Здесь ради торта (ЛП) - Милликин Дженнифер
— Он стоит в одном ряду с маминым, — отвечаю я, и Лозанна светится.
Она продолжает утверждать, что это потому, что она ездила на пароме на материк и делала покупки на фермерском рынке, где морковь была выдернута из земли за день до этого.
Возможно, так оно и есть, но я ставлю на третье пиво, которое я выпил. Все становится вкуснее после того, как откупоришь крышку от пива номер три.
За ужином Пейсли и Лозанна прикончили бутылку белого вина, а по пути на веранду, чтобы там посидеть, откупорили вторую.
— Клейн, — говорит Лозанна, мечтательно глядя на темное небо и прижимая бокал к переду своего светлого свитера. — Пейсли говорила тебе, что я однажды целовалась с Бобом Баркером?
Мы с Пейсли обмениваемся взглядами, по ее губам пробегает игривая улыбка.
Откинувшись на спинку кресла, я готовлюсь выслушать историю.
— Возможно, Пейсли упомянула, что вы поцеловали Боба Баркера.
— Я была там, — начинает свое повествование Лозанна. — В Лос-Анджелесе, в гостях у подруги. Нас пригласили на студийную съемку шоу «Цена вопроса». Это было в 80-е годы, так что шоу уже давно выходило в эфир. Я хочу сказать, что прецедент поцеловать его в щеку уже был создан, — она усмехается своим воспоминаниям. — Я не могла поверить, когда меня позвали спуститься. Я угадала ближайшую цену за ужасно уродливый шкаф, и вдруг он пригласил меня на сцену! Я знала, что это будет единственный момент в моей жизни, когда я окажусь на телевидении и в присутствии Боба Баркера одновременно, поэтому я согласилась, — она смеется, глаза блестят.
Пейсли вздыхает.
— Мне нравится эта история.
— Моей маме тоже бы понравилась. Она смотрела это шоу, когда я был ребенком.
Лозанна поднимает одно плечо и игриво покачивается.
— Ладно, внучка моя, — Лозанна сужает взгляд на Пейсли. — Расскажи мне правду.
Пейсли встревоженно смотрит на меня, но Лозанна продолжает:
— Странно, что твоя сестра выходит замуж за твоего бывшего?
Пейсли тихонько хихикает.
— Да, — она опускает ноги на пол и откидывается в кресле. На мгновение остается только неизменный шум волн, целующих берег, а затем она говорит:
— Я хочу, чтобы Сиенна была счастлива, и Шейн тоже, — она пожимает плечами и смотрит на меня взглядом, который я не могу расшифровать. — Было бы неплохо, если бы Сиенна подумала о моих чувствах, — признается она.
Лозанна качает головой туда-сюда.
— Я не могла поверить, когда твоя мама сказала мне, что ты участвуешь в свадьбе. Почему ты согласилась на это?
— Я думала о будущем, о том времени, когда потом они уже давно будут женаты. Мне нужно было спросить себя, будет ли мне все еще не все равно к тому времени или я буду жалеть, если действительно займу твердую позицию. И, честно говоря, — взгляд Пейсли метнулся к Лозанне, — мне было проще сказать «да».
— Легче для нее, — замечает Лозанна.
— Да.
— А как насчет тебя? — спрашивает она.
Теперь внимание Пейсли приковано ко мне, быстро и уверенно.
— У меня все хорошо.
Желание прикоснуться к ней прямо сейчас очень сильно, но Лозанна сидит между нами. Я опускаю подбородок, медленно принимая ее притязания.
Лозанна отталкивается ногами, раскачивая свое кресло, и кивает. Я не уверен, в знак ли это согласия или одобрения.
После долгой паузы Пейсли объявляет, что идет в дом за водой и вернется с достаточным количеством для всех.
Когда за ней закрывается дверь, Лозанна говорит в темноту ночи:
— Пейсли следовало бы сказать своей сестре, чтобы она пошла на хер.
Не могу не согласиться.
Пейсли принесла три стакана воды и объявила, что пора спать. Лозанна расцеловала нас в обе щеки и поднялась по узкой лестнице в свою спальню на втором этаже.
Когда мы уходили с пляжа, я обнаружил надувной матрас в сарае, спрятанном сбоку от дома. Убедившись, что Лозанна закрыла дверь своей спальни, я пробираюсь наружу и забираю его оттуда, где спрятал за разросшимся кустом гортензии.
Наверху Пейсли включает душ, а я с помощью ручного насоса надуваю матрас.
