Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
В эту ночь они уснули, почти не дотронувшись друг до друга. Разве что Виктор то и дело успокаивающе поглаживал ее плечо.
А проснувшись глубокой ночью по неожиданной нужде, он вдруг заметил свет в Светланкиной комнате. Постучал, потом открыл дверь и сразу услышал ее шепот:
‒ Папочка, не волнуйся, я уже закончила. Столько пришлось записывать… Представляешь, я оказывается их самих захомутала почти как по написанному здесь…
‒ Кого их?
‒ Танечку и Толика.
‒ Что значит захомутала?
‒ Ну, это образно. Подчинила своему влиянию, понимаешь? Как ты маму. Ты не волнуйся, я уже ложусь. Иди, писай.
Потом вдруг остановила:
‒ Подожди. Если я захочу, я и трахнуть могу их обоих. Представляешь?
А он потом долго лежал и мучился мыслями, могла бы она сказануть такое или вообще о таком подумать, если бы он не сделал то же самое с ней. Сказануть точно не смогла бы, а подумать… может, и не пришло бы ей такое в голову… Хотя кто знает, что творится в головах столь юных дев, вдоволь насмотревшихся заокеанской кинопряни…
Почти все воскресенье Виктор с Ириной провели вдвоем, консервируя на зиму огурцы. Светланка заявилась к ужину, а Сережку оставила у бабушки до завтра, как и намеревалась еще вчера. У Елены Андреевны она даже выспалась, заняла потом почти на пять часов ее компьютер, ‒ бабушке пришлось ее от него чуть ли не силком отгонять.
Уединиться родителям после ужина она не дала, безапелляционно заявив, что сегодняшний вечер принадлежит ей в полном объеме, она сегодня хозяйка дома по всем вопросам.
‒ Тогда и ужин надо было готовить, а не сидеть возле компьютера, ‒ заметила мама, на что получила заверение по поводу предстоящего через некоторое время завтрака, которым их сегодняшний день на самом деле закончится.
Какое-то время родители слушали ее лекцию о достижениях в нейро-лингвистическом программировании, а потом, как это уже само собой предполагалось, она затащила их в постель, чтобы они не тянули резину до полночи.
‒ Ты что, и лифчик снимала, когда загорала? ‒ встревожилась Ирка.
‒ Это немножко. Там было такое место, что никто не видел. Им полезно, если чуть-чуть. Я читала. Тебе тоже нужно слегка их просолярить. Совсем белые. Особенно плохо считается, если все тело сильно загорит, а груди абсолютно нет. Пап, потрогай, как они у меня. Это со вчера так набухли, у меня месячные послезавтра пойдут. Вы полюбоваться своей дочкой не хотите?
‒ Давай, снимай, ‒ поддержала Иринка, ‒ полюбуемся.
Светланка тут же стянула с себя трусики и принялась выставляться перед мамчик-папчиком разными журнальными позами, шаловливо демонстрируя все свои девичьи прелести в самых выгодных ракурсах.
>Ты посмотри на нее, ‒ не выдержала Ирина, ‒ настоящая юная самка. Сильная, смелая, независимая. Увидела б ее врачиха Флора… не дай Бог.
>Вся в тебя. И в бабушку… Своей девчушкой так вся в нее.
Светка вдруг остановилась и удивленно вскинула брови:
‒ Как вы это делаете?
‒ Что делаем?
‒ Переговариваетесь. Самка, врачиха.
‒ К-какая… врачиха? ‒ оторопела Ирка.
‒ Не притворяйся. Я все слышу. Зачем ты меня так назвала? Я что, на сучку похожая, что ли?
‒ Что ты, доченька. Это в хорошем смысле, исконном. От слова "сам". Самостоятельная то есть, самодостаточная. Это вроде как похвала такая. Так некоторые говорят, когда восхищаются женщиной.
‒ Я вообще-то в папу. И совсем не сучка. Правда, папа?
