Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

— Я ищу Элейн Дэвенпорт, — говорит он на весь зал с блеском восторга в глазах.

Моя паника сменяется ужасом.

Александр отходит, убирая руку с моего плеча, когда взгляд Юджина останавливается на мне. Он улыбается и меняет курс, направляясь ко мне, наслаждаясь зрелищностью момента, и говорит достаточно громко, чтобы его слышала большая часть зала.

— Поскольку ваш жених не смог присутствовать, чтобы отпраздновать с вами, он попросил меня передать это.

В комнате воцаряется тишина, когда Юджин достает черную бархатную коробочку.

Я чувствую, как краска сходит с лица.

Честно говоря, когда я попросила Юджина узнать мнение Эммета о камнях, то не ожидала увидеть Юджина снова. Я предполагала, что Эммет не захочет участвовать в выборе обручального кольца.

Но, очевидно, я недооценила Эммета, потому что, когда Юджин медленно открывает бархатную коробочку и показывает мне, что внутри, становится ясно, что он послал мне сообщение.

В коробочке спрятан кроваво-красный рубин ужасающих размеров, закрепленный четырьмя зубцами на тонком золотом ободке.

Толпа устремляется вперед, чтобы посмотреть.

— О, как оригинально! — восклицает Диана.

— Не видела ничего подобного, — добавляет Коллетт.

Юджин оживляется, видя их интерес.

— Это довольно редкая реликвия, относящаяся к временам французской монархии. Ходят слухи, что камень когда-то принадлежал Марии-Антуанетте.

«О, Эммет. Ты мог быть и поделикатнее…»

Я не двигаюсь, чтобы забрать кольцо, поэтому подходит бабушка, достает его из коробочки и надевает на мой безымянный палец. Оно мне не подходит. Кольцо слишком большое, а камень такой тяжелый, что соскальзывает в сторону — дурное предзнаменование.

— Он… большой, — бормочет бабушка себе под нос.

Я могу сказать, что она не одобряет, и понятно почему.

Всем остальным кажется, что это милый жест со стороны жениха, но это не так. Не могу выносить вид драгоценного камня, и то, что остаток ночи я провожу, протягивая руку, чтобы другие могли его рассмотреть, не помогает. Я улыбаюсь в ответ на комплименты и изо всех сил стараюсь казаться восхищенной, но как только возвращаюсь в свою комнату после окончания вечеринки, снимаю кольцо с пальца и позволяю ему со звоном упасть на серебряный поднос с украшениями.

Оно лежит там изо дня в день, так и не надетое. Я почти уверена, что бабушка будет настаивать, чтобы я носила его, хотя бы для вида, но она молчит. В конце концов, Маргарет или Джейкобс аккуратно укладывают кольцо обратно в черную бархатную коробочку для сохранности.

Если бы я могла вернуть его в Leclerc & Co, я бы это сделала.

Когда люди спрашивают о кольце, я отвечаю, что мне пришлось отослать его, чтобы изменить размер. Никто не подвергает историю сомнению.

Мы с Эмметом не виделись и не разговаривали друг с другом с утра после благотворительного вечера в Нью-Йорке. Не уверена, что он все еще в Бостоне. Я отказываюсь искать его в социальных сетях, то же самое касается его брата и других друзей из Сент-Джонса. Если Коллетт заводит о нем разговор на работе, я ухожу от вопросов.

В городе наступает зима, и на смену легким кашемировым пальто приходят толстые шерстяные пальто и куртки Canada Goose. В первую неделю декабря выпадает снег, и я пробираюсь по покрытым слякотью тротуарам, направляясь на публичную лекцию Анри Зернера, заслуженного профессора истории искусств в Гарварде. Зернер написал книгу «Искусство Ренессанса во Франции: изобретение классицизма», которую я читала, будучи студентом бакалавриата. Мой потрепанный экземпляр до сих пор стоит на книжной полке, испещренный аннотациями. В моем мире Зернер — знаменитость, и, хотя в 2015 году он ушел на пенсию, проучив студентов 42 года, я не удивлена, что университет снова пригласил его выступить с циклом публичных лекций.

Когда прихожу в аудиторию кампуса, то обнаруживаю, что зал заполнен меньше, чем я ожидала. Жаль, учитывая, что Зернер был пионером в области истории искусств, особенно эпохи Возрождения. По крайней мере, мы здесь, и я уверена, что в последнюю минуту придут еще несколько человек.

