверен.
— Задерживаться в Нью-Йорке не входит в мои планы, — прошептала я. — Там твое прошлое, полное отвратительных тайн.
— У меня нет никаких тайн от тебя, Эстер. Каролин давно стала моим прошлым, а отношения с Жаклин — всего лишь плод твоего воображения.
— В прошлый раз я чувствовала себя там неуютно.
— Ты была чересчур напряжена.
Я все еще не верила Эйдану до конца, но видела, что он не лгал мне.
— И что же этот Бен Джемисон потребует от меня?
Эйдан откинул одеяло и провел рукой по моему лицу.
— Сопровождать его, выступать для его друзей и производить на них впечатление.
— Надеюсь, что этого ему будет достаточно.
— Чего бы он ни захотел, ты справишься. В любом случае помни, что по контракту ты можешь всегда отказаться.
— На самом деле меня не так уж это и волнует.
— Вот и хорошо.
— Ты ревнуешь? — спросила я, немного поддразнивая его. Но я понимала, что тема обладания стала для нас с Эйданом слишком личной. Он сделал вид, что не заметил насмешки.
— Бен не в твоем вкусе, — чересчур быстро проговорил Эйдан. — Честно говоря, я больше ревную к Гаю Симеону.
— Вчера он был со своей супругой Жанной. Есть ли повод ревновать?
Гай пришел на аукцион с красавицей женой. Они также посетили вечеринку и оставались там допоздна. Мне было интересно посмотреть на вторую половинку Гая. Ей оказалась изысканная женщина около сорока, со вкусом одетая, с аккуратными скулами и детскими чертами — современная Одри Хепберн, но с оливковым цветом кожи. Черные волосы Жанна собрала в классический узел. На ней было простое шелковое бежевое платье. Она, наверное, привыкла к тому, что Гай флиртует на стороне, для нее это являлось частью семейной жизни. Жанна ясно давала понять не словами, но тем, как она на меня смотрела: ее отношения с мужем стабильны. Я была рада, что Гай познакомил нас: журналисты, наконец, перестанут сплетничать о нас с ним, и Эйдан успокоится.
— Когда я уезжаю?
— Тебе заказали билет на сегодняшний вечер до аэропорта JFK. Ты полетишь первым классом, как и было указано в контракте.
— Ты проводишь меня?
— Неужели ты считаешь, что я позволю главному шедевру из моей коллекции уехать без сопровождения?
Я вдруг поняла, что страшно нервничаю. Аукцион и последовавшая за ним бурная вечеринка опустошили меня.
Эйдан заверил меня, что все мои вещи отвезут прямо в аэропорт, а я могу посвятить весь день отдыху и ничего не делать, если мне так хочется.
— А ты?
— Я буду рядом, — пообещал он.
Мое лицо появилось на первой полосе воскресного номера газеты. Моя продажа стала настоящей сенсацией. В статье подробно рассказывалось об аукционе, хотя никто пока не знал, кто покупатель и куда я направляюсь. Недостающие части мозаики «Продажа Эстер Гласс» будут пестреть на страницах газет еще в течение недели, как и было запланировано. Вчера по пути в Сохо нам с Эйданом удалось избавиться от журналистов, и сейчас нас никто не беспокоил. Я прослушала автоответчик. Кэти была в галерее, и отдел по связям с общественностью отвечал на все звонки. Мы выкрали у жизни этот день, чтобы побыть вместе. В шесть часов вечера мы приняли душ и оделись. Я надела сверху свою бурку, а Эйдан — темные очки и куртку с капюшоном. После этого мы, никем не замеченные, вышли в Китайский район. Черный «Мерседес» доставил нас в Хитроу. Никто не обращал на нас внимания.
На заднем сиденье автомобиля я сняла бурку и положила голову на колени к Эйдану.
— Я совершенно измотана.
— Вы можете отоспаться в самолете, мадам. Вспомните, ведь вы летите первым классом.
Я улыбнулась тому, что он говорил со мной так, словно я была моделью Энгра. Эйдан с рассеянным видом гладил меня по волосам и смотрел в окно на машины под моросящим дождем. На его лице застыла улыбка.
— О чем ты думаешь?
— Я просто вспомнил день, когда мы познакомились.
— Да?
— Я заплатил за твои работы где-то одну пятую той цены, за которую они были проданы после выставки.
— Это все, чем я для тебя являюсь. Качественным товаром.
— Правильно.
— И как, по-твоему, я стоила того, чтобы вложить в меня деньги?
— Я бы сказал, что ты намного превзошла мои ожидания.
Я раздумывала над его словами. Сейчас мне казалось, что Эйдан прав. Моя карьера во многом сложилась благодаря ему.
— Эст, — сказал он и замолчал.
— М-м?
— У меня для тебя маленький сюрприз.
Я вопросительно посмотрела на него.
— Я полечу с тобой.
— Но ты не можешь, — ответила я первое, что пришло в голову.
Эйдан чуть смутился, но его голос звучал так же решительно.
— Я думал, ты будешь рада. Мне надо провести переговоры с Грегом. Так что, если я понадоблюсь тебе — я буду рядом.
— Мне не нравятся сюрпризы. Они не оставляют мне времени на подготовку, — сурово сказала я. — Я должна сама сделать по крайней мере эту часть проекта. Ты ведь понимаешь, что это мой эксперимент.
Голос Эйдана прозвучал несколько раздраженно:
