Вероника Мелан - Ассасин
— Что ты делаешь?
— Доверься мне…
— Рен!
— Доверься, пожалуйста. — В его глазах смешалась нежность и боль. — Ты сможешь принять любое решение, но позже. Сейчас я должен кое-что сделать.
Он смотрел на меня с раскаянием и… любовью? Боже, это бред… Наверное, это ловушка заставила меня сойти с ума и увидеть то, чего не могло быть на самом деле. Но даже если так… Если все это происходило лишь в моем воображении, я была безмерно благодарна такому подарку. Пусть эти теплые руки и ласковый голос будут последним, что мне суждено запомнить, но я уйду счастливой и спокойной, без грусти и сожаления, без горечи и тяжести на изболевшемся сердце.
В какой-то момент даже холод, сковывающий изнутри, отступил. С трудом шевеля непослушными губами, я прошептала:
— Я буду спать… А ты будешь здесь со мной, правда?
— Я буду с тобой, но ты не будешь спать. Тебе нельзя засыпать…
— Но я хочу…
— Нет. Смотри мне в глаза.
Его голос доносился теперь издалека и будто через дымку, но я старалась держаться. Веки сделались неподъемными, но я из последних сил сопротивлялась навалившейся усталости. И вдруг, сквозь сонное забытье, я почувствовала, как голову изнутри прорезала тупая боль. Если раньше Рен смотрел на меня — на мое лицо, — то теперь его взгляд проник глубже, выискивая что-то, пробираясь на недоступные сознанию слои, вскрывая запертые двери.
— Рен…
— Молчи. — Он лишь крепче сжал мое лицо. Блеск серо-голубых глаз напоминал сияние хирургических инструментов. Боль усилилась.
— Откуда ты знаешь про… лову…
— Я теперь все знаю, молчи. У нас не осталось времени…
— Я умру?
— Нет.
— Даже сенсор не смог сделать этого, — прохрипела я, чувствуя, как он подбирается к точке, которую некогда исследовал Линдер.
— Я не сенсор, но я ассасин и тоже кое-что умею.
— Что это зна… — Вопрос застыл на моих губах, потому что в этот момент я выгнулась от боли. Казалось, голова сейчас взорвется, лопнет, разлетится на мелкие осколки. Взгляд Рена что-то нащупал и теперь медленно тянул это на поверхность, невзирая на то, что «это» прочно вцепилось в меня множеством стальных нитей.
— Не надо…
Больно. Эта пытка окончательно убьет меня.
Рен погладил меня по лицу.
— Прости, я должен сделать тебе больно. В последний раз, я обещаю.
Я не ответила. Вспышка, которую я почувствовала секунду спустя, разорвала меня надвое — мир исчез, оставив вместо себя лишь красное пятно, уволакивающее в пустоту. Хотелось захлебываться криком, но вместо крика изо рта рвался лишь хрип, и эти секунды — последние секунды острой боли — растянулись в вечность. А потом погасла и она, чернота. Все погасло. Наверное, теперь уже насовсем.
* * *Темноволосый мужчина еще какое-то время сидел на песке, прижимая к груди белокурую голову. Затем снял с себя рубашку, укрыл ею неподвижно лежащую девушку и медленно вытянулся на прохладном песке сам.
Он устал. Но время проявило благосклонность — он все успел. Теперь решение — уйти или остаться — за Элли.
Некоторое время он продолжал смотреть на серое небо и кружащие по нему тяжелые облака, затем откинул голову и закрыл глаза. Ветер шевелил упавшие на лоб пряди, время от времени бросал пригоршни мелкого песка на небритые щеки, но Рен уже не чувствовал этого. Уставший и обессиленный, он крепко спал.
Декстер проснулся, когда на песок упали первые капли дождя.
Резко повернув голову, он убедился, что Элли не исчезла, что она все еще лежит рядом, все еще здесь… Накатило облегчение. Несколько секунд Рен лежал неподвижно, успокаивая гулко бьющееся сердце, затем поднялся и осторожно перенес девушку в дом. Уложил ее на кровать, накинул на плечи рубашку и, стараясь не шуметь, вышел на крыльцо.
Что-то тревожило. Что-то неуловимое, далекое, опасное.
Не находя видимых причин своей тревоге, Рен медленно обводил взглядом пустынное побережье. Если не считать внезапно потемневшего грозового неба и шквалистого ветра, вокруг было совершенно тихо. Он достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и, продолжая внимательно оглядывать пляж, закурил.
Спустя минуту, когда Рен уже начал было думать, что всему виной скопившееся за последние дни напряжение, он вдруг увидел его — источник тревоги. К бунгало медленно подъезжал серебристый автомобиль с широкой белой полосой на боку.
Комиссия!
Черт бы ее подрал…
Мужчина в серой униформе неторопливо вышел из машины и направился к дому. Декстер тут же выбросил окурок и опустил руки на рукояти пистолетов. В мятой рубашке, с песком в волосах, небритый и совершенно недобрый, он напоминал сумасшедшего наемника.
Шеф остановился в нескольких шагах от крыльца; какое-то время Начальник и подчиненный пристально смотрели друг на друга.
— Хорошо же ты меня встречаешь… — Дрейк перевел взгляд с лица Декстера на пистолеты. Затем снова посмотрел ему в глаза.
Рен молчал. Прищуренные глаза внимательно следили за мужчиной в форме, улавливая каждое движение, предугадывая каждый жест.
— Ты похож на зверя, защищающего свою берлогу. Неужели поднимешь на меня оружие?
— Зачем ты пришел?
— Неужели не знаешь? Ты только что нарушил закон, Декстер.
Повисла пауза; воздух затрещал от напряжения.
— Неужели?
— И очень серьезно.
— И что? Попробуешь меня забрать?
— Ты ведь знаешь, что пули не причинят мне вреда, правда? — Дрейк продолжал стоять, заложив руки в карманы. Взгляд его добрым не был, однако намерения оставались неясными. Зачем он приехал? Забрать их обоих? Рен не позволит. — Ты понимаешь, что только что снял ловушку, которую не имел права снимать?
Декстер разозлился. Ах, вот оно что…
— А ты понимаешь, что этой ловушки там не должно было появиться? Или ты об этом не знал?
Воздух звенел все сильнее. Когда Начальник злился, его аура всегда уплотнялась и становилась физически ощутимой, причиняя дискомфорт.
— По закону я должен наказать тебя, — размышлял тем временем мужчина в серебристой форме, — ибо закон не позволяет облегчать участь заключенных или помогать им избегать ее.
— А закон позволяет карать невиновных?
— Дерзкий ты. — Дрейк вдруг успокоился и усмехнулся. — Но ты прав — мы ошиблись.
— Что-то не слышу раскаяния в твоем голосе.
— Комиссия может признать неправоту. Но она не раскаивается.
Рен осторожно молчал, ожидая продолжения, но Начальник, как ни странно, молчал тоже.
— Я не дам тебе забрать ее. — Первым затронул больную тему Рен. — Я не для того ее спасал.
