Кэрол Мэттьюс - В радости и в горе
— А, старая песня. Если бы повернуть время вспять…
— Все мы страдаем от невозможности это сделать, Джози.
— Можно подумать, я не знаю. — В какой бы момент времени она сама хотела бы вернуться? В додэмиенову эпоху? И уж, конечно, в домэтово время несостоявшегося обеда. Она бы поговорила с ним по-другому. «Ты бы хотела пообедать со мной сегодня, Джози?» — «Нет, убирайся к черту». И она выходит из комнаты с высоко поднятой головой.
Марта улыбнулась своим мыслям.
— Вот видишь, Джози Флинн, оказывается, ты знаешь обо мне не все.
— Похоже, что так. — Да, просто счастье, что она не вывалилась из окна от такой новости. — И вот теперь он шафер жениха.
Сестра рассмеялась:
— Странно, правда?
— Н-да, — протянула Джози, — немного странно.
— Джек и я, мы обручились через месяц после того, как познакомились.
— В магазине «Уол-Март»…
— Ты уже знаешь? — Марта потерла лицо. — Это длинная история. Ты просто не поверишь!
— Думаю, что сейчас я поверю всему.
— В общем, Джек сказал мне, что знает одного человека. Джек что-то вроде его учителя-гуру в Академии боевых искусств. У этого человека были проблемы личного характера, и Джек помог ему. Потом уже выяснилось, что это Глен.
— А Джек знает о том, что у вас было?
— Он знает, что у нас была связь. Но об аборте не знает.
— Как они оба к этому относятся?
— К тому, как я могу поддавать в постели? — Марта громко рассмеялась.
— Марта Россани, вы вульгарны! Нет, серьезно?
— Сдержанно. — Уголки губ у нее опустились. — Хотя с Гленом я толком не говорила. По-моему есть вещи, о которых лучше не говорить. — Марта поерзала на подоконнике, поплотнее закутавшись в одеяло. — У него свои недостатки. Но у кого их нет? Уже нельзя вернуть то время, когда мне было так хорошо.
— Может быть, тебе удастся все повторить с твоим будущим мужем?
— Последние десять лет я искала того, кто был бы не хуже Глена.
— А Джек не хуже?
— Джек другой.
— Мне только не рассказывай!
— Ты что, — сестра повернулась к ней и озорно поиграла бровями, — запала на Глена?
— После того, что услышала, уже нет.
— А он очень сексуальный, — сказала Марта, — и зад у него хоть куда.
— У Дэмиена зад был не хуже. Все дело в том, что этим задом любовалась не только я.
— Ты все еще о нем думаешь?
Джози разглядывала свои ногти.
— Все меньше и меньше.
— Лучшее лекарство от любви — другая любовь. Что, политнекорректно?
— Да нет, все верно.
— Мне нравится, что у меня кто-то есть. Я не чувствую себя полноценной без мужчины. Звучит довольно жалко?
— Да уж.
— А по-моему, беспокоиться надо скорее о таких, как Фелисия. Она-то слишком самодостаточна. Ей нравится быть одной. А мне нет. Мне нужно быть нужной кому-то. Теперь, когда Джинни не стало, у меня такое чувство, что я плыву по течению. Я потеряла свой якорь, Джози. — Марта с трудом произнесла последнее предложение и обхватила себя руками, немного помолчала, а потом скосила глаза к переносице и сказала: — Да ну их.
Джози рассмеялась.
— А что, взять хотя бы этого парня, с которым ты познакомилась в Нью-Йорке. Он-то отделался от тебя сразу же после первой встречи, а у тебя самооценка упала до нуля. И он как ни в чем не бывало отправился на дальнейшую охоту, оставив тебя размышлять, что же ты сделала неправильно. Почему мы разрешаем так с собой поступать?
— Это все гормоны, — сказала Джози, — все из-за них.
— Да, Глен тебе подойдет.
— Мне так не хочется опять влюбиться не в того человека.
— Ты ведь все время думаешь о том парне, так ведь?
Джози кивнула:
— Я думаю о нем больше, чем мне бы хотелось.
— Тогда вполне возможно, что ты опять влюбилась не в того.
— Я не смогу пройти через это во второй раз, Марта. Я себя уважать перестану.
— Тогда подумай, не стоит ли отвлечься от всего с Гленом. Он ведь изменился, Джози. Джек говорит, что он стал гораздо более целостным. Прошло столько времени, люди ведь меняются, и ситуация другая.
— А ты веришь всему, что говорит Джек?
— Я уважаю его мнение.
— Мнение у него есть по любому вопросу.
— Я не собираюсь выяснять, что ты думаешь о Джеке.
— А я не собираюсь ничего тебе говорить.
— Тебе и не нужно. У тебя и так на лице все написано. — Марта натянула одеяло поплотнее.
