Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

— Отвали, Аквинат, — выдыхает она.

Титус скалит зубы через ее плечо.

— Птичка может присоединиться, если хочет.

Змея перестает подпрыгивать и свирепо смотрит на меня.

— Я искала Минни, — многозначительно произношу я, не сводя с них глаз и не отступая ни на сантиметр.

Они оба смеются, и от этого у меня волосы встают дыбом.

— Она не захотела участвовать, — говорит Титус, и его взгляд внезапно становится жестким. — Она сама виновата.

Взгляд, которым он одаривает меня, вызывает неприятную дрожь. От этого доминирующей регине во мне хочется вцепиться ему в горло, чтобы преподать урок. Нахмурившись, я отворачиваюсь.

Для анималия нормально поддерживать отношения с несколькими людьми, учитывая тот факт, что нам суждено спариваться группами. Неудивительно, что Титус трахается с несколькими анимами. Удивительно то, что он не пользуется презервативом. Здесь свирепствуют ЗППП, и он подвергает риску их всех. Интересно, знает ли об этом Минни. Расстроенная, я скрещиваю руки на груди, собираясь уходить. Они расстались, а я об этом не знала?

Я выхожу из оцепенения, когда несколько анимусов начинают кричать и свистеть в мою сторону. Из комнат выходят полуодетые люди, пытаясь понять, из-за чего весь этот шум. Запах самцов, мыла, одеколона и секса густеет в воздухе, когда я ускоряю шаг.

Но как только я добираюсь до лестницы, снизу поднимается группа кошачьих, преграждая мне путь. Они смотрят на меня расширенными зрачками и облизывают губы.

Я ругаюсь себе под нос.

— Привет, певчая птичка, — раздается низкий голос позади меня. Я оборачиваюсь и обнаруживаю группу орлов, собравшихся на лестничной площадке, словно на просмотр захватывающего фильма. — Похоже, ты застряла с нами вместо Титуса.

— Э-э, нет, — я нервно смеюсь, когда один из них действительно имеет наглость потирать руки. — Это вряд ли.

— Не-а, — щебечет один из них, поглаживая свой подбородок. Они раскраснелись и на взводе, без сомнения, чувствуя возбуждение от того, что другие анима трахаются поблизости. Стейси, Сабрина и Коннор, наверняка, тоже где-то здесь. — Не будь такой, детка. У нас здесь уже сто лет не было новой орлицы. Мы хорошо проведем время. У нас есть еда и все такое.

Часть меня испытывает к ним жалость. Их инстинкт подсказывает им ухаживать за самкой, приносить ей еду… а еще трахать ее.

— Ты была полностью в распоряжении Дикаря, но он до сих пор в карцере, — первый наклоняется вперед и оглядывает меня с головы до ног.

Я делаю шаг назад, но натыкаюсь на твердый, потный торс. Оборачиваюсь и вижу, что ко мне со всех сторон прижимаются кошки. Я скалю зубы, но они только смеются.

Внезапно я снова оказываюсь на стуле, скованная обсидиановыми кандалами, а надо мной возвышаются пять змей. Паника разливается по моим венам, пульс отдается в голове. Мир вокруг меня накреняется.

Бежать. Бежать. Я должна бежать, пока меня не убили. Пока они не содрали с меня кожу и не срезали брачную метку. В глубине моего существа разливается первобытная тьма. Я снова оборачиваюсь, пытаясь подсчитать, сколько урона я могу нанести за короткий промежуток времени…

И тут кто-то начинает петь внизу лестницы, его голос эхом разносится вверх в ритмичном напеве.

Глава 42

Аурелия

— Семь птичек сидели на заборе. Одна из них упала и шею поломала. И вот вам результат — шесть птичек на заборе…

Хищные птицы разлетаются по коридору, даже не оглянувшись, а кошачьи поспешно проскальзывают мимо меня, стараясь не зацепить и не оставить свой запах на моей коже и одежде.

Конченные идиоты.

Я закрываю глаза, чувствуя, как в груди разливается чистое, абсолютное облегчение, а ноги в ботинках стучат по лестнице, приближаясь все ближе и ближе. Я могла бы воспользоваться телекинезом, но мне действительно не стоит так открыто демонстрировать свои способности.

