М Автор неизвестен - Халиф на час
И Абу-ль-Хасан пошел к себе домой, а халиф в обличье мосульского купца последовал за ним, и халиф видел, что Абу-ль-Хасан все время думает о том, что с ним случилось, и постоянно об этом печалится. И они шли, пока не приблизились к дому, а Масрур следовал за халифом, и когда они пришли, оказалось, что бедняжка мать Абу-ль-Хасана уже принесла камфарную свечу и зажгла ее. И Абу-ль-Хасан, халиф и Масрур, раб, вошли, и Абу-ль-Хасан с халифом сели и стали беседовать, и разговаривали до тех пор, пока перед ними не поставили столик и не подали ужин. И они принялись за еду и ели досыта, пока не насытились, а Абу-ль-Хасан, глотая кусок, каждый раз оглядывался на дверь.
«Что это ты, Абу-ль-Хасан, все оборачиваешься к двери?» — спросил халиф. «Я все время боюсь того, что со мной случилось», — ответил Абу-ль-Хасан, и халиф молвил: «Помяни всемилостивого, милосердого, вручи свое дело Аллаху и не бойся». Потом, когда они вдоволь поели, мать Абу-ль-Хасана убрала столик и подала плоды, сласти, бутыль с вином, чаши и кубки, и Абу-ль-Хасан наполнил и выпил чашу, а потом наполнил ее вторично и подал халифу. И они пили таким манером, пока вино не заиграло у них в головах и Абу-ль-Хасан захмелел, и когда халиф заметил, что у его приятеля зашумело в голове, он спросил: «Скажи, Абу-ль-Хасан, неужели ты в жизни не влюблялся ни в одну девушку или женщину?» — «Клянусь Аллахом, мой гость, — ответил Абу-ль-Хасан, — я ни разу в жизни не думал о женщинах. Я только искал, где бы хорошо поесть, и попить, и повеселиться с добрыми людьми, которые, как и я, любят пошутить и не прочь опростать бутылку. Клянусь Аллахом, о гость мой, это я больше всего люблю, и вот она — моя возлюбленная, а женщины — что в них проку? Бросим лучше этот разговор, чтобы он не мешал нам заниматься вином».
Потом Абу-ль-Хасан наполнил чашу, и выпил ее, и наполнил второй раз, и поднес халифу, говоря: «Возьми, выпей, повеселимся за этой бутылью», — и халиф молвил: «О Абу-ль-Хасан, в моих словах нет ничего зазорного, ибо это вещь естественная. Ведь мужчину всегда тянет к женщине, и если, когда он пирует и развлекается, возле него сидит красивая девушка, ему еще приятней и веселей. Заклинаю тебя жизнью, скажи мне, неужели ты никогда ни в кого не влюблялся и не любил ни одной женщины?» — «Клянусь Аллахом, о гость, я не таюсь от тебя, — ответил Абу-ль-Хасан. — У меня в жизни не было к этому охоты, и я никогда об этом не думал. Но когда со мной случилось это событие и сатана сделал меня халифом, я видел возле себя много наложниц, и клянусь Аллахом и еще раз клянусь Аллахом, о гость мой, я приметил среди них одну девушку, красота и прелесть которой ошеломляет умы. Она играла на лютне и пела, и клянусь великим Аллахом, она отняла у меня разум. Конечно, все это сны и грезы, но если бы эта девушка досталась мне, я бы на ней женился и считал бы, что достиг высшего блаженства. О гость мой, если бы ты только услышал ее голос и посмотрел на ее лицо, ты бы еще больше обезумел, чем я! Не думаю, чтобы во всем мире нашлась подобная ей красавица, а если, допустим, и найдется, то подобную ей можно только сыскать в доме халифа или у такого человека, как Джафар, его везирь, или еще кто-нибудь из вельмож царства, у которого не счесть золота и серебра. У таких людей, может быть, и отыщешь подобную девушку, а мне, ничтожному забулдыге, где ее взять? Но зато у меня есть эта бутыль, моя подруга и возлюбленная, и клянусь Аллахом, я ее никому не уступлю. А раздобыть ее — самое легкое дело. Оставим, однако, этот разговор и не будем попусту тратить время. Давай лучше выпьем!» И Абу-ль-Хасан налил чашу и выпил, а потом опять налил и предложил халифу, и халиф молвил: «Клянусь Аллахом, о друг мой Абу-ль-Хасан, жаль мне тебя! Пропадает твоя молодость. Живешь ты так, без молодой жены, и прозябаешь, словно дервиш». — «О гость мой, — ответил Абу-ль-Хасан, — лучше всего жить спокойно и безмятежно. Ты видишь, как я ладно живу и дружу с этой бутылью. Разве лучше взять жену, которая мне не понравится или окажется злонравной и взбалмошной, с дурным характером? Ведь я тогда начну каяться, и охватит меня печаль и горесть, но ничто уже мне не поможет».
