Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

Второй призрак просто смотрит на меня, как обычно. Злобная улыбка застыла на его уродливом лице.

Я отвожу от него взгляд, как делал каждый день с тех пор, как он появился.

Безвольная тигрица не издает физического крика, но тембр ее скорби разносится по астральному плану, острый, как нож, черный, как смерть. Меня пробирает дрожь. Чистый ужас проносится по толпе оттенками черного, серого и тускло-красного.

Я видел и совершал много темных поступков в своей жизни, но я никогда не был свидетелем официального ритуала отвержения. Это отвратительный акт для нашего вида, хуже, чем убийство. Убийство предпочтительнее этого. Мы все поворачиваемся к Титусу, который стоит, вызывающе вздернув подбородок и раскинув руки, словно он совершил какой-то грандиозный поступок. Что-то достойное восхищения.

Только настоящий психопат мог так спокойно отнестись к отказу от своей духовной группы.

Акула во мне смотрит на него по-новому. Она отмечает отсутствие у него эмоций, отмечает потенциальную угрозу, которую он представляет для нашей семьи.

Поскольку Минни была его региной, он имел право отвергнуть ее. Но это не значит, что я не могу перерезать ему глотку за это.

Друзья Минни спешат окружить ее, но она не двигается с места. Тереза проталкивается сквозь толпу, опускается на колени рядом с ними и трясет Минни за плечо. Но тигрица никак не реагирует. С тем же успехом она могла бы быть мертва, если бы я не слышал биение ее сердца. Сердца, которое уже никогда не будет биться так, как прежде.

Аурелия пытается перевернуть ее, но Минни лежит мертвым грузом.

— Мы должны унести ее отсюда, — говорит она своим друзьям, но у них одеревенели конечности.

Эрни, один из моих личных охранников, делает шаг вперед, но я поднимаю руку.

— Анимус не должен прикасаться к ней. Не сейчас. — Я указываю на Коннора, вероятно, самого физически сильного из ее друзей. — Анима-лев. Отнеси свою подругу обратно в ее комнату. Согрейте ее.

Коннор кивает и подхватывает Минни на руки. Но я не смотрю на него. Я смотрю на сибирского тигра, который стоит напротив меня на краю толпы, такой же бледный, как и его белые волосы. Словно призрак. Как будто он тоже покинул свое тело и смотрит на Минни так, словно увидел рай и ад одновременно.

— Всем выйти! — рявкаю я.

Все вырываются из своего шокированного ступора и спешат покинуть комнату отдыха, стремясь как можно быстрее убежать от темного деяния, совершенного в этой комнате. Охранники и консультанты подгоняют их в спины. Титус тоже уходит и даже не оглядывается на свою бывшую регину. В конце концов, остаются лишь немногие из нас, торжественные и молчаливые.

Но Йети по-прежнему стоит неподвижно, его взгляд устремлен в пустоту, руки безвольно повисли. Это все подтверждает. Несомненно, видеть, как твоя регина разбита разрывом связи, — это агония хуже смерти. Не говоря уже о том, чтобы в этот же момент осознать, что она твоя регина.

Ксандер подходит к Йети.

— Не прикасайся к нему, — предупреждаю я. — Он будет нестабилен.

Губы Йети шевелятся, произнося слова, которые мы не слышим. Я прислушиваюсь к его сердцу. Оно бьется с перебоями, и я внимательно наблюдаю за ним. Я слышал, что разрыв связи может привести к смерти более слабых зверей в стае. И хотя Минни глубоко ранена, она не сдалась. И я достаточно хорошо знаю Йети, чтобы понять, что он тоже не уступит этой душевной ране.

— Моя, — произносит Йети. Хриплый шепот, похожий на шорох листьев по надгробной плите. — Она всегда была моей.

— Да, — медленно произношу я, используя свой голос, чтобы успокоить его. — Минни твоя. Как и ты ее. Просто какое-то время это было скрыто от тебя.

Он смотрит в пространство, светлые глаза мерцают.

— Как?

Никто не знал, что такое возможно. Это магия Костеплета, сотворенная той, кто даже не подозревает о масштабах своей силы. Я не буду называть ее имени и подвергать потенциальной опасности. Дикарь бросает на меня острый взгляд.