— Марта, — терпеливо сказала Джози, — ты самая прекрасная женщина на свете. Эта Кэтрин Зета-Джонс или Дуглас — как ее там теперь — может отдыхать. А он… он, наверное, пришел с другой планеты.
— Внешность — это еще не все. Ты сама только что это сказала.
— Но внешность имеет значение, если она как у Квазимодо после нескольких ночей беспробудного пьянства.
— Ты несправедлива к нему.
— У него внешность шарпея.
— Я люблю собак.
— Но замуж за пса ты бы не пошла.
— Джози, — вздохнула Марта, — я перепробовала все варианты. У меня были приличные мужчины. У меня были панки. У меня были интеллектуалы. Только что разбогатевшие мужчины. И наследственные богачи. И бедняки тоже.
— А теперь у тебя лысый, отвратительный урод.
— Никто из тех, кто был до него, не дал мне счастья.
— А Джек дал?
— Я познакомилась с ним через несколько дней после смерти Джинни. Он вел себя безупречно. Он поддерживал меня, давал мне советы, подбадривал, раскрывал мое внутреннее «я».
— А когда твое внутреннее «я» закрылось?
— После знакомства с Джеком я гораздо лучше стала понимать себя, свои чувства.
— И это достаточная причина, для того чтобы выходить за него замуж?
— Мне нужен ребенок, Джози. У меня в душе огромная пустота в том месте, где должен быть ребенок. Я хочу гулять с колясочкой. Я хочу все узнать об одноразовых пеленках. Я хочу быть мамочкой.
— А не потому ли ты с Джеком, что хочешь исправить прошлое?
— Знаешь, после того как Джинни умерла, я кое-что поняла. Я осознала, что по сравнению со смертью все теряет значение. Ни деньги, ни внешность, ни возможность обедать в дорогих ресторанах или купить сумочку последнего фасона не играют никакой роли. Мне нужен ребенок, пока не стало поздно и Джек готов нести за него ответственность.
— Он готов? Наконец-то. Ему же скоро шестьдесят!
— Ему сорок восемь. Просто он не пользуется увлажняющими кремами.
— Если боевые искусства позволяют экономить кремы, тогда как-нибудь отдай мне лишние.
— Джози, я не молодею с годами. А что, если из-за большого количества выпитой кока-колы или еще чего-нибудь мои яйцеклетки мутировали?
— Тебе тридцать четыре года. Впереди еще уйма времени.
— Вот этого никто не знает.
— А что, если бы ты узнала, что его сперматозоиды уже лишены подвижности? Что они только и могут, что лениво шевелить хвостиками на мелководье? Ты и тогда вышла бы за него?
Марта подавленно вытянула губы.
— Ты же можешь родить и не выходя замуж. Ребенка можно зачать в пробирке. В консервной банке, в упаковке от индюшки, в чем угодно. У вас же была индюшка на День благодарения, поищи, может, упаковка сохранилась.
— Что за чушь ты несешь. Я хочу зачать ребенка в любви.
— Любовь! Вот оно, ключевое слово.
— Он меня любит. Он меня просто обожает. Он заботится обо мне. И он единственный, кто сделал мне предложение. Все остальные хотели что-то получить от меня.
— Но ты, Марта, ты любишь его?
— Сейчас уже поздно задавать этот вопрос, Джо-Джо.
— Нет, Марта. Если у тебя есть хоть малейшее сомнение, то именно сейчас время задать такой вопрос.
— Ты когда-нибудь шла по пути, с которого нельзя свернуть? У тебя никогда не было ощущения, что судьба сама толкает тебя вперед, несмотря на все твои сомнения и опасения?
— Ты это о судьбе или о свадьбе?
— Мне придется дать отставку жениху.
— Марта, ты его любишь?
Марта долго, неотрывно смотрела на Орион.
— Я люблю его, — сказала она. — А теперь пошли спать.
Глава 18
— Вот так!
Дэмиен положил трубку и резко махнул кулаком в воздухе. Потом довольно потер руки и в завершение хлопнул в ладоши: дело сделано! Билет бизнес-класса в Нью-Йорк на рейс авиакомпании «Вирджин Атлентик Эйрлайнз» изрядно облегчил его кредитную карту, но оно того стоило. Завтра ровно в семь утра рейсом VA 100 со всем возможным комфортом он полетит на самолете к цели назначения — аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, а затем отправится далее, в объятия Джозефин Флинн. Дэмиен был настроен очень решительно.
— Что ты делаешь?
Дэмиен резко обернулся.
Опершись о дверной косяк его кабинета, стояла Мелани. Волосы у нее были в беспорядке после неспокойного сна и безобразно торчали в разные стороны. На ней была коротенькая ночная рубашка, а на лице — выражение угрюмого недоверия.
