Йоханнес Линнанкоски - Песнь об огненно-красном цветке
До зрителей доносятся проклятья. Гонщик присаживается на берегу, выливает воду из сапог, берет у дозорных свой багор. Шапку унесло. Как буря, мчится он вверх по берегу.
— Может, пора кончать? — предлагает кто-то на мосту.
— Маме своей посоветуй! — отвечает сквозь зубы красный гонщик.
— Теперь, пожалуй, и от карты бы не отказался, — замечает кто-то вполголоса.
— Коли шапки нет, так и куртка ни к чему! — Швырнув красную куртку на берег и оставшись в синей рубашке, гонщик проталкивает в воду новое бревно и направляется на нем к мосту.
С моста не слышно ни звука.
Бревно проскакивает под мостом и благополучно минует перекресток. Сильные взмахи багром вправо — бревно подается влево. Первый подводный камень остается позади, хотя сплавщик на минуту и пошатнулся.
— Вы только поглядите на этого молодца! Он, кажется, и в самом деле спустится!
— А как вы думали, — откликается кто-то из друзей гонщика.
Бревно мчится, гонщик стоит свободно, багор покачивается, как маятник.
Приближается второй камень. Гонщик откидывается назад. Резкий толчок, прыжок вперед, треск — багор разлетается на куски, синяя рубаха исчезает в пене.
— Вот вам и все! Доберется ли он до берега? — волнуются зрители.
Среди пены показывается синяя рубашка.
— Ему не выбраться, он в самой стремнине!
— Эй, ребята, на помощь!
— Как бы его на скалу не швырнуло!
— Нет, он ближе к середине!
Его, действительно, проносит стороной, он мчится прямо к залому, грозя кулаком караульным — сам, мол, выберусь.
Но дозорным не до его угроз. Один хватает его багром за пояс, другой за шиворот. Они тянут изо всех сил, но его засасывает под бревна. Медленно, дюйм за дюймом им удается его вытащить.
Поддерживаемый двумя караульными, он выбирается на берег. Из его колена сочится кровь.
— Простому смертному с этим порогом не справиться! — кричит гонщик разбитым голосом и прислоняется к забору.
На мосту тихо переговариваются, ждут. Олави ищет свой багор. Бледная девушка за его спиной нервно дергает старика за полу куртки и в чем-то тихо, но горячо его убеждает.
— Я еще раз прошу прекратить на этом состязание, — говорит Мойсио, повернувшись к Олави. — Вы ведь видели, чтó получилось с вашим приятелем.
— Видеть-то видел, но я должен спуститься! — громко и холодно отвечает юноша. Его голос звучит как металл и вселяет в людей какую-то уверенность.
Он выбирает бревно, тщательно проверяет его плавучесть. Это длинное нетолстое бревно, покрытое корой, оно погружается в воду сильнее обычного.
— Этот выбрал себе другого коня!
— Да и наездник, видать, другой!
Юноша между тем встал уже на бревно и приближается к мосту. Он стоит спокойно, молча, не отрывая глаз от порога. Только у самого моста он на мгновенье подымает глаза и встречается взглядом с бледной девушкой. Глаза его улыбаются, и он едва заметно кивает ей в знак приветствия.
— Счастливого пути! — кричат ему зрители. Мост пройден, пройдена и стремнина. Зрители напряженно следят за смельчаком.
Вода бушует, бревно, глубоко погруженное в воду, слегка дрожит, но сплавщик стоит крепко, точно под ним пол.
— Видали?! Видали?! Он-то знал, какой конь здесь может пронести!
Бревно мчится, стройная фигура наклоняется влево, багор покачивается в воздухе.
— Что он — прямо в камень хочет врезаться? Гонщик напрягается, багор в его руках замирает, взгляд устремляется на водоворот под камнем, колени слегка сгибаются.
Удар. Легкий прыжок. Тяжелое бревно подается назад — и вот юноша снова стоит на нем как на полу.
— Что за черт! Ну и штучки!
Снова вперед. Три сильных взмаха багром — и бревно, не коснувшись, проскакивает мимо камня, которого не мог одолеть соперник. На мосту всеобщий шум:
— Летит как ни в чем не бывало!
Быстрота нарастает, гонщик танцует, как на пружинах. Зрители на мосту вытягивают шеи.
Удар о невидимое препятствие слышен даже на мосту. Гонщик делает прыжок, бежит вперед… находит равновесие. Потом несколько танцующих шагов назад — и бревно мчится дальше, разрезая стремнину.
— Ну и малый! Виданное ли дело — такой плясун!
— А скала Мялли? Поглядим, как он с ней справится!
Скала Мялли поджидает гонщика там, где русло порога начинает изгибаться.