— Высшие силы, — говорю я. — Это было не намеренно. Ты должен довериться судьбе.

Ксандер достает из кармана самокрутку с драконьей травкой и вопросительно поднимает ее. Я киваю.

Он поджигает сигарету, лизнув кончик пламенем из пальца.

— Пойдем, друг мой, — воркует Ксандер нежным, редким для него голосом, который он использует только с детьми своей сестры. — Покурим, а потом сядем и поговорим.

Йети открывает рот только потому, что не знает, что еще сделать. Он делает затяжку.

— Глубже, — командует Ксандер.

Йети вдыхает глубже, и его зрачки расширяются. Он моргает раз, затем второй.

— Мне нужно убить его, — говорит он.

— У тебя есть приказ, — резко говорю я. — Ты дал мне клятву на крови. Никто не тронет эту свинью.

Несмотря на мой ровный, жесткий тон, моя акула бьется в ужасном, горьком осознании, когда мы понимаем, что все подозрения Лайла оказались верны.

Ксандер уводит оцепеневшего Йети прочь, Дикарь страхует его с другой стороны, а остальные наши звери следуют за ними на всякий случай.

— Я почувствовал это в наш первый раз, — в моей голове раздается голос Лайла. — Всякий раз, когда я оказываюсь внутри нее, я чувствую ее силу. Она выплескивается и выплескивается наружу. Вот почему она впала в это состояние фуги.

Я не отвечаю.

— Ты не хочешь это признавать, да?

Признавать что, блядь?

Что Аурелия защищала не только себя? Все это время. Что она защищала от ментальных атак всю школу?

Сначала я подумал, что школа пробудилась, и древняя драконья магия восстала, чтобы защитить обитель старых повелителей драконов. Сила, золотая, необъятная и дикая, как будто проснулось что-то древнее. Как будто что-то недоступное нашему пониманию.

Но это всегда была только ее сила Костеплета. Дикая, мощная и… защищающая. Она защищала нас всех от ментальных атак. Всю Академию. Своих друзей. Нас.

— Вот почему она всегда опустошена, — вот и все, что я говорю. — Почему она всегда нездорова.

— Твою мать, признай уже это, хладнокровный ты ублюдок, — говорит Лайл. — Она все это время защищала нас от Змеиного Двора. Защищала тебя.

Глава 65

Аурелия

Коннор спешит с Минни в наше общежитие.

— Что за хрень? — рыдает Стейси на бегу. — Что за хуйня только что произошла?

Никто из нас, даже Тереза, ничего не говорит, потому что что тут скажешь? Минни жива, но выглядит не очень. У меня руки чешутся ее исцелить. Но когда моя магия устремляется к ней, оказывается, что исцелять нечего. Я не могу помочь ей с этой раной. Которую сама ей и нанесла. От отвращения к самой себе у меня к горлу подступает желчь.

Лайл встречает нас по дороге в общежитие с серьезным, сосредоточенным выражением на ангельском лице.

— Что… — он замечает Минни, и его лицо смягчается.

Мы все начинаем говорить одновременно.

— Я видел, что произошло, — сухо говорит он, прерывая нас и протягивая руки. — Позвольте мне…

— Нет! — рявкаем мы вчетвером.

— Используйте свой телекинез, — мягко говорит Лайл, наклоняясь, чтобы заглянуть Минни в лицо. — Так будет аккуратнее для ее тела.

Мы вчетвером берем себя в руки, и Сабрина, Стейси, Коннор и я используем наш коллективный телекинез, чтобы поднять Минни в воздух и бережно отнести ее в общежитие. Лайл крадется вслед за нами до самой нашей комнаты, где мы укладываем Минни на кровать.

— Согрейте ее, — говорит Лайл, стоя в дверях.

Мы не говорим, что Коса уже сообщил нам об этом.

— С ней все будет в порядке? — спрашивает Стейси, заламывая руки, когда я забираюсь в кровать Минни и прижимаю ее к своей груди. Ракель скидывает обувь и садится в ногах, натягивая на нас покрывала.

— Она дрожит! — восклицаю я в панике, наблюдая, как моя лучшая подруга сворачивается в позу эмбриона рядом со мной, дрожа, словно от холода.