— В итоге на заборе осталась лишь одна! — Дикарь знаменует свое появление прыжком через перила и аккуратно приземляется на корточки передо мной.

Я наблюдаю за ним как в замедленной съемке. Он выпрямляется во весь свой внушительный рост, напрягая и перекатывая мышцы великолепного обнаженного торса. Без футболки, с растрепанными волосами и татуированной грудью, блестящей от пота, он — услада для глаз. Дикарь смотрит на меня серьезным взглядом и говорит низким голосом:

— Отличная здесь акустика, ты не находишь, Регина?

Рыдание вырывается из моего горла, когда я бросаюсь к нему, и он подхватывает меня сильными руками, кружа, словно принцессу из диснеевского мультфильма.

— Я так рада тебя видеть, — шепчу я ему в шею. От него пахнет потом, сосной, далекими лесами и… моим.

— Подожди, что это было? — Дикарь опускает меня на пол и смотрит горящими глазами. — Скажи это снова.

Я прячу улыбку, опустив взгляд, но он приподнимает мой подбородок, и я вынуждена смотреть на него и в эти хитрые ореховые глаза. Они мерцают от жара, и его голос наполняется опасной властностью.

— Скажи это снова, Регина.

Я сглатываю.

— Я рада видеть тебя, Дикарь.

Дикарь вскрикивает и хватает меня за талию, перекидывая через плечо, как будто я ничего не вешу, затем шлепает рукой по заднице, чтобы платье не задралось. Слова сыплются из него, как из пулемета, потому что его явно рвало по швам от желания быть со мной, пока он сидел в изоляторе.

— Я больше никогда не спущу с тебя глаз. Я был готов сворачивать шеи, как только вышел и узнал, что произошло, но Лайл меня остановил. Лев держал в руках четыре урны и сказал, что все уже сделано и он собирается отправить их останки обратно родителям. И тут я почему-то подумал: «Так вот на что это будет похоже, когда мы станем полноценной стаей?». Потому что, знаешь, Регина, он отлично вписывается. Лайл такой же псих, как и все мы. Возможно, его анимус, даже хуже наших. В общем, не знаю, время покажет. Он считает Академию своей территорией, властный ублюдок, и поэтому принял все это слишком близко к сердцу. Вероятно, он даже разозлился на Ксандера за то, что тот сам с ними разобрался. Короче, как только я вышел, я охотился за тобой всю дорогу сюда, и теперь мы собираемся пойти и заняться любовью, чтобы я мог избавить тебя от их змеиной вони.

У меня кружится голова, в основном из-за прилива крови, потому что свисаю вниз головой, но также и из-за того, что Дикарь… Дикарь говорит жестокую правду. Эти змеи погибли из-за приказа моего отца. И Лайл действительно считает эту землю своей территорией, поэтому имеет право расправляться с нарушителями его приказов так, как посчитает нужным. Согласно Старым законам, архаичным обычаям зверолюдей, смерть или пытки — единственное справедливое наказание за столь серьезное преступление.

Но мне интересно, как отреагирует мой отец. Будет ли он мстить после этого еще хуже. Потому что, с другой стороны, Академия — нейтральная территория. Предполагается, что молодые звери нашего сообщества должны быть здесь в безопасности.

От чувства вины у меня сводит желудок, а к горлу подступает желчь, когда я думаю о последствиях, которые принесут действия моего отца, в попытках добраться до меня. Я не могу не чувствовать себя виноватой из-за этого.

Я сдерживаю слезы, потому что они ничего не исправят.

— Мне нужно найти Минни, — возражаю я, хлопая его по крепким мышцам пониже спины.

Но Дикарь просто продолжает идти по коридору, слишком увлеченный обнюхиванием моего бедра и низко порыкивая.

— После того, как мы трахнемся, я вырву клыки у каждой змеи в Академии.

Я сглатываю, потому что это буквально самая страшная пытка, которую можно придумать для змеи. Мой отец приберегал ее для особо тяжких преступлений, и сама я никогда не видела, как ее применяли.

— Ты не можешь так поступить, Дикарь, — быстро говорю я. — Это неправильно. Смертей и так уже слишком много.