Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.
Чертыхаясь под нос, я бросаю взгляд на четыре кучки драконьего огня. Конечно, они держали меня в плену, но разве это заслуживает смерти? Желчь подступает к моему горлу, когда я думаю о двух суженых Натальи, которые теперь мертвее мертвого, и о том, как Ксандер казнил их, даже не моргнув глазом.
Это был неудачный оборот речи, потому что Ксандер на самом деле не пользуется своими веками, но он казнил этих людей, как будто они были ничем.
Юджин что-то настойчиво пищит, и я смотрю на него сверху вниз.
— Полагаю, за это я должна благодарить тебя, — бормочу я.
Он кивает головой.
— Пойдем, — зову я.
Он одобрительно кудахчет, готовый последовать за мной. Прижав Генри к груди, я выбегаю из проклятой пещеры, гадая, как я буду все это объяснять.
Будет лучше, если никто не узнает, не так ли? Я не хочу, чтобы люди знали, что я была настолько глупа, что позволила себя похитить, и не хочу, чтобы мои друзья переживали. Но в то же время они должны быть настороже, чтобы предотвратить покушения на свои жизни.
Долбанные покушения! И все из-за меня. Мне нужно пересмотреть свои щиты. Мне нужно принять во внимание тот факт, что угрозы моего отца вполне реальны и что после того, как он услышит о смерти своих людей, то не погнушается отомстить убийством.
И у меня ужасное предчувствие насчет того, что Ксандер собирается сделать с Натальей. К тому же, в Академии полно змей, и все они верны моему отцу.
Подъем по длинной лестнице дается мне нелегко, дыхание сбивается от бега трусцой, и в конце концов заставляет перейти на шаг, когда у меня начинается головокружение и бесконтрольная дрожь. Яд, должно быть, все еще находится в моем организме, и хотя он меня не убьет, он определенно оказывает неблагоприятное воздействие.
Когда я наконец поднимаюсь на поверхность, то обнаруживаю, что понятия не имею, где нахожусь. Мне приходится бродить по коридору, пока не натыкаюсь на группу патрульных.
Я поднимаю окровавленную руку.
— Помогите, пожалуйста.
— Что за черт, Аквинат? — говорит один из них, бросаясь ко мне.
Подтверждение того, что я дерьмово выгляжу.
— Да, на меня напали. Где медицинский центр?
Когда нас доставляют в отделение неотложной помощи, я уже на грани того, чтобы расплакаться. Шея болит и липкая от крови, живот горит адским пламенем, а яд разъедает всю мою кровеносную систему. Я пытаюсь исцелить себя, но основная сила уходит на все мои щиты, поэтому я вся в холодном поту и практически в обмороке.
Что может быть хуже? Как бы я ни уговаривала охранников, они все равно звонят Лайлу.
Что еще хуже? Я рада, что они позвонили ему, и, довеском ко всему, с каким-то оцепенением осознаю, что скучаю по Дикарю.
Я бы хотела, чтобы волк был здесь и обнял меня своей большой рукой. Он, наверное, отпустил бы какую-нибудь шуточку, чтобы мне стало легче. И, с большой вероятностью, поубивал бы всех змей, попавшихся ему на глаза.
Единственное, что радует, — моя любимая медсестра Хоуп сегодня дежурит в медблоке. Она бросается ко мне, и ее глаза расширяются при виде охранников, меня, Генри и Юджина.
Хоуп незамедлительно ведет меня внутрь и усаживает на кушетку. Юджин уклоняется от охраны и бросается за нами.
— Я здесь не ради себя, а ради Генри, — я протягиваю ей нимпина, чтобы она осмотрела его, и Хоуп хмурится, прежде чем взять крошечный комочек пуха и положить его на передвижной столик.
— С ним что-то сделали, — объясняю я, поднимаясь на ноги, чтобы внимательно наблюдать за ее работой. — Его сердцебиение стабильно, на уровне ста двадцати, дыхание — шестьдесят, и нет никаких признаков следов от клыков или травм, но я не уверена насчет игл.
Она смотрит на меня и переводит взгляд на мою шею и окровавленную одежду.
— Успокойся, Аурелия. Сделай вдох. У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь в обморок. Ты что, подралась? Ты потеряла достаточно крови.
Я снова плюхаюсь на кушетку, и она издает тот печальный звук, который издают все больничные матрасы — пуф. Словно эхо того, как я себя сейчас чувствую.
