Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

— Ее регинтство растет, — шутливо замечает Дикарь, опрокидывая в горло воду и громко причмокивая. — Сами видите!

— Нет такого слова, — огрызается Ксандер. — И тебе нужно принять душ. От тебя воняет бездомной псиной.

— Я больше не бездомная псина, — еле слышно произносит Дикарь, уставившись на лестницу, как будто все еще может видеть там Аурелию. — Совсем нет.

Ксандер бормочет ругательства себе под нос, раскуривая новый косяк. Последние пять минут прокручиваются в моей голове снова и снова. То, как она появилась здесь, истекающая спермой Лайла, в поисках Минни. То, как она посмотрела на Дикаря в поисках поддержки, когда я позвал к себе. Какая-то часть ее теперь ему доверяет. Это меня удивляет. Это пробуждает что-то нежелательное в моем холодном, черном сердце.

Но какая-то часть Аурелии хочет заявить права и на меня.

И большая часть меня тоже хочет заявить на нее права. Соревноваться с братьями, которые уже заявили на нее права, вытрахать из нее их сперму и наполнить ее влагалище и матку своим семенем.

Стакан с виски в моей руке трескается.

На самом деле я этого не хочу, но и Лайл не хотел, и этот ублюдок-лев сдался. Для таких доминантных членов стаи, как мы, естественно соперничать друг с другом. И если она станет более уверенной в себе, сколько времени у нас будет, прежде чем мы все окажемся у нее под каблуком? Я был прав, держась в стороне. И я был прав, отправив Аурелию обратно к отцу, когда мы думали, что ее казнят.

— Я люблю ее, — тихо говорит Дикарь.

Ксандер выплевывает виски.

— Ты продолжаешь это повторять! Снова и снова, но ты даже не знаешь, что это значит. Это все ее манипуляции. Просто твои гребаные гормоны…

Но Дикарь качает головой из стороны в сторону с уверенной улыбкой на лице, словно ничто не может его поколебать.

— Нет, знаю. Ты не знаешь ее так, как я. Она милая, и добрая, и даже невинная во многих отношениях. — Ксандер недоверчиво усмехается. — И когда я узнал, что ее похитили, я…

Я едва могу дышать, когда вижу, что глаза моего брата блестят так, как не блестели с тех пор, как мы были детьми. С той ночи, когда я убил нашего отца и его мать…

— Я должен был прийти в ярость, — продолжает Дикарь. — Но это было не первое, что я почувствовал. Первым, что я почувствовал, был, — он сглатывает, — страх. Страх, что ей было больно, что она была ранена или напугана.

Ксандер разбивает свой стакан с виски об пол, словно пытаясь шокировать Дикаря и вывести его из состояния тупости.

— Видишь! — кричит дракон, указывая пальцем на Дикаря. Жар исходит от нашего брата-дракона волной резкого гнева. — Это именно то, чего мы избегали. Именно это и происходит. Дик, тебе нужно избавиться от ее чар. Она собирается держать тебя на поводке своей киской, и тогда нам всем крышка. Тебе нужно контролировать свой блядский волчий член!

Но мой брат, самый неуравновешенный и неуправляемый член всей моей организации, качает головой, как будто ему жаль Ксандера.

— Я не чувствую этого здесь, — он указывает на свой член. — Я чувствую это здесь, — Дикарь поднимает палец к груди. К своему сердцу.

Ксандер рычит, отворачивается от него, скрещивая руки на груди и смотрит в окно на сгущающуюся ночь.

Акула внутри меня бьется, протестует, бушует и отказывается горевать из-за проигранного дела. Я знал, что Дикарь может сдаться, но не думал, что это произойдет так быстро. Мой младший брат не из тех волков, которых можно переубедить в своих желаниях. Все эти годы я старался изо всех сил, не для того, чтобы приручить его, а для того, чтобы перенаправить.

Но здесь не на что перенаправлять.

Нет эквивалента его регине.

— Я не позволю им забрать ее, Коса, — говорит Дикарь, впиваясь в меня немигающим взглядом. — Ты знаешь, что я разнесу в клочья все дворы один за другим, если они заберут ее для… размножения.

Мы все это знаем. У нас на руках будет бешеный волк, которого не будут волновать последствия любой бойни. Это будет настоящая резня.

Но именно это слово запускает во мне опасную, психопатическую жажду крови. Размножение.

Я не позволю, чтобы ее оплодотворил кто-то, кроме меня или одного из ее суженых. Только у нас есть это ебанное право. В этой жизни и в любой другой.