И Абу-ль-Хасан с халифом пировали и беседовали о подобных вещах до полуночи, а когда халиф увидел, что Абу-ль-Хасану пришло время спать, он молвил: «Поскольку ты человек совершенный и сын достойных людей и хочешь взять девушку красивую, с приятными качествами, то ты в твоих словах прав. Но дай срок, если захочет Аллах, я женю тебя по своему разумению, лучше, чем ты сам хочешь. Если пожелает того Аллах, я сделаю одну вещь, которая тебе понравится и превысит твои желания», — и тут халиф взял бутыль с вином, наполнил чашу, подложил в нее банджа и подал ее Абу-ль-Хасану, говоря: «О брат мой Абу-ль-Хасан, возьми, выпей эту чашу на здоровье, за любовь к той, которую ты увидел во сне и полюбил. Аллах пусть пошлет ее тебе, и ты проведешь с ней жизнь в полном счастье и веселье». А Абу-ль-Хасан взял чашу и молвил: «Раз ты так говоришь, я выпью за ее здоровье, о гость мой, ибо я, клянусь твоей жизнью, очень ее полюбил, хотя жил до сих пор и без нее. Но если уж таково твое желание, мой дорогой, я из уважения к тебе выпью за любовь к ней».
Потом Абу-ль-Хасан поднял чашу, выпил ее и заснул как убитый. А халиф велел своему рабу Масруру взвалить его на спину, и Масрур сделал это, и тогда халиф вышел, запер дверь и направился во дворец, Масрур же следовал за ним, неся Абу-ль-Хасана на спине, пока они не дошли до места, и Масрур положил его в той самой комнате, где Абу-ль-Хасан выпил чашу с банджем, когда был халифом. И халиф приказал-снять с Абу-ль-Хасана одежду и одеть его в халифское платье, и невольницы и рабыни раздели его, облачили в одежду халифа и уложили в постель, а халиф наказал всем невольницам и наложницам, евнухам и слугам встать утром и служить Абу-ль-Хасану, как и в первый раз, словно он и есть халиф, и велел также всем, кто был во дворце, прислуживать Абу-ль-Хасану, как в прошлый раз, и все сказали: «Внимание и повиновение твоему приказу, о повелитель правоверных!» — а потом халиф приказал главному евнуху: «Утром тебе прежде всего следует разбудить меня раньше, чем вы что-нибудь сделаете, и до того, как проснется Абу-ль-Хасан».
И он пошел и лег спать, и все во дворце проспали эту ночь, а утром, когда занялась заря, все встали и начали снаряжаться, чтобы служить Абу-ль-Хасану. Главный евнух поспешил разбудить халифа и одел его в облачение, и халиф встал, вымыл лицо, совершил омовение и помолился, и рабыни, наложницы, евнухи и челядинцы — все собрались у изголовья Абу-ль-Хасана, и даже невольницы с бубнами и музыкальными инструментами и певицы с прекрасными голосами тоже уселись вокруг Абу-ль-Хасана. И халиф вошел и научил их, как им говорить с Абу-ль-Хасаном, величая его халифом, и велел служить ему, как и в прошлый раз, с полным уважением, и после этого спрятался в укромном месте, чтобы посмотреть, что скажет Абу-ль-Хасан. А тот, спустя недолгое время, проснулся и чихнул, так как ему дали чашу с противоядием от банджа, и в тот же миг заиграла музыка и запели певицы, и Абу-ль-Хасан оторопел* слыша эти звуки, и открыл глаза, и увидел невольниц и наложниц, которых видел раньше. Он узнал их и стал озираться в комнате, в которой он находился, и тоже узнал ее и сказал: «Клянусь Аллахом, это та комната, где я ужинал, когда был халифом», — и он начал вглядываться в рабов, невольниц и евнухов, озираясь направо и налево и повторяя про себя: «Что за притча!» — и увидел, что слуги, евнухи, рабы и наложницы — все стоят перед ним с полным почтением и уважением, готовые ему служить, и вскрикнул от ужаса, и так укусил себя за пальцы, что чуть не отхватил их. И он закричал таким громким голосом, что халиф покатился навзничь со смеху, а невольницы продолжали стоять перед ним с полным вежеством и пристойностью.
