Вали Гафуров - Роман, написанный иглой
— Всё в порядке, — успокоил Ильяс. — От Рустама. Его почерк. Долго не писал, но на этот раз постарался па совесть.
Схватив конверт, девушка прижала его к груди, замерла с закрытыми глазами, словно прильнула к любимому.
— Вслух, вслух читай! — потребовала Каромат. — Мы твои подруги, между подругами… От подруг секретов не бывает. А Ильяс-ака выйдет. Читай, Мухаббат. Спасибо вам, Ильяс-ака, за письмо…
Ой-бо! Да где Ильяс-ака? Такой громадный, и так незаметно исчез!..
Однорукий богатырь шагал по раскисшей после оттепели дорого. Мухаббат! Соловейчик! Никогда ты не узнаешь о моих чувствах к тебе. Никогда! Я и так очень счастлив. Счастлив тому, что пришло наконец письмо от Рустама. Счастлив оттого, что ты существуешь на белом свете.
Мухаббат долго не решалась вскрыть конверт. Что в нём? Отчего такое большое письмо? Вдруг — всё кончено? Нет, невозможно!.. А! Будь что будет!..
Родная моя Мухаббат, Соловейчик!
Прости меня, глупого, несуразного человека. Я хотел сделать всё как можно лучше, а вышло — хуже некуда. И ещё прости, что заставил тебя переживать. Твоё последнее письмо повергло меня словно удар копытом. Казалось, ещё немного, и умом тронусь. Я решил, что твой дядя Максум всё же уговорил тебя выйти замуж за Мирабида, и ты просто не в силах была сообщить мне об этом. Решила обвинить в нашем разрыве меня. И как только мог я усомниться в тебе? Нет мне за это прощения. Поверь, я пригласил Светлану и её мать к себе в гости без каких-либо задних мыслей. Они чудесные люди, ты в этом убедишься. Разве плохо помогать людям, попавшим в беду? А что касается всяких сплетен, то не стоит на них обращать внимания.
Ох, до чего несуразно всё получилось. Но, слава провидению, теперь, кажется, нас с тобой ничто не разлучит. И знаешь, кого надо за это благодарить? Ильяса-ака. Он написал мне, рассказал и о сплетнях, которые распустил Мирабид, и попытках Максума-бобо выдать тебя замуж. Спасибо тебе, родная, за верность, за то, что пронесла нашу любовь через тяжёлые испытания. Даже в своём «прощальном» письме ты оставалась верна мне. На всю жизнь запали мне в душу твои слова: «Любовь — великое счастье. Даже если она и без взаимности». А я очень люблю тебя, Соловейчик!
Передавай большой привет нашим мамам, подругам, Свете и Евдокии Васильевне. Подружись с ними. Они действительно очень хорошие люди. Кстати, заметила ли ты, до чего Света похожа на твою подружку Каромат? Наверняка обратила внимание. А коли так, то и сплетням проклятым конец. Ведь я с Каромат давно знаком и никогда на неё не заглядывался. Вот. Ну разве не хитрый я у тебя? Глупый и хитрый.
С нетерпением жду от тебя весточки. А сейчас расскажу о своём житье-бытье. Долго не писал. Зато сейчас дорвался до бумаги.
После тяжёлых сталинградских боёв рванулись наши войска вперёд, на Запад. Гитлеровцы сражаются отчаянно, но теперь мы их одолеваем, Полк наш с боями дошёл до украинской земли. Вот как махнул! От Волги до Украины! Много впереди сражений, но я верю: победа будет за нами.
Мухаббат, родная! Ты даже не представляешь, какие это звери — фашисты. Хуже зверей. Сотни сожжённых деревень и сёл, десятки тысяч замученных мирных жителей! Слов не хватает, чтобы выразить всю мою ненависть к фашистским выродкам. Чтобы описать все их злодеяния, не хватит и тысячи книг. Но об одной страшной истории я расскажу.
Несколько дней назад наш полк вывели во второй эшелон. Вроде бы мирная жизнь наступила. Батальоны и роты пополняются новобранцами, солдаты приводят себя в порядок, отмываются, усердно начищают оружие. Готовятся к новым боям.
Расположились мы в довольно большом селе, почти полностью сожжённом немецкой зондер-командой. Жители села — украинцы и русские — ютятся в землянках, которые мы им помогли вырыть. Однако несколько домиков всё же уцелело, в том числе и хата местного старика кузнеца.
А надо сказать, что накануне, во время одного из налётов «юнкерсов» (мирная жизнь у нас относительная) изрядно покорёжило нашу походную кухню. Вот и отправился старшина Мельников (есть у нас такой хозяйственный дядька) к кузнецу. Вместе с Мельниковым Сергей Туманов пошёл, а с Сергеем и я увязался. Интересно познакомиться с кузнечным делом, я ведь теперь к физическому труду привычен.