‒ Господи… опять ляпнула черт-те что… ‒ засокрушалась Ирка, с испуганным изумлением глядя в глаза своему мужу.
‒ И давно ты… слышишь? ‒ спросил он.
‒ А вы что, давно так… сообщаетесь?
‒ Сначала я спросил.
‒ Нет. Сегодня первый раз.
И вдруг смутилась, скорежилась, глаза в колени опустила.
‒ Ну, один еще раз маму слышала. Но это она сама с собой.
‒ Когда?
‒ Еще до деревни.
‒ И что ты слышала? ‒ насторожилась Ирка.
‒ Я при папе не скажу.
‒ У нас с папой нет секретов друг от друга.
‒ Все равно не скажу.
‒ Скажи сейчас же!
‒ Мам, ты что?
‒ Говори. Раз начала.
‒ Ну, про этого… который… твои трусики… трогал.
И сама испугалась своему предательству. Пальцами рот прикрыла. В ожидании грозы.
‒ Папа об этом знает, ‒ успокоила ее Ирка.
‒ И что?
Ирка страшно смутилась. Видно было, что она готова сквозь кровать, пол и дальше сквозь землю провалиться.
‒ Он… разрешил.
‒ Как это? Все, что ли?
‒ Все.
‒ И ты дала?
‒ Дала…
‒ Класс… ‒ растерянно пробормотала Светка. ‒ А по заднице? Надавал потом?
‒ Н-нет. Не надавал.
‒ А я б надавала.
‒ Тогда и мне вам надавать?
‒ Ничего себе! Ну ты и даешь! Сравнила. Мы же родные. Нам можно.
Но Ирка уже спрятала свое лицо в ее коленях. От еще более нового стыда. Опять ляпнула пакость…
А Светка воспользовалась моментом, оголила от рубашки ее выставившуюся попу, и оттянула по каждой ягодице с такой силой, с таким звонким лязгом, что Ирка дважды вскрикнула от боли и сжала от напряжения пальцами ее бедра.
‒ Вот. Теперь ей легче будет. Почему ты так не сделал? Пожалел?
‒ Светка, разве так можно… маму!? ‒ не выдержал Виктор, заметивший вылетевшие из ее глаз мстительные искры.
‒ Надо. Тебе сильно больно, мамочка? ‒ подняла она ее лицо к своему.
‒ Ничего, ‒ прошептала Ирка. ‒ Ничего, доченька.
‒ А у меня ладонь аж печет.
И Ирка стала целовать ее ладонь, чтоб она у нее не пекла…
А Виктор ‒ моментально покрасневшие Иркины ягодицы.
‒ Я сама, ‒ перебила его Светка и сделала то же самое.
А когда они подняли головы, отец строго сказал:
‒ Чтобы больше никогда так не делала, слышишь! Тебя мама хоть раз ударила?
Она сжалась от его окрика и промямлила:
‒ Не буду… Никогда больше не буду… Папочка, обними нас…
А ему больше ничего и не оставалось делать.
Так они пролежали несколько минут молча, обнятые им, ‒ мама спиной к дочери, дочь спиной к отцу.
‒ Мам, можно я сегодня буду первая?
‒ Можно… ‒ неожиданно ответила Ирина.
‒ Пап, ты слышал?
‒ Слышал.
И перенес свою руку на Светкины груди.
‒ Только не сильно их, они уже немножко болят.
‒ Да. Я не сильно.
‒ Лучше туда. Где совсем бело. К яське.
И он опустил ладонь туда, где совсем бело. К ясоньке.
‒ Мам, ты будешь смотреть?
‒ Да.
‒ Только мы сначала долго ласкаться будем. Во всех местах. Слышишь, папочка?
‒ Слышу.
‒ Тогда ласкай. А потом я тебя.
Он и в самом деле стал ласкать ее. Во всех местах. И ему было поразительно приятно. И он переглядывался с повернувшейся к ним женой, а та улыбалась глазами и даже давала устные советы, и ему, и дочери. Учительница.
