Эмма Беккер - Вкус любви
— Но я совсем не хочу тебе такое говорить. Я не могу сказать тебе подобное, это было бы непорядочно с моей стороны. Ну что ты делаешь, дебил? Паркуешься или нет?
В пелене звуков, заглушающей его голос, я смутно различаю шум его автомобиля и еще более далекий гул парижских улиц. Я сдерживаю вздох, который показал бы Месье, как сильно мне не хватает этого города, но сильнее моей тоски по Парижу желание оказаться сейчас рядом с ним в машине, чтобы видеть его, поскольку я на сто процентов уверена: на таком расстоянии он не сможет запретить себе прикоснуться ко мне. А в конечном итоге именно это мне и нужно. Вечер, опускающийся на улицы квартала Марэ, и руки Месье, щупающие меня под платьем, пока он объясняет, — но его слова уже не имеют смысла, — почему наша история не имеет права на жизнь?
Закончив ругать нерадивого водителя, он продолжает:
— Извини, но эти придурки совершенно не умеют ездить. Ты просто не осознаешь, что твое положение в тысячу раз проще, чем у меня.
— Но в чем? Объясни мне, в чем мне проще, поскольку лично я уверена: именно ты находишься в более выгодном положении.
— Я?
— Да, ты. У тебя есть жена, работа и плюс к этому еще и симпатичная девчонка, которая не просит ни о чем другом, кроме секса. У тебя есть все.
— Ты переворачиваешь все с ног на голову. Тебе двадцать лет, ты ни к чему не привязана, целый мир принадлежит тебе. А я должен считаться со всеми своими обязательствами. Поверь мне, тебе гораздо легче.
— Но это НЕ ТАК! — воскликнула я, позабыв о том, что меня слушает Люси, а мой отец всего в нескольких шагах разжигает барбекю. — Это не так и абсолютно несправедливо с твоей стороны. Ты считаешь, что будто бы все случившееся между нами никак на меня не повлияло, словно я все со временем забыла. Тебе не приходило в голову, что я хочу раз и навсегда разобраться с этой историей? Я о многом тебя не прошу, сойдет даже «иди к черту».
— Наша история была столь бурной, что и конец должен быть таким же.
Я встречаю его заявление — достаточно категоричное — долгим нерешительным молчанием, даже если сгораю от желания просто сказать ему: «Но это, милый, отнюдь не бурно. Ты исчез с горизонта, и я не могла к тебе пробиться, как ни пыталась. Это больше смахивает на долгую, мучительную агонию. Выражаясь образно, это как если бы ты сбил меня на своей машине и, решив, что я умерла, оставил на обочине. Только я не умерла.
Что может быть ужаснее для двадцатилетней девчонки смотреть, как весело резвятся ее подружки, и еле поспевать за ними, подволакивая за собой ногу? Это ты должен был висеть на телефоне, набирая бессвязные сообщения, это ты должен был быть на моем месте, а я — на твоем. Чтобы мы дружно над этим посмеялись. Чтобы подумали, какую смерть ты предпочитаешь — быструю или медленную. И я…»
Но погоди. Погоди, погоди, погоди. Почему он говорит мне о конце, если…
— Если ты считаешь, что все кончено, зачем сообщаешь мне о получении моего письма? Тебе следовало поступить как обычно — просто промолчать.
— Я думал о тебе.
Рассудок бессилен против такого аргумента. Месье всегда находит способ перевернуть ситуацию, и получается: я одновременно без ума от ярости и вот-вот лопну от счастья, узнав, что еще живу в его мыслях, пусть даже на короткое мгновение, даже если желание, которое Месье испытывает ко мне, исчезает так же быстро, как появляется.
— Хорошая причина, — вяло соглашаюсь я.
— Ты какая-то странная, — замечает Месье, не подозревая, насколько попал в точку.
— Просто я не понимаю, куда это нас приведет и что мне думать.
Месье тяжело вздыхает.
— Я тоже. Когда ты возвращаешься в Париж?
— Не знаю.
Одного слова, одной даты от Месье хватило бы для того, чтобы я тут же купила обратный билет, но мне нравится, как звучит в моих устах это «не знаю». «Не знаю и знать не хочу».
— Я заезжаю на паркинг, придется тебя оставить. Когда тебе можно перезвонить?
— Когда хочешь, — вздыхаю я, разворачиваясь. — Можешь позвонить завтра, перед работой.
— Ок.
Я кусаю губы изо всех сил, мне нужно вытащить из себя этот P. S., который разрушил бы создавшееся ощущение безразличия:
— Я думала, что ты меня больше не любишь.
— Не надо так думать, Элли.
— Правда?
Я уже не могу сдержать улыбку.
— Правда. Если бы я мог с тобой видеться, если бы это не было так рискованно, я бы встречался с тобой как можно чаще.
— Ладно.
— Согласна, детка?
— Согласна, — отвечаю я голосу, ласкающему мой слух.
— Вот и договорились. А теперь мне пора бежать, я перезвоню тебе завтра.
— До завтра.
— Целую тебя, — шепчет Месье.
— Я тоже.
Мне сложно описать три секунды полной тишины, предшествующей окончанию разговора, этот короткий момент вечности, когда я слышу, как он дышит, быть может, не решается что-то добавить, ровный гул мотора, а потом — ничего, конец связи. Теперь мне нужно продержаться до завтрашнего утра, без конца перебирая в памяти все, что мы с Месье могли друг другу сказать между строк.
Выключив телефон, я продолжаю стоять, опустив руки, на мокрой траве: значит, Месье вернулся. Из ниоткуда. У меня нет никаких улик, никаких следов, которые помогли бы мне понять, как он проводил все это время вдали от меня. Я знаю лишь одну вещь, и она меня абсолютно устраивает, по крайней мере на пару минут: Месье здесь. Месье существует, Месье жив — я с ним разговаривала. У меня до сих пор горячо в груди от его голоса.
— Ну что? — спрашивает Люси, приблизившись ко мне, как она обычно это делает: совершенно беззвучно.
— Толком не знаю.
— Он будет с тобой спать?
— Да. То есть я так думаю. Во всяком случае, мне кажется, что он этого хочет. Если, конечно, не врет. С ним никогда ничего не знаешь наверняка. Это же Месье.
Пока мы направляемся обратно к дому, меня продолжает грызть непонимание. Чего он все-таки от меня ждет? Осознавая, что я не должна этого делать, прекрасно зная: именно такие действия привели меня к тому, что я ползаю у ног Месье, я отсылаю ему в СМС свой последний вопрос:
— Ты хочешь, чтобы я перестала выгибаться перед тобой, как салонная кошка?
Несколько минут спустя приходит ответ от Месье:
— Нет.
Я получила разрешение быть счастливой, хотя бы на некоторое время.
На следующее утро в четверть девятого я выкуриваю свою первую сигарету в маленьком саду моей бабушки. Поскольку мы с Алисой и Люси накануне легли очень поздно, глаза у меня закрываются. В этот час Месье, должно быть, обмотав полотенце вокруг талии, вихрем вылетел из ванной, полной пара. Он тщательно побрился и побрызгал одеколоном щеки и запястья. Я уверена, стоя в душе, он мастурбирует, медленно, под струями горячей воды. О чем он в этот момент думает, остается большой загадкой, но ничто ему не мешает мечтать обо мне.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