У меня кружится голова, и я крепко сжимаю руки, чтобы они не дрожали. Юджин устраивается поудобнее на стойке с оборудованием и наблюдает за нами через свои забавные коричневые очки.
Соберись, Лия, — говорю я себе. Соберись, черт возьми.
— Лия? — голос Хоуп возвращает меня в реальность. О чем она меня спрашивала? Это даже дракой не назовешь. Ни хрена подобного.
— Нет. То есть, да.
— Это как?
Я вздыхаю, потирая шею. Рука тут же становится липкой, и подкатывает тошнота. Не из-за металлического запаха моей собственной крови, а из-за того, что они собирались сделать.
Они пытались срезать мою брачную метку. Они собирались буквально содрать с меня кожу, как будто решили приготовить на ужин.
Перед глазами начинает плыть, когда все произошедшее наконец-то в полной мере доходит до меня и обрушивается, как товарный поезд. Я едва слышу, как Хоуп достает телефон и начинает диктовать кому-то инструкции по введению Генри антидота опиатов, а также внутривенного введения жидкости.
Небольшое облегчение. С Генри все будет в порядке. Один из моих друзей не пострадает из-за связи со мной.
Не проходит и нескольких секунд, как я рыдаю, уткнувшись в грязные руки. Это злые, сотрясающие плечи рыдания. Моя анима спрашивает, не хотим ли мы перевоплотиться, и мне действительно хочется превратиться в птицу с перьями и когтями, вернуться в свое гнездо под школой, свернуться там калачиком и спрятаться от всего этого безумия. Но я не могу этого сделать. Мне нужно остаться здесь и быть начеку. Я могу мириться с дерьмом моего отца, если это означает, что мои друзья не пострадают. Я перенастраиваю свои щиты, меняя силу. Любые психические атаки, направленные на школу, будут перенаправлены на меня. Это меньшее, что я могу сделать ради безопасности своих друзей.
Мне на колени кладут коробку с салфетками, а рядом ставят стакан с водой, пока Генри уносят. От этого я плачу еще сильнее, потому что теперь никто не говорит мне, когда дышать, как дышать и даже зачем мне дышать.
Во мне бушует буря, и все, что у меня есть, — это хлипкая лодка. По бокам пробоины, и вода хлещет внутрь, но я все равно продолжаю грести.
В самые мрачные времена, после того как отец бросил меня, я вспоминала свою мать. Представляла, что ее призрак был со мной в моей маленькой лодке, и ее тонкие руки держали второе весло. Она составляла мне компанию. Придавала мне сил. Но теперь, когда я стала старше, я задаю вопросы, на которые нет ответов. Почему мы обе потратили наши жизни на такую тяжелую борьбу? Судьба матери станет и моей судьбой? Я продолжаю идти вперед только для того, чтобы сдаться в будущем?
Сердце болит так же сильно, как и все остальное. Я позволяю своему тяжелому телу упасть на кушетку, не в силах даже полностью дотянуться до подушки, но мне все равно.
И все же моя жизнь совсем не похожа на жизнь моей матери.
За последние месяцы у меня было несколько золотых моментов, когда я видела проблеск будущего, которое могло бы быть прекрасным. Место, яркое, как солнце. Место, полное друзей. Добрых, отзывчивых людей, таких как мой Генри, Юджин и Минни, Сабрина, Ракель, Стейси и Коннор. Дикарь. Я должна бороться за эту надежду. В память о моей маме, которая ушла слишком рано. Бороться за то, чтобы она гордилась мной и чтобы наша родословная была достойной. Когда-то костеплеты были королями и королевами. Их дух течет в моих жилах. Они тоже сражаются вместе со мной.
Меня окутывает тепло, словно кто-то накинул согревающее одеяло. Я заворачиваюсь в него и стягиваю края вокруг тела, запечатывая коконом свои страдания, потому что последнее, что мне нужно, — это выставлять их напоказ. Я почти могу представить, что одеяло — это мои крылья, сложенные вокруг меня надежной защитой.
Я убеждаюсь, что все мои щиты на месте, все семь, и еще один, который я установила вокруг всей Академии, чтобы обеспечить нашу безопасность. Возможно, дело в этом, но я погружаюсь в глубокий сон и не могу себя контролировать.