Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет
— Подождите немного. Не торопитесь!
— Нет-нет! Ему вредно слишком много спать после обеда. И если я его не разбужу, он рассердится на меня и скажет:
«О чем ты думаешь, позволяя мне так долго храпеть?»
Она произнесла эту фразу с русским акцентом и озорно рассмеялась. Пьеру, ничего не оставалось, как рассмеяться вместе с ней. Амелии не удалось выдавить даже подобия улыбки.
— Прошу извинить меня, — сказала мадам Рене.
Она положила руку на перила. В этот самый момент ступеньки затрещали под чьими-то тяжелыми шагами. На лестничной площадке появился шеф-повар в своих брюках в бело-голубую клетку, сияющим лицом, блестящими глазами и колпаком набекрень.
— Ты знаешь, который час, Владимир? — спросила у него мадам Рене.
— Да, — ответил он с важным видом. — Будильник не зазвонил. Главное, чтобы не было опоздания с обслуживанием, а со мной этого никогда не бывает… Морковь готова?
И он пошел на кухню следом за женой.
— Чудовище! — шипела Амелия.
— Что ты теперь намерена делать?
— Подожду Леонтину.
— Не думаешь ли ты…
— Да, Пьер. Оставь меня.
Он нехотя ушел. Едва он удалился, как на верху лестницы появилась Леонтина. Увидев хозяйку, она немного смутилась, но затем, подняв подбородок над своим накрахмаленным воротничком, продолжила свой спуск по лестнице с легкостью балерины. Ее развязная походка и наглая улыбка подхлестнули возмущение Амелии.
— Идите со мной, Леонтина, — приказала Амелия. — Мне надо с вами поговорить.
Экономка последовала за ней в ее комнату. Амелия закрыла дверь и, гневно сверкая мерным глазами, проговорила:
— Леонтина, собирайте ваши вещи, вы уволены.
Лицо экономки обмякло как от удара.
— Но почему, мадам?
— Вы отлично знаете.
— Нет! — воскликнула Леонтина, с упрямством задрав подбородок.
— Если вы не знаете, то заслуживаете еще большего наказания, чем я предполагала. Вот уже несколько дней ваше поведение можно назвать просто скандальным. Мне не нужен работник с такими низкими моральными качествами, как ваши. Теперь, я надеюсь, вы поняли?
Покраснев от нанесенного ей оскорбления, Леонтина сузила глаза, ставшие злыми как у разъяренной кошки:
— Хорошо, мадам. Когда я должна уйти?
— Завтра утром, и как можно раньше.
— Но у меня нет на примете другого места…
— У вас будет большой выбор мест, с учетом тех, которые вы ищете. Если не найдете в добропорядочных домах, то наверняка найдете в других, посещаемых подозрительными личностями.
— Но, мадам…
— Не желаю вас слушать! — отрезала Амелия.
Она указала на дверь таким резким жестом, что шов затрещал у нее на рукаве. Затем, немного успокоившись оттого, что приняла столь справедливое решение, она пошла рассказать об этом мужу и дочери, однако те нисколько не обрадовались, а только поразились такой жестокой каре.
За обедом Леонтина обслуживала клиентов с видом отравительницы, но движения ее были так точны, так грациозны, что Амелия не могла не восхититься ее работой.
На следующее утро завтрак в ее комнату принесла Камилла Бушелотт. Только что проснувшаяся Амелия поставила поднос к себе на колени и обнаружила конверт, приложенный к горшочку с вареньем.
— Что это, Камилла?
Посудомойка испуганно захлопала глазами, страшась хозяйского гнева, и подобострастно пробормотала:
— Они сказали, что это ультиматум, мадам.
— Что?
— Ультиматум. Если мадам соизволит прочесть…
Амелия вскрыла конверт, вынула листок бумаги и прочла:
«Служащие гостиницы «Две Серны», считающие, что увольнение мадемуазель Леонтины Бонно не оправдано никакой профессиональной ошибкой, выражают свой протест против этой незаконной меры и предупреждают дирекцию о том, что они солидарны с мадемуазель Бонно и что если она будет вынуждена уйти, они все оставят работу». Внизу текста стояли подписи Берты, Леонтины, Эмильены, мадам Рене и Антуана. В самом низу стояла постыдная закорючка, которую Амелия с удивлением для себя едва разобрала: Камилла Бушелотт.
— Я не хотела подписывать! — простонала Камилла. Но меня Эмильена заставила. Она сказала, что иначе я буду против них. Но я не хочу уходить, мадам. Что со мною будет, если я уйду?
— Кто составил это письмо?
— Мадам Рене.
— Ну это уж слишком!
Она прочитала еще раз и спросила:
— Я не вижу подписи шеф-повара. Разве он не согласен с вами?
