Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

Тереза кладет руку на голову Минни, проверяя температуру.

— Я никогда с таким не сталкивалась.

Сабрина подходит к панели на стене, чтобы увеличить температуру в комнате.

— Это не поможет, — тихо говорит Лайл. — Ее выздоровление теперь зависит только от нее, — и с нежностью, от которой у меня слабеет сердце, Лайл подходит к алтарю Минни и чиркает спичкой. Он зажигает свечу и поджигает ароматическую палочку, вставляя ее в подсвечник в виде полумесяца.

— О Богиня, — произносит Стейси хриплым голосом. — Почему она никогда не говорила нам, что она его регина?

— Я ее совсем не виню, — говорю я мертвым и пустым голосом. — Ты его видела? Я бы сделала…

Но я ведь сделала то же самое. В настоящее время я делаю то же самое. Стейси смотрит на меня влажными глазами и кивает.

— Да, я понимаю.

Лайл поворачивается, чтобы посмотреть на меня, пока я отчаянно цепляюсь за дрожащее тельце Минни. Его янтарные глаза мерцают, отражая какую-то мысль, и у меня в голове возникает вопрос: думал ли он когда-нибудь об этом? Думал ли кто-нибудь из них официально отвергнуть меня?

Несмотря на то, что они пытались передать меня моему отцу с твердым намерением убить, они никогда не били меня так, как Титус ударил Минни и заставил ее истекать кровью. Они никогда не кусали меня, чтобы причинить вред. Они также не унижали меня публично. Они были злодеями с… принципами.

Затем, к моему удивлению, заместитель директора подходит к кровати. Тереза отходит в сторону.

Минни бессознательно напрягается в присутствии другого анимуса, и я задерживаю дыхание. Но Лайл лишь нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке, и его голос становится тихим и хриплым, как будто он разговаривает сам с собой.

— Береги ее. Напомни ей, ради чего она должна жить.

Я поворачиваюсь к своей лучшей подруге, бормоча что-то в ее волосы и надеясь, что она меня слышит.

— Ты важна, Минни. Ты важна для меня, и ты важна для всех нас. Я даже думаю, что ты важна для Дикаря. Он неравнодушен к тебе, ты знала? Возможно, это из-за волшебного хлеба, или, может быть, из-за того раза, когда ты повалила его на землю, чтобы спасти меня.

Ракель и Коннор тихо смеются сквозь слезы.

Я крепче прижимаю свою подругу к груди и молюсь.

Глава 66

Лайл

Десять лет назад

Вполне уместно, что моя брачная метка спустилась с небес в пролитую кровь и горела в ней, неудержимая и необузданная, несмотря на окружающую ее тьму.

Я ползу на четвереньках по красной пыльной земле, как животное, спасающееся от неизбежной смерти, и вдруг вижу какое-то мерцание. Это лужа крови, достаточно глубокая, чтобы она еще не свернулась и не высохла в суровом зное пустыни. Я подползаю к ней и смотрю. В ней отражается не что-то чужеродное, а я сам. На моей человеческой плоти появился только что выкованный в звездном горниле и запечатленный на новой коже череп, окутанный пятью лучами света.

— Я не один, — удивленно шепчу я.

Когда у человека ничего не остается, он может превратиться в животное. Зубы и когти, ненависть и страх. Но он также может стать кем-то другим. Кем-то, кто жаждет быть чем-то большим, чем он есть. Я больше не верю в богов. Но в этом священном символе я нахожу веру в свою Регину. В мою собственную голубую фею. Потому что она здесь, такая же настоящая, как рассвет на моей коже, запечатленная в моей душе. Ее сердце бьется в унисон с моим.

Это единственное, что заставляет меня убраться подальше от этого места пыток и скорби. Это побуждает меня не оставаться и не умирать здесь с остальными членами моей убитой семьи, а двигаться дальше и найти ее. Стать мужчиной, достойным ее, а не животным, достойным казни.

Я был готов умереть, но теперь знаю, что не одинок.

Она поддерживала во мне жизнь. Даже когда я ее не знал.