Пришли, встретил нас старик. Густая с проседью борода, глаза маленькие, умно выглядывают из-под кустистых бровей. По старинному русскому обычаю, приветствуя нас, снял старик шапку, завёл в дом, велел своей старухе картошки отварить — угощение. Мы стали было отказываться, да старик ни в какую. Чем богаты, говорит, тем и рады, а отказываться от угощения великий грех.
Ну сели мы, разговорились. Не торопимся к делу переходить.
Старик первый начал. Спросил:
— А нет ли у вас, солдатики, часом, доктора по скотной части?
— Найдётся и такой доктор, дедушка, — отвечает Мельников. С его лёгкой руки и я, и Сергей стали кузнеца дедушкой звать. Но мы — понятно, а Мельников сам дед. Не такой, конечно, как кузнец, без бороды, однако дед, и внуки у него есть. — Найдётся ветеринар, — повторяет Мельников. — А в чём дело?
— Коровушку мою поранило во время бомбёжки, совсем плоха коровёнка.
— Сладим дело, дедушка, — закивал головой Мельников, — Пришлём ветеринара. Только и вы нам помогите. По кузнечному делу. Покалечило во время бомбёжки кухню. Осколками котёл пробило, помяло. Надо привести в порядок.
— Это можно, — отвечает дед.
Тут дело закипело. Пригнали мы кухню, Мельников за ветеринаром отправился. Немного погодя вернулся с младшим лейтенантом в пенсне, «профессором по скотской части», как все его в шутку величали. Но наш ветеринар не обижался. Хороший такой дядя.
Зашли мы всей гурьбой в полуразрушенный коровник. Видим — лежит рыжая в белыми пятнами коровушка. «Милкой её зовут. Стонет, бедняжка. А глаза… Не могу передать, до чего умные глаза! Прямо молят: «Помогите мне, люди, очень мне больно!»
«Профессор по скотской части» осмотрел Милку, вздохнул, снял пенсне и сокрушённо покачал головой.
— Плохо дело, дедушка.
Старик потупился. В коровник вошла старушка, жена кузнеца. Она сразу всё поняла, запричитала:
— Ой, горюшко-то како-ое! Кормилица наша…
Мельников всё же сообразил, как помочь старикам.
Предложил забрать Милку, а вместо неё дать другую корову, из тех, что присылают в полк на мясо. Кузнец со старухой обиделись даже. Это ж, выходит, их Милку надо будет на мясо пустить. В своём ли ты уме, старшина? Наша Милка — член семейства. Не надо никакого обмена. Если доктор не может, сами выходим животину. Ну, а коли не сможем вылечить… Старик провёл по глазам заскорузлой ладонью.
— Ладно, — сказал он решительно. — Пошли к усадьбе МТС. Там кузница.
Тут мы со стариком окончательно познакомились. Степаном его зовут. Угрюмый, неказистый внешне, а душа золотая. Особенно он с Сергеем Тумановым сошёлся. Сергей-то, оказывается, до войны кузнецом работал. Оттого и рукастый, здоровый, как буйвол. Взялись они за дело, а меня поставили у горна, за огнём следить. Сергей с дедом Степаном тяжеленными молотами орудуют, я огонь раздуваю. Работаем. Сперва молчком, а потом разговорились. Сергей возьми и ляпни старику:
— Что, дед, и при немцах кувалдой махал?
Старик хмыкнул, покосился на Туманова. Хотел было промолчать, да не выдержал.
— Ветрогон ты, — отвечает. — Даром что вымахал с коломенскую версту, а ума не нажил. Оно и понятно, голова-то у тебя, ровно как от босоногого пацана, махонькая. Ты за кого меня принимаешь? Немчура поганая очень даже хотела иметь для себя кузнеца. А где его взять? Вывесили фрицы бумажку, так, мол, и так, срочно требуется кузнец. За неявку — расстрел. У них, между прочим, за всё — расстрел.
Дедушка Степан приумолк, вытащил из горна раскалённый докрасна железный брус, положил на наковальню. Сергей и он принялись в два молота ковать, только искры снопами во все стороны летят.
Здорово ковали, легко, с душой. Сделали из бруса плоский лист, закурили. Сергей просит:
— Дальше, дальше что было, дедушка Степан.
— Известное дело — что. Жил у нас в селе мужик один. Одногодок мой. Николаем Захарычем его звали. Сторожем на МТС работал. Вызвали его немцы и говорят: «Ты здесь всех знаешь. Подавай нам кузнеца. Не найдёшь, кокнем и в землю закопаем. Понятно?» Думали запугать человека. Только не на того напали. Захарыч им в ответ: «Охотно, грит, помог бы вам, господа фашисты, только никаких кузнецов у меня на примете нема. Могу, грит, взамен только исполнить песню «Мы кузнецы, и дух наш молод, куём мы счастия ключи». Одначе она вам не очень интересна, потому как это чисто революционная песня».