От одной лишь мысли о других мне хочется притащить Аурелию сюда, приковать ее к моей кровати и овладеть ею.

Увидев самодовольную физиономию Мейса Наги сегодня на заседании Совета, моя акула насторожилась. Я проголосовал за продление судебного запрета Двора Феникса, но после этого мне пришлось плавать в подземном бассейне, просто чтобы успокоиться. Я не думал, что был настолько взвинчен, пока она не появилась здесь.

С этим ошеломляющим, свирепым лицом и дикой силой, которая затронула древнюю нить прямо в моей душе. Сегодня она что-то пробудила во мне. Что-то опасное, потенциально катастрофическое, но правдивое.

В своей жизни я ценю многое. Но больше всего — правду.

Внезапно мои пальцы жаждут ощутить ее. Внезапно мои глаза жаждут увидеть ее. Я жажду услышать звук ее сердцебиения, ее дыхания. Мне нужно знать, как она будет выглядеть, когда я буду трахать ее на пляже среди разбивающихся о берег волн или прямо в воде. Моим членом. Моим…

— Брат… — голос Дикаря почти заглушается моими мыслями, но в его тоне слышна осторожность.

Осторожность?

Я возвращаюсь к реальности.

— О-о-о, — Дикарь улыбается во все зубы, его взгляд падает на мою окровавленную руку и разбитое стекло на коленях. Ксандер оборачивается и смотрит на меня, но в его неоновых глазах читается разочарование

— Не говори этого, — говорю я низким и опасным тоном. — Даже, блядь, не начинай.

Дикарь поднимает руки, зная, что это успокоит Великого Белого.

— Мне что, достать эти чертовы цепи, Коса? — рычит Ксандер. — Мне что, увести тебя от нее?

— Нет, — отвечаю я, пульсируя кровожадной решимостью.

Ксандер закрывает рот, чувствуя, что я говорю серьезно.

Я не могу быть вдали от нее. Больше не могу.

Глава 44

Аурелия

Когда я возвращаюсь в общежитие анимы, до меня доносится аромат пара и геля для душа Минни. Я нетерпеливо врываюсь в нашу комнату, но обнаруживаю, что там темно, а Минни всего лишь маленькая кругленькая фигурка, свернувшаяся в постели, как котенок, лицом к стене. Усадив Юджина поудобнее в фиолетовом кресле в изножье кровати Минни, я подкрадываюсь к своей подруге и слышу, что ее дыхание глубокое и ровное. Герти спит, прижавшись лбом ко лбу Минни, а это значит, что Минни нуждалась в ее утешении сегодня вечером. Мое сердце сжимается от грусти и вины. Моя лучшая подруга накрыта одеялом, так что я не могу видеть ее тело, и мне приходится принюхиваться к воздуху вокруг нее.

Я не чувствую запаха крови или чего-либо еще, что могло бы указывать на то, что ей был причинен физический вред.

Почувствовав облегчение, я направляюсь в ванную. Я подумываю о том, чтобы принять душ, но дело в том, что от меня все еще пахнет Лайлом. Я хочу, чтобы это длилось как можно дольше, поэтому в итоге просто смываю грязь с босых ног и умываю изможденное лицо, прежде чем расчесать спутанные волосы и прыгнуть в постель на ночь. Я поворачиваюсь, чтобы по привычке проверить кровать Генри, и, обнаружив, что она пуста, чувствую, как у меня падает сердце. Уверена, что за ним присматривают, но я действительно скучаю по нему. По крайней мере, я слышу время от времени сонное кудахтанье Юджина, пока он устраивается поудобнее в кресле.

Мой телефон дзынькает, и я хватаю его. Пришло сообщение с пожеланием спокойной ночи и кучей смайликов с поцелуями от Дикаря и второе с неизвестного номера.

«Запрись, змееныш. Ты же не хочешь, чтобы преследователи добрались до тебя посреди ночи»

Я встаю и дважды проверяю, заперт ли балкон, а затем убеждаюсь, что автоматический замок на нашей входной двери активирован на время комендантского часа. С бешено колотящимся сердцем я забираюсь обратно в постель и смотрю, как на экране мигают три точки, а затем исчезают. Я не свожу глаз с этих точек, но они появляются только для того, чтобы снова исчезнуть. Проклиная этого неизвестного парня, я бросаю телефон под кровать, чтобы не было соблазна проверять его в неурочное время, и засыпаю.