Глава 67

Дикарь

Мы с Йети сидим на полу возле комнаты Аурелии и Минни на третий день «кататонии» Минни, как называет это состояние Лайл. Белый сибирский тигр прислонился к одной стене, а я — к другой, и мы передаем друг другу косяк. Это обычная травка, ему больше не нужен драконий стимулятор.

В первый час после того, как с ним случилось худшее, что может случиться в жизни зверя, Йети был подобен зомби, неспособному ни говорить, ни двигаться, ни даже моргать. Примерно через час он впал в глубокую, слепую ярость, и мне, Рубену, Лайлу и Ксандеру пришлось затащить его под землю, в клетку, где он часами бился об электрические прутья. В конце концов, когда его кожа расплавилась до костей, он потерял сознание. Когда он очнулся, то сделал это снова, требуя встречи со своей региной. И встречи с демоном, который так сильно ее ранил.

Он пришел в себя только на следующий день, когда, обезвоженный и покрытый ожогами, был в состоянии выслушать ультиматум Лайла.

Если он будет вести себя хорошо, то сможет дежурить у двери своей регины. Но даже в этом случае за ним постоянно должен присматривать кто-то из нас.

Разъяренный анимус, защищающий свою регину, — это мощная штука. А ярость Йети была сильнее, чем я когда-либо видел. Я горжусь своим другом. Он тоже страдал, как и я, не мог видеть брачную метку своей регины, но все равно хотел ее.

— Она все это время была моей, — повторяет Йети в миллионный раз, сверля взглядом закрытую деревянную дверь. Его голос охрип от рева и крика и звучит почти как у Косы. Кажется, он сам не до конца верит в то, что говорит.

— Это пиздец, — соглашаюсь я, делая затяжку и выпуская сизый дым в воздух.

Йети левитирует косяк из моей руки, и он парит прямо к его рту. Он поднимает покрытую шрамами руку, чтобы закурить. У его локтя хрустит пакет с чипсами. Мы окружены едой, которую Йети принес из столовой после того, как пригрозил парням, которые там работают. Вокруг нас разбросаны бисквиты, булочки, пакеты с чипсами и целая куча кексов, и мне нельзя ни к чему прикасаться.

Это не для нас и даже не для него. Йети не будет есть, пока не накормит свою регину. Так всегда бывает, когда анимус встречает свою регину. Но я не знаю, как долго Йети придется голодать, потому что Минни еще не сделала ему подарок и не приняла его. Она все еще спит, приходя в себя после сильного удара, который нанес ей Титус.

Покалывание в затылке подсказывает мне, что Ксандер вошел в общежитие анимы, и нам требуется мгновение, чтобы увидеть, как он вышагивает по коридору. В его руках две бутылки виски и три стакана. Ксандеру всегда нравился Йети, потому что они оба серьезные и сварливые.

— Решил присоединиться к веселью? — спрашиваю я.

Ксандер усаживается своим большим телом напротив меня, вытягивая ноги и держась на почтительном расстоянии от вспыльчивого самца и его полчища еды.

— Что-то в этом роде, — говорит он сквозь косяк во рту, наливая каждому из нас по порции алкоголя. — Кто-то же должен держать вас в узде, когда вокруг бродят все эти регины.

Йети что-то бурчит в знак благодарности, принимая стакан. Я с наслаждением осушаю свой и смакую знойный привкус крепкого алкоголя анималия.

— Может, нам стоит проверить, как она, — говорит Йети, все еще глядя на дверь, как будто может видеть сквозь дерево. — Ты можешь видеть через дверь, Ксан?

— Ты же знаешь, что нет.

— Они могут переодеваться! — говорю я возмущенно. — Или сидеть в туалете. Это право каждого мужчины спокойно посрать в одиночестве. Или женщины, — я хлопаю себя по бедру для убедительности.

— Действительно, — Ксандер чокается своим стаканом с моим. — Но в ванной никого нет. Я чувствую, что они все еще на кровати Минни.

Я тоже чувствую, что Аурелии нет в ванной, но я не хотел задевать чувства Йети, потому что он, скорее всего, еще не так хорошо чувствует Минни. Но я все равно рад за него, теперь мы можем делиться идеями, чем заняться с Региной. Коса и Ксандер не хотят говорить со мной об этом, а Лайл всегда занят делами Академии.