Или пытаюсь надуть матрас. Древний и не имеющий инструкции. Ситуация, скорее всего, закончится тем, что я окажусь в положении Макгайвера[xlv]. Если у меня нет инструментов и лишней липкой жвачки, придется полагаться на свой интеллект.
Пейсли сидит на краю кровати, ожидая, пока нагреется вода, и наблюдает за мной. С интервалом в пять секунд ее тоскующий взгляд устреляется к ванной, где работает душ.
— Ты можешь принять душ, — говорю я ей, возясь с маленькой металлической деталью, которая должна вставляться в матрас.
— Нам нужен звук. Я не смогу закрыть дверь.
— Ты боишься, что я подсмотрю?
— Клейн, — она склоняет голову набок.
В какой-то момент вечера она завязала волосы в небрежный пучок, идентичный тому, что был у нее на голове, когда она появилась в аэропорту. Это было только сегодня утром? Такое ощущение, что это могло быть вчера.
Словно подстегнутая моими мыслями, усталость проникает сквозь мои кости. Я откидываюсь на колени и борюсь с зевотой.
— Да, Пейсли?
— Мы делим одну комнату. И ванную. Я бы сказала, что, скорее всего, в какой-то момент на этой неделе мы с тобой увидим кусочки друг друга.
Если бы я не чувствовал себя так, будто недавно проглотил полный рот мелатонина, я бы громко рассмеялся над тем, как она употребила слово «кусочки».
— Это похоже на ловушку. Как будто ты планируешь сорвать с меня полотенце после того, как я выйду из душа.
Пейсли отталкивается от кровати, на ее лице играет тень лукавой улыбки.
— Если я это сделаю, знай, что это в исследовательских целях. Я все еще пытаюсь понять, светится ли он.
Смех застает меня врасплох, вызывая покашливание. Пейсли вбегает в ванную, оставив дверь открытой. Нет ни одной части меня, которая не хотела бы откинуться назад, хоть немного, хоть чуть-чуть, в надежде увидеть Пейсли в раздетом виде. Я не привередлив. Подойдет любое состояние раздетости.
Эти ее сексуальные ножки, не прикрытые шортами? Я приму это.
Рубашка, отсутствующая на верхней половине тела? Неважно, что завтра я, скорее всего, увижу ее в бикини еще до конца дня. Я могу умереть счастливым человеком, представляя себе ее грудь, собранную в кружева бюстгальтера.
Я не могу позволить своим мыслям зайти дальше, не могу позволить себе даже подумать о том, какой она будет под лифчиком и трусиками. Шорты, в которые я переоделся перед нашей прогулкой по пляжу, ни черта не скрывают, и если она выйдет сюда до того, как кровоток перейдет к другим частям моего тела, то невозможно будет скрыть, что мысль о том, что она голая в ванной, делает со мной.
С лазерной фокусировкой мужчины, пытающегося избавиться от эрекции, я направляю все свое внимание на то, чтобы разобраться с этим надувным матрасом.
И что вы думаете? Не отвлекаясь на Пейсли, сидящую на кровати и наблюдающую за мной, я в мгновение ока привожу его в рабочее состояние и надуваю.
В дверях появляется Пейсли: пушистое белое полотенце обернуто вокруг ее тела, волосы собраны на голове во что-то похожее на маленький тюрбан, напоминающий лаванду. Ее кожа раскраснелась от тепла воды.
— Душ свободен, — объявляет она, забегая в комнату.
Я смотрю на ее тело, пока она идет к комоду.
— Новое правило, — говорит она, роясь в верхнем ящике. — Когда принимаешь душ, бери с собой в ванную свежую одежду.
— В таком случае, — отвечаю я, переходя на свою сторону комода и открывая верхний ящик. — Думаю, мне стоит взять свои вещи.
— М-м хм-м, — произносит Пейсли, роясь в содержимом своего ящика. Стринги всех цветов дразняще смотрят на меня.
— Выберешь что-нибудь или будешь стоять тут еще какое-то время? — я не собирался говорить таким хриплым голосом, но эрекция, от которой я старательно избавлялся, вернулась в полную силу.
Мой тон отражается от гладкой, загорелой кожи Пейсли. Она ухмыляется. Ей это нравится.
— О, Клейн. Такой ворчливый иногда, — двумя пальцами она выхватывает из ассортимента восхитительное жалкое подобие нижнего белья и удерживает его в воздухе. — Это подойдет, — говорит она.