Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

Я пробираюсь по Академии прямо к административному зданию и захожу в лифт. Открыв потайную панель, нажимаю цифру четыре с помощью телекинеза и постукиваю ногой, ожидая, пока лифт поднимет нас со скоростью улитки.

Впервые я увидел Аурелию в темноте ее спальни. Я был всего лишь призраком, вызванным силой, превосходящей меня. Сначала я сопротивлялся, но потом понял, что сопротивление высвобождает моего анимуса и сводит нас с ума. Поэтому я позволил песне регины привести меня в ее бунгало, расположенное глубоко на территории змей. Она лежала на кровати в крошечной, едва заметной ночной сорочке, и это поразило меня подобно молнии. Мой центр вселенной сместился, и я не мог отвести взгляд, пока она извивалась и стонала, отдаваясь своему наслаждению.

Это казалось таким порочным. И, вопреки здравому смыслу, я жаждал этого с тех пор.

Таким мужчинам, как я, позволено желать, жаждать. Но обладать? Обладать Аурелией так, как обычный анимус обладает своей региной душой и телом?

Невозможно.

Я вздрагиваю от этой мысли, когда захожу в свою квартиру и пинком распахиваю дверь в спальню. Аурелия прижимается ко мне, нежно утыкаясь носом в мою грудь, и у меня внезапно возникает сильное желание завернуть ее в покрывало и оставить здесь навсегда.

Я осторожно кладу ее на середину кровати, но она не шевелится.

И я не отстраняюсь. Я не могу.

Запах Аурелии слишком силен, кровь на ее коже слишком яркая, и первобытное чувство, подсказывающее мне, что моя Регина уязвима, не позволяет мне отпустить ее.

Стиснув зубы, я ложусь рядом, прижимаясь к ней всем телом, как будто могу защитить ее хрупкую фигуру своей массой. Где-то между кабинетом Селесты и отделением неотложной помощи она потеряла свою джинсовую куртку, и теперь на ней только это тонкое платье. Темные волосы растрепаны и спутаны, и я не могу удержаться от желания привести их в порядок. Я нежно убираю их с лица Аурелии, проводя пальцами по коже ее лба и щек.

Руку покалывает от прикосновения, и я останавливаюсь, чтобы перевести дух, прежде чем наклониться и понюхать нежную, гладкую оливковую кожу ее щеки. Аромат подобен сладкому цветку, но скорее пьянящий, чем цветочный. Он успокаивает смертоносного зверя за стальной дверью, заставляя его лежать и нежно урчать. Возможно, если я еще немного понюхаю ее, я успокоюсь настолько, что вернусь к своему обычному состоянию. Я наклоняю свое лицо к лицу Аурелии, касаясь носом линии ее подбородка. Такая мягкая. Такая красивая.

Какого хрена я делаю?

Аурелия что-то бормочет во сне, и этот звук подобен песне сирены, которая заманивает меня в свои сети. У меня нет выбора, кроме как снова опустить голову и крепко обнять ее, вдыхая цветочный запах и вспоминая ту роковую ночь, когда я впервые увидел ее, а затем и то, как всего несколько дней спустя, она убежала от меня при свете дня.

Во мне все напрягается.

Я убил ради нее. После многих лет воздержания от убийств, после всех усилий сдержать свое обещание, я поддался инстинкту и убил, увидев, что за ней гонится кто-то другой, а не я. Пять змеиных душ вернулись к Дикой Богине, потому что мой анимус — это бешеный зверь, вновь пробужденный этой женщиной.

Это кровь. Должно быть, вид ее пролитой крови толкает меня на такое поведение. Усилием воли я отрываю свой нос от подбородка Аурелии. Одним движением я откатываюсь от нее, спрыгиваю с кровати и направляюсь в ванную.

Когда я возвращаюсь, Аурелия не просыпается от прикосновений влажной мочалки, а первобытный ублюдок во мне низко и громко мурлычет от удовольствия, что мы моем нашу Регину. Ему нравится, что мы прикасаемся к ней, ласкаем так нежно, как она того заслуживает.

Всего лишь гигиена, мы все время учим этому студентов. Часть учебной программы. Это первое правило Академии. Студенты должны соблюдать чистоту.

Я прикрываю ее, когда раздается видеозвонок. Это Рубен с мрачным лицом.

