Пэм Годвин - Грязные связи
Но, черт, я готовилась занять место генерального директора через пару недель. Это означало, что я могла уволить членов совета директоров, почистить компанию, и больше никогда не участвовать в теневом дерьме вроде этого. Я набрала в легкие побольше воздуха.
До этого момента у меня не было выбора. Либо я следую его указаниям, либо Колин отправляется в тюрьму. Так что, я сидела на крайнем стуле возле L-образного бара и пыталась получить удовольствие. Одному Богу известно, как необходимо мне было распустить волосы. Буквально. Густые пряди спадали, согревая спину и щекоча локти. Остальные мои чувства вливались в ретро-окружение.
Мне понравилось в «Дозоре» в самый первый раз, когда мы пришли сюда с Колином. Живой джаз, официантки в чулках в мелкую сетку, мебель, существовавшая еще во времена до сухого закона, энергетика, эксцентрика — привлекало все. Этот ночной клуб был, самым что ни на есть, сексуальным.
Низкий треск послышался со стороны сцены. Щелк. Щелк. Щелк. Умеренный, терпеливый. Пальцы, щелкая, выбивали ритм.
Шепот утих. Головы повернулись к сцене. Тела выгнулись. Нога пожилого мужчины рядом со мной постукивала в такт. Потом к щелчкам присоединился саксофон, вселяя в каждый одинокий щелчок живую душу. Медленно люди в зале начали разворачиваться к сцене, вслушиваясь, качаясь, теряясь.
Я тоже его почувствовала. Глубокий, наполненный, и губительно смелый. Как и глаза мужчины на другой стороне барной стойки. Он был всего лишь силуэтом в поле моего бокового зрения, но мне и не нужно было смотреть. Я могла почувствовать его взгляд на себе. Он бродил по моему лицу и обжигал щеки, требуя, чтобы я молча ответила ему на приглашение. Я была чересчур нервной, чтобы флиртовать или общаться.
Жди у бара. Прими приглашение.
Курьер должен подойти ко мне, в отличие от мужчины с нервирующим взглядом.
Бармен скользил от стойки к стойке, принимая заказы и смешивая напитки. Поймав его взгляд, я перекинула остатки мартини себе в горло.
Еще один.
Боже, этот испепеляющий взгляд.
Заставь его остановиться.
Мои вдохи участились, и ладони вспотели. Я заставляла себя не встречаться с его глазами, боялась, что, если встречусь, не смогу оторваться. И тогда что?
Это слишком рискованно.
Я продолжала наблюдать за барменом, который продолжал сновать у стойки в своем поношенном жилете, подтяжках и фетровой шляпе. Как будто он наливал выпивку в простые стаканы где-то в задней комнатушке местечка, в котором запрещено продавать спиртное, как во время правления Вудро Вильсона (прим. — один из президентов США, который был против сухого закона). Его внешний вид, тусклое освещение, черные бархатные шторы и глубокие оттенки красного — все наталкивало на мысли о винтажной атмосфере.
Моим собственным напоминанием о прошлой эре было кроваво-красное приталенное платье с юбкой-клеш и чулки с черными подвязками. Вид, который вызывал сотни комплиментов всего лишь, когда я входила, заставлявший эту тридцатисемилетнюю даму чувствовать себя как дома среди молоденьких красавиц в коротких платьях на высоченных каблуках. Окинув взглядом с иголочки одетый народ, я была уверена в том, что каждый джентльмен Чикаго со страстью к кабаре был сейчас в этой комнате.
Неуловимый мог быть одним из них, носить подтяжки и попивать ликер с девочкой на руках. Он не знал меня в лицо. Я не знала его. Грудь сжимало. Это на самом деле было драматично, но я отказывалась позволять этой херне рушить мои фантазии о нем.
Моя единственная ночь с ним могла напрочь выбить почву из-под ног, но она также и ярко освещала темный уголок боли, в котором я хоронила себя всякий раз, думая о нем.
А я много о нем думала. Черт, практически постоянно.
Может быть, я никогда и не узнаю, что его спугнуло. Но часть меня и не хотела знать. Он оставил мне эротическое воспоминание. Такое, что вдыхало жизнь в каждую его мышцу под черной кожей, и я бы не отдала его. И, несмотря на то, что он сбежал, могу поспорить, я подарила ему что-то подобное.
Бармен разбавил мне мартини, и мои глаза, оставшись безоружными, снова скользнули к мужчине у стойки напротив. Прежде, чем мой мозг смог что-либо осознать, взгляд уже скользил по его лицу и встретился с его глазами.
Попав в ловушку его глаз, я проглотила комок в горле. Дыхание замерло. Все мое тело отреагировало на него. Тень щетины на его подбородке заставила мою кожу покалывать. От вида его полных губ мои собственные начали подергиваться. Светлые каштановые волосы, подстриженные на концах, сексуальный беспорядок на макушке просто умолял, чтобы мои пальцы схватили, потянули и не отпускали. Я сжала руки в кулаки на бедрах.
Между нами было примерно шесть метров и барная стойка с барменом, и я не могла различить цвет его глаз, но, черт, они были испепеляющими. Жар, который исходил от них, поднимал температуру в комнате, посылая дрожь по моему телу. Кем, черт возьми, был этот парень? И почему я так реагировала?
Пять минут назад я точно так же думала о другом парне. Боже. Я не была какой-то пустой шлюхой в погоне за карнавальными развлечениями. Я не стремилась сновать от мужчины к мужчине. Я не хотела многих мужчин. Что со мной происходило?
Его подбородок наклонен, взгляд устремлен на меня из-под опущенных ресниц. Вместе с линией его волевой челюсти и заметным изгибом бровей, он выглядел так высокомерно, смело, разрушительно. Господи Боже, он был настолько чертовски прекрасен, что становилось больно, будто пощечина в лицо каждому мужчине в клубе.
И он смотрел на меня так, будто я была единственной женщиной в зале.
Мое сердце бешено билось, когда я сжала бедра вместе, безуспешно пытаясь унять пульсацию между ног. Каждое ощущение усилилось от алкоголя, который курсировал в моей крови. Атмосфера ночного клуба поблекла, а воздух между нами накалился.
Он наклонился вперед, проведя пальцем по краю бокала перед ним, а его глаза ни на секунду не отрывались от меня. Медленное движение его пальца послало дрожь по моему телу, будто он вел этим пальцем по изгибу моей груди. Я закусила нижнюю губу и подавила дрожащий выдох.
Уголок его рта дернулся, заменяя дерзкую полуулыбку нахальной усмешкой. Как бы я хотела, чтобы он этого не делал, потому что, святая матерь Божья, его изогнутая бровь никуда не делась. Что означало: он был не просто красивым. Он был безумно прекрасным с его естественным кривоватым изгибом брови.
Будто бы и этого было недостаточно, я жадно вглядывалась в его тело. На нем была белая рубашка, которая растягивалась на его широкой груди и плотных накаченных мышцах. Он был явно тем, кто работал над собой. Мужественным. Сильным.
