Анархия в школе Прескотт (ЛП) - Стунич С. М.

— Если она настолько никчемна и незначима, тогда почему ты так зациклена на ней? — спросил я, и то, как моя мама посмотрела на меня в ответ, заставило меня испытать непривычное чувство страха, что я опустил сигарету вниз, стараясь не уронить ее.

— Потому что я никогда раньше не видела тебя таким, — сказала Офелия, улыбаясь, когда она подняла бледную руку, чтобы коснуться моей щеки. — Первая любовь такая могущественная, что однажды именно твоему отцу я позволила манипулировать мной, — прошептала она, подойдя слишком близко, чтобы успокоить.

Я не позволил своей матери коснуться меня, из принципа. Мы не обнимались с тех пор, как мне было семь. Тогда это был ее выбор. Теперь — мой.

Рукой, что не держала сигарету, я осторожно и медленно схватил ее за запястье и оттолкнул. Мне нравилось, что я гораздо выше нее, чтобы мог смотреть сверху-вниз на нее, как на что-то неудачное, заслуживающее того, чтобы на него наступили.

— Руби хотела, чтобы эти деньги были у меня, — осторожно сказал я, пристально глядя на Офелию. — Это было предсмертное желание твоей матери. Почему ты так усердно борешься?

— Приплетая имя моей мертвой матери, ты не уведешь меня от темы, — сказала она, отойдя от меня и вытирая ладонь о свой свитер-жилетку, словно пыталась стряхнуть что-то чрезвычайно неприятное, например, сына от гнилого первого брака.

Посмотри, что ты сделала со мной подумал я, когда посмотрел на нее глазами, полными грусти. Посмотри, в кого ты заставила меня превратиться. Я — настолько же твое создание, насколько и твой сын. Если бы эта женщина любила меня, если бы заботилась обо мне, кем бы я был сейчас?

— Расскажи мне о сделке, которую ты заключила с Тринити Джейд, и я расскажу тебе все о Бернадетт, — предложил я, и Офелия с подозрением посмотрела на меня. В ее взгляде был маленький проблеск страха. Может она по моему голосу слышала, насколько я был серьезен? — Для ясности, это разовое предложение. Потому что если я когда-нибудь — и я имею в виду вообще — застану тебя одной в комнате, то убью.

— Не драматизируй, Виктор, — сказала Офелия, пренебрежительно махнув рукой в мою сторону. Мы оба знали, насколько серьезен я был. — Разве для тебя имеет значение, почему я это делаю? Ты тоже подучаешь с этого выгоду, — он посмотрела на траву, рукой прикрыв глаза.

Сегодня лил дождь, так что снаружи никого не было, лишь бесконечно зеленые лужайки и деревья.

— Я не забыл, что ты сделала с Аароном, — напомнил я, жалея, что не увидел на ее лице такого выражения.

Я сказал Бернадетт, что мы должны убедиться, что Офелия никогда не узнает, насколько сильно она мне дорога. Никогда. Потому что, если она самом деле поймет это, Бернадетт окажется в беде, особенно если я слишком быстро провалю эту затею с Тринити.

Но я не чертова шлюха, и в какой-то момент эта девушка захочет, чтобы я выложился.

Мне придется разобраться со всем до этого момента.

— «Банда грандиозных убийств», — начал я, думая о том, насколько у них тупое название банды. Мне пришлось поискать в Google самые худшие банды в США, чтобы убедиться. Названия не становились лучше. Я улыбнулся вокруг своей сигареты, когда сделала затяжку. В сравнении с ними Хавок и близко не так плохо. — Какие у тебя с ними дела?

— Виктор, просто женись на данной тебе девушке, повеселись с ней немного. Она даже сказала тебе, что можешь оставить себе это отребье, — она повернулась, чтобы посмотреть на меня с разгневанным выражением лица на ее аристократическом лице. — Я ценю, что ты ведешь якобы борьбу, но мы оба знаем, что единственный путь, который не закончится кровавой резней.

— Ты права, — сказал я, выдыхая, а затем бросил сигарету в фонтан, в тот же самый, рядом с которым я стоял, когда впервые привел сюда Бернадетт. Ее светлые волосы сияли словно золото на солнечном свете, и из-за нахмуренности на ее губах я почувствовал себя выпотрошенным. — Это единственный способ.

Я развернулся и открыл заднюю дверь клуба, заходя внутрь в темной футболке, джинсах, ботинках и прочем дерьме. Сегодня я не наряжался, но теперь, когда Офелия и Тринити ручались за меня, дверь открывались как по волшебству, а сотрудники относились ко мне, как к богу.

— Как все прошло? — спросил Оскар, когда я подъехал к дому Аарона и какое-то время сидел на мотоцикле, куря, чтобы пока не пришлось заходить внутрь.

Берни, скорее всего, будет не в настроении. Я хотел быть готовым к этому.

— Нам придется убить Офелию, — повторил я, и всегда знал, что это произойдет. Моя мать ни на миг не ослабляла свою хватку, ее когти все время впивались мне в спину. Даже если мне удастся получить наследство, несмотря на ее вмешательство, она не остановится. Мы никогда не сможем передохнуть и дышать полной грудью. — И Максвелла, — добавил я, подумав про главу «Банды грандиозных убийств». — Они оба нам нужны.

Какое-то время Оскар ничего не сказал, стоя в своем обычном костюме и галстуке, его руки засунуты в карманы.

— Она не вернулась прошлой ночью, — сказал он, и мы оба знали, кем была «она», так что не было смысла уточнять. Я медленно и плавно повернулся к нему, из-за чего дрожали многие люди. Оскару было похрен, он лишь стоял на месте и смотрел на меня, словно ждал, пока я выскажусь по этому поводу. — Еще они оба пропустили сегодня занятия.

— Где она была? — спросил я, но я все равно был чертовски раздаржен.

— Она была с Каллумом, — объяснил Оскар. — Они только что приехали, — он на мгновение замолчал, и я выдохнул.

— Ладно, блять, выкладывай. В чем теперь дело?

— Ни в чем, — спокойно ответил Оскар, но он был настолько чертовски хорошим лжецом, что я бы не узнал. — Полиция раскопала тело Найла. Бернадетт узнала об этом, когда они вчера заявились в дом ее матери с ордером на обыск. Очевидно, он пошли туда, чтобы ограбить дом.

Я слез с мотоцикла, ослепленный яростью и готовы задушить Кэла.

Дверь распахнулась и ударилась об стену, оставив вмятину, из-за которой Аарон красноречиво выругался со своего места на диване.

Бернадетт сидела в обнимку с Каллумом, прижавшись к нему, на противоположном диване, на котором были пятна крови ее и Аарона.

— Какого хрена ты вчера делала у Памелы дома? — спросил я, ненавидя, что я был с Тринити, зная, что это к лучшему.

Я знаю, что, вероятно, должен по-другому решать вопросы с Бернадетт, но ничего не мог с собой поделать. Разве она не понимала, что каждый принятый мною шаг был ради нее? Чтобы она была в безопасности?

— Мы забирали мои вещи, — огрызнулась Берни, смотря на меня с безопасного места в объятиях Каллума. Я не осмелился коснуться ее, когда он смотрел на меня вот так. Даже от настолько простого жеста, как схватить ее за запястье, он мог огрызнуться. Я усмехнулся над ним, в моем горле нарастал рык, но ему все равно. У всех нас уже выработался иммунитет к показухе друг друга. — Вообще-то, крали их. Пэм там не было, так что мы залезли на верхнее окно.