— Согласен, мадам. Он сказал, что уйдет, если уйдут все, но что он не мог поставить свою подпись. Я не знаю почему.
— Зато я знаю! — грозно сказала Амелия. — Ваш шеф-повар просто лицемер. Но я еще не сказала своего последнего слова. Ничего! Он увидит, увидит…
Она просто задыхалась от гнева.
— Сейчас же найдите мне хозяина! — приказала она.
Испуганная Камилла, не проронив ни слова, бросилась на поиски. Через пять минут Пьер и Элизабет вошли в комнату.
— Читайте! — сказала им Амелия.
Они взяли лист бумаги и прочитали вместе. Пьер первым поднял голову:
— Ну вот мы и влипли!
— Это просто бунт, ни больше, ни меньше! — воскликнула Амелия, запахивая на груди ночную розовую кофточку.
— Дело в том, что они действительно могут все сбежать, если ты будешь упорствовать, — сказал Пьер. — Я же советовал тебе не вмешиваться в их дела!
— Если я и вмешиваюсь, — возразила Амелия, — то только потому, что не могу выносить грязи в моем доме.
— Да, но ты видишь результат, мама! — ответила Элизабет. — Ты слишком далеко зашла.
— А они не далеко зашли? Они, видите ли, считают, что у меня нет причин для увольнения Леонтины! Ну так вот, я скажу им в лицо, почему я выставляю ее за дверь, я скажу это в присутствии шеф-повара и его жены!
С видом уставшего полководца, обдумывающего тактику боя, Амелия откинулась на подушки.
— Ты не можешь сказать им это, мама, — прошептала Элизабет.
— Ты думаешь, что я постесняюсь? Они-то не постеснялись написать нам это наглое письмо!
— Хорошо, — продолжала Элизабет. — Допустим, что они не правы. Но что произойдет, если ты им все расскажешь? Шеф-повар разозлится, если ты откроешь правду его жене. Его жена оскорбится, узнав о том, что муж ей неверен. Они уедут. Леонтина, которую ты уже уволила, тоже уедет. Берта последует за ней, потому что они всегда устраиваются на работу вместе. С кем же мы останемся? С Эмильеной, Антуаном и Камиллой Бушелотт? Тебе ничего не остается, как закрыть гостиницу.
— Элизабет права, — тихо вставил Пьер.
— Я не закрою гостиницу, — сказала Амелия. — Если надо, мы будем работать втроем до тех пор, пока не подыщем замены.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросила Амелия раздраженным голосом.
— Это я, Камилла! Мадам, постояльцы требуют холодный завтрак. А ничего еще не готово.
— Хорошо! — сказала Амелия. — Иди, посмотри, Пьер. А ты, Элизабет, скажи клиентам, чтобы они немного подождали. Я встаю.
Она заканчивала одеваться, когда в комнату вошел Пьер со спокойным и победоносным видом.
— Я поговорил с шеф-поваром относительно холодного завтрака, — заявил он. — Все устроилось. Но мне хотелось бы, чтобы он повторил тебе то, что объяснил мне.
— Отлично! — сказала Амелия. — Я как раз хотела расспросить его раньше других. Где он?
— В коридоре.
— Сейчас мы его выслушаем.
Она увела мужа в маленький салон, вызвала шеф-повара и когда тот щелкнул перед ней каблуками, посмотрела на него ледяным взглядом.
— Мадам, — сказал Балаганов, — при всем моем уважении, я уже довел до сведения мсье, что был против ультиматума, равно как и против увольнения Леонтины.
— Как это удобно, — сказала Амелия с иронией в голосе, опершись рукой на пианино.
— Это совсем неудобно, — возразил шеф-повар. — Я против ультиматума, потому что я был солдатом русской императорской армии, потому что долго воевал против большевиков и потому что ультиматумы, комитеты, забастовки и все такое прочее — это то, что устраивали большевики в моей стране.
— Действительно, — сказала Амелия. — Тогда почему вы против увольнения Леонтины?
— Потому что она не заслуживает этого, — прогудел он.
— Вы так считаете?
— Да, мадам. Она не заслуживает. Если хотите, то во всем виноват я один.
Он вздохнул, опустив голову, и скорбно добавил:
— У меня слабость немного поухаживать за красивыми женщинами.
— Вы называете это немного поухаживать?! — воскликнула Амелия. — Вчера в шесть часов вечера вы были в комнате Леонтины.
— Не стану отрицать, — ответил шеф-повар. — Был. Меня подтолкнул дьявол похоти. Но Леонтина вела себя со мной как святая.
— Правда?
— Клянусь вам, мадам. Бедняжка Рене, она обо всем догадывается и закрывает на это глаза! Это правда, что Леонтина впустила меня, но только для того, чтобы урезонить… Я выслушал ее, словно это был голос моей совести, и ушел сконфуженный и невинный…