Я рискнула и пригласила Коллетт посетить лекцию вместе. Она уже здесь, сидит в первом ряду рядом с другой женщиной, которую я не узнаю, пока не подхожу к проходу и не замечаю ее профиль.

Останавливаюсь на полпути. Если бы я не была так взволнована лекцией Зернера, то развернулась бы и вышла из аудитории.

Коллетт замечает меня и машет рукой. Я проскальзываю мимо нескольких сидящих гостей и неохотно занимаю свободное место слева от нее.

— Эй! Лейни, ты знакома с Мирандой? Она моя подруга. Я встретила ее в последнюю минуту и пригласила пойти с нами.

Поворачиваюсь и встречаю взгляд Миранды. Вблизи она выглядит потрясающе. Карие глаза такие светлые, почти карамельные. Светлые волосы аккуратно уложены, а яркая красная помада идеально подходит к цвету лица.

— Нет, не официально, но кажется, что знаю, по всему, что слышала о тебе.

Она склоняет голову набок.

— О? Странно. Я не узнаю тебя. Ты из Сент-Джонса? Я училась в Симмонсе, в Коннектикуте.

Мне трудно поверить, что она не знает, кто я. Не могу понять, притворяется она или нет, улыбка такая убедительная, но, учитывая, что она была с Эмметом утром после того, как стало известно о нашей помолвке (и, возможно, ночью), она не могла не знать.

— Да, Лейни училась в Сент-Джонсе, хотя она на несколько лет младше нас. Она работает со мной в галерее Morgan Fine Art, и, о боже, она помолвлена с Эмметом.

Улыбка Миранды не меняется ни на дюйм.

— Да, конечно. — Затем она хихикает, как будто Коллетт сказала что-то смешное. — Поздравляю.

Желудок сжимается, когда я киваю, а затем поворачиваюсь к сцене.

На протяжении всей лекции я безуспешно пытаюсь сосредоточиться. Сомневаюсь, что улавливаю половину того, что говорит Зернер, и это невероятно раздражает. Настроение портится, когда он заканчивает и приглашает всех в фойе перекусить и продолжить обсуждение.

— Хотела бы я остаться, — говорит Миранда, снимая пальто со спинки стула. — Но, вообще-то, я собираюсь на поздний ужин. Не хочу заставлять своего кавалера ждать.

Ее насмешливый взгляд встречается с моим, и намерения кристально ясны: она собирается встретиться с Эмметом.

Стараюсь, чтобы моя улыбка была приторно-сладкой, и отвечаю:

— Желаю отлично провести время!

Но это предел моей способности притворяться. Я отказываюсь от закусок и выхожу в холодную ночь, обеспокоенная, что снова пошел снег.

Две недели спустя теплый дневной свет проникает сквозь занавески в гостиную бабушки. В камине тихо потрескивает огонь. Джейкобс разливает чай на четверых, используя антикварный чайный сервиз Reed & Barton из чистого серебра, который бабушка приобрела на аукционе в прошлом году за сумму, равную ВВП небольшой страны.

Мы принимаем гостей. Не так давно Диана приехала в дом бабушки со своей внучкой Викторией. Виктория всего на несколько лет старше меня, и бабушка хотела бы, чтобы я стала такой, как она. На бумаге у нас много общих качеств: мы выросли в школе-интернате, получили образование в Лиге Плюща, светские люди, утонченные, лощеные, но Виктория излучает уверенность. Куда бы она ни пошла, мир следует за ней. На вечеринках и званых вечерах, которые мы посещаем, она всегда в гуще событий, руководит шоу, в то время как я держусь в стороне. Наши пути редко пересекаются, хотя она достаточно мила в случаях, когда мы вынуждены находиться в обществе друг друга из-за наших бабушек.

Последние пятнадцать минут Виктория болтала без умолку, рассказывая истории из своей жизни. Глупый казус с лондонской модисткой. Ужасное свидание вслепую со шведским наследником судоходства. «Удивительный» духовный семинар, который она только что закончила на Бали. Ее пригласила подруга — Кейт Хадсон.

Я слушаю и потягиваю чай, кивая, когда это уместно, пытаюсь не привлекать внимания, но безуспешно.

Возможно, она чувствует, что теряет мое внимание, потому что наклоняется и приподнимает брови.