Бревно мчится прямо на отполированную водой глыбу. Гонщик подается вправо и высоко подпрыгивает над бушующим потоком. Скала подбрасывает конец бревна вверх, гонщик падает на него и мчится дальше. На отполированной скале, как прощальный привет, остается волнистая линия.
— Да это дьявол, а не человек! Подумать только — Кохисеву победил!
На мосту раздаются крики «ура». Юноша несется на середину фарватера. Порог делает изгиб, приближается к скале-великанше.
— Это последняя!
— Но самая опасная!
Два-три легких шага назад — и бревно ударяется прямо в скалу. Прыжок, плеск, торопливые шаги к переднему концу бревна… только там можно сбавить темп.
Бревно отброшено от скалы к середине потока сажени на две, оно дрожит, будто получило головокружительный удар. Поток начинает его засасывать.
Дозорные стоят окаменев, разинув рты. Вдруг один из них принимается кричать, второй хватается за голову и тоже что-то кричит.
— Господи! Как же он теперь выберется?! — Среди зрителей переполох: одни кричат и мечутся, другие окаменели от ужаса. Дозорные бегут вдоль берега вниз по течению.
Гонщик бросает взгляд на груду бревен у скалы. Взмахнув багром и сделав решительный поворот, он бежит к концу бревна и принимается яростно грести, стараясь направить его поперек течения.
— Он хочет выбраться на тот берег!
— Да разве можно там выбраться! И дозорных-то нет!
— Сейчас его затянет в водоворот Евы!
А внизу идет схватка! Сплавщик гонит бревно к берегу, поток тянет его вниз, еще мгновенье — и конец бревна исчезает в его пенящейся пасти.
Несколько отчаянных усилий, несколько шагов бегом — и гонщик взлетает в воздух. Он летит на сгрудившиеся бревна. Зрители видят, как багор, который он держит в руках, ударяется обо что-то, — потом все скрывается за грудой бревен.
Люди бегут вниз… кричат…
Но уже через мгновение те, что находились у скалы, начинают восторженно размахивать шапками.
— Что такое? Одни остановились, а другие помчались как оглашенные, — недоумевают зрители, оттертые в сторону.
Еще минута — и на бревнах показывается стройная фигура. Повернувшись к мосту, гонщик радостно машет шапкой. Люди на мгновение замирают, потом в воздух взметаются шапки, взвиваются платки и берега оглашаются бурными криками восторга.
Олави выходит на берег. Он шагает быстро, но лицо у него в крови. У мельницы, далеко опередив других, стоит бледная, дрожащая девушка. Гонщик замечает ее раньше всех остальных и не знает, как ему быть — подойти к ней или обойти стороной. Заметив, что он приближается, девушка бросает на него радостный взгляд и, покраснев, опускает глаза.
Олави улыбается ей и весело приподымает шапку.
Потом его встречают приветствия ликующей толпы.
— Победитель порога! Урра! Урра! Король всех сплавщиков! Нет на свете другого такого! — кричат люди и окружают его плотным кольцом.
— Тебя, парень, видно, манной небесной кормили, — говорит Вянтти и хлопает Олави по плечу. От кончиков сапог до цигарки он весь излучает радость.
— Теперь ты уже не просто Олави, теперь ты — Олави — Победитель порогов.
— Ого!
— Нравится тебе такое имя?
— Отчего же не нравится? Хоть в церковные книги записывайте, — смеется Олави.
— А теперь пошли на мельницу пить обещанный кофе, — говорит Фальк. — По такому случаю и вдвойне выпить не грех.
Вечером, когда Олави возвращался домой, у окна в доме Мойсио сидела девушка и кого-то тревожно ждала.
А на самой высокой жердочке забора ярко алела воткнутая в него роза.
Юноша перепрыгнул через канаву — голова девушки спряталась за занавеску.
Прикрепив розу на груди, Олави бросил благодарный взгляд в сторону сада, но никого там не увидал.
Девушка же за окном уронила свою светлую головку на руки и тихо заплакала.
Песнь об огненно-красном цветке
— Почему ты сегодня так печален? — спросила девушка, ласково заглядывая в глаза Олави.
— Почему я печален? — словно про себя повторил юноша, играя кончиком ее косы и задумчиво глядя перед собой. — Если бы я знал!
— Ты запутался в собственных чувствах? — спросила девушка.
— Вот именно. Разговор оборвался…
— Я не хочу выпытывать тебя о твоих горестях, — сказала немного погодя девушка. — Но будь у меня печали и будь при этом друг, я бы ему все рассказала.
— И только опечалила бы своего друга, потому что он все равно не понял бы тебя.