— Босс, взгляните на это.

Он переключается на внешнюю камеру, и то, что я вижу, окрашивает мое зрение в красный цвет.

— Пахнет драконом, — говорит Рубен, как будто я не вижу четыре дымящихся груды пепла и несколько блуждающих языков красного пламени над ними. Я сбрасываю вызов, прежде чем успеваю швырнуть телефон в стену.

Я так взбешен, что не могу использовать нашу новую телепатическую связь. Я набираю номер Косы, и тот берет трубку после второго гудка. Он уже должен был вернуться.

— Соедини меня с Ксандером прямо сейчас, или, клянусь Диким Богом, вы все, блядь, покойники.

Глава 37

Аурелия

Когда я просыпаюсь, то обнаруживаю себя в большой роскошной кровати с шелковыми простынями, которые точно не мои. Все это не мое.

Я резко открываю глаза и вижу только черное. Черные простыни на двуспальной кровати и льва, который сидит в кресле у двери в спальню, как можно дальше от меня.

— Что?.. — спрашиваю саму себя.

Лайл тяжело вздыхает, и это слишком похоже на звук самобичевания.

— Я принес тебя сюда, — признается он, не глядя на меня и сжимая подлокотники до побелевших костяшек. Такое ощущение, что он раскаивается. — Какое-то время я спал рядом с тобой. Я… обнимал тебя.

Внезапно он встает, словно в ярости, и пристально смотрит в стену, будто думает о чем-то ненавистном.

— Не знаю, какое безумие на меня нашло.

Я замечаю плавность его движений, то, как он перемещается в пространстве, словно его тело состоит не из крепких, жестких мышц, а из шелка.

— Мы оба знаем, что на тебя нашло, — тихо говорю я, крепче сжимая в кулаках мягкую ткань, которая меня окружает. — То же самое, что побудило меня прийти сюда на днях.

А что касается меня? Я нисколько не жалею о своих поступках. Я позволяю знанию об этом оставаться там, в зияющей пустоте между нами.

— Я знал, что Кристина что-то замышляет, — он проводит рукой по распущенным волосам, что для него нетипично, уставившись на дверь спальни, как на своего злейшего врага.

Я никогда не видела его таким. Даже когда он без раздумий убивал змей-ищеек моего отца, еще до того, как я появилась здесь. Даже когда он много раз злился и раздражался из-за меня. Никогда не видела, чтобы он терял дар речи. Никогда не видела его… потерянным.

Что-то еще не совсем так, как должно быть. Я смотрю вниз и вижу, что одета в одну из его рубашек. Под ней мое платье, так что, к счастью, он не снимал его и не видел мои раны, но от меня пахнет мужским гелем для душа, а кожа на лице, шее и груди мягкая и чистая, как…

— Ты… — шепчу я в шоке. — Ты…

Он натянуто кивает.

— Помыл тебя? Да.

По моим ногам пробегает дрожь.

— Почему? — снова шепчу, прижимая рубашку к груди и гадая, уместно ли будет понюхать ее.

И тут я вспоминаю, что лизала руку этого мужчины.

— Ты была вся в крови, — отвечает он. — В твоей собственной. И это не помогало… справиться с ситуацией.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, янтарные глаза опускаются к моей шее, как будто он заново это переживает. Осознание приходит с толчком в живот. Ему было невыносимо смотреть на мою кровь. Он не смог устоять перед желанием привести меня сюда, в безопасное и уединенное место, укрыть меня и вымыть. Тепло разливается по моей груди, а вместе с ним и что-то более пугающее.

— Спасибо.

На его лице написано: ты серьезно?

На моем: да, блядь, абсолютно.

В конце концов, у меня бы не хватило сил сделать это самой. И хотя сейчас мои силы все еще на исходе, отчаянное истощение, которое было раньше, отступило.

— Где Генри? — спрашиваю я.

— Он госпитализирован для проведения расследования, — говорит Лайл, по-прежнему не глядя на меня. — С ним Юджин.

Испытав облегчение, что оба моих малыша в порядке, я пытаюсь расчесать птичье гнездо, в которое превратились мои волосы.

Лайл продолжает:

— Я хочу знать, чем они его усыпили. И…

Его глаза следят за движениями моих рук, пока я распутываю узлы в своих длинных черных локонах.