Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
‒ Наверное.
‒ Вы не бойтесь брать его к себе в постель. И чтобы мама была голая. Он конечно может спустить в трусы. Но он и так спускает. А ты своими словами тоже все рассказывай ему. Чтобы он не раскрывал рот на тупые и грязные бредни… А с его будущей юношеской любовью от этого ничего плохого не станется. Уверяю тебя. Скорее наоборот.
Она хотела еще что-то добавить, но засомневалась. Потом все же решилась:
‒ Ладно, я тебе все-таки еще скажу. У нас девчонка есть, в третьем классе. Вся в золотых серьгах. В смысле ‒ меняет их со дня на неделю. Она в вендиспансере прошлой осенью целую неделю пробыла. Сифилис. Должна была дольше, но отец ее домой выкупил. Я от бабушкиной этой подруги Тамары нечаянно подслушала. Так эта малая стерва предлагала совсем недавно твоему сыну десятку, чтобы он спустил ей в рот. Представляешь? Я ей, скотине, чуть нос не расквасила. Маме только не говори, хорошо? А то я ей еще и носаком в ее поганую щель заехала.
‒ Он и это тебе сказал?
‒ В том то и дело, что нет. Сама узнала. А нужно так, чтобы он спрашивался. Он вам в постели все рассказывать будет. Вот увидите.
Помолчала немного.
‒ Слышь, папа. А почему это все так? Я вот только что ляпнула Сережке, для чего, мол, мамина щелка предназначена, а теперь сама себе думаю: если бы только для рождения ребенка, так у меня бы уже целая армия сестренок и братишек была. Вы же почти каждый день любитесь. Вам все время хочется?
‒ Ну не все время… У нас и других забот полно. Но как увижу ее голенькую, или почти голенькую, так тогда конечно. Ты вот о Сережке говоришь… а я боюсь… что и он тоже…
‒ Ну и что? Он и так хочет.
‒ Маму?
‒ Нет. Не конкретно кого-то. Мне так кажется. Вообще. Да тебе же лучше знать. А если даже и маму, что с того?
‒ Не знаю. Но думаю, что это не очень хорошо.
‒ Почему? Ты же меня вчера… трахнул. И ничего. Видишь, как мы с тобой теперь разговариваем… Раньше я ни за что так не посмела бы. А теперь… Ты для меня теперь как самая… как самый близкий друг. Я думаю, что даже будущий муж не сможет стать ближе. Разве это плохо?
Он не нашел, что ответить. Ушел от вопроса:
‒ Трахнул. Не нравится мне это слово.
‒ Мне тоже. Это из фильмов. А как вы с мамой это называете?
Он совсем растерялся.
‒ Е..? ‒ попыталась она вызвать его на откровенность, произнеся начальный звук всем известного внецензурного слова.
‒ Не надо, доченька. Плохое это слово.
‒ Его все говорят. Я тоже несколько раз говорила с девчатами. Ну а как еще? Давай придумаем свое, а? И никому больше не будем его говорить.
‒ И маме?
‒ Маме скажем. Только у нее с тобой пусть будет другое. Можно я придумаю?
Она сделала вид, что задумалась, а потом тряхнула головой: ладно, мол, потом.
‒ Пап. А ты не помнишь тот день? Ну, когда вы меня зачали. Это было где-то между пятым и двадцать пятым августа.
‒ Тебе мама сказала?
‒ Нет. Я высчитала. Интересно, где и как это было. Какое у вас было настроение и вообще… Сможешь вспомнить? Это же были первые месяцы вашего знакомства. Должно что-то в памяти остаться.
Осталось. Конечно осталось. Все осталось. Только по дням с такой точностью разве вспомнишь? Он начал пытаться вспоминать и договорился до такого, что и с Иркой вслух не произнес бы.
‒ Ладно. Это я вас с мамой сведу, и будете вместе вспоминать. Мне еще вот что интересно: это если бы другой сперматозоид соединился с маминой клеточкой, то уже не я была бы? Их же там сотни тысяч за раз бывает. Так же? И девочки, и мальчики. Как это получилось, что именно я? Почему мое "Я" не в Сережке, а во мне?
‒ Ну ты и философ… Откуда я знаю? Этого вообще никто не знает.
‒ Кто-то должен знать. Представляешь, сколько у мамы во влагалище таких же "Я" переплавало за все ваши годы? Куда они все деваются?
‒ Не знаю…
‒ Да? А я вот знаю.
‒ Ну и куда же?
‒ Вот сюда. И сюда. И аж сюда. В меня они так всосались, что я их прямо по-настоящему ощущаю. Моих сестричек и братиков. Пап, а я смогла бы родить от тебя ребеночка?
‒ Ну и вопросы у тебя!
‒ Так это же наши с тобою вопросы.
‒ Ну не знаю. Говорят, такое бывает. Только дети получаются никудышние.
‒ Да ты не волнуйся! Я тебе ни за что не дам, когда будет опасно.
‒ Ты и в этом волокешь?
‒ Конечно. По этому поводу у девчат столько всяких бумаг… Я у себя уже точно знаю, когда опасно, а когда нет. Термометром проверяла.
‒ Термометром?
‒ Ну да. Вставляешь в попку каждый вечер и смотришь. Так целый месяц. У меня например, так: двенадцать дней после месячных тридцать семь и три, потом три дня тридцать семь и восемь, а потом снова до самых месячных тридцать семь и три. Вот эти три дня и опасные. Плюс-минус три-четыре конечно, а то ваши живчики очень живучие.
‒ Коту под хвост эти расчеты.
Он чуть было не продолжил, но вовремя осекся. Впрочем, она сходу поняла, на чем он осекся:
‒ И-и-и-хх! Вот вы какие! Так вы меня не хотели? Случайно, да? Я случайная?
‒ Что ты несешь? Думай, что говоришь!
‒ Это ты думай. Вы же еще не были женаты. Только что сам сказал, как прятались от Лены.
‒ Я так не говорил. И мы не прятались.
‒ И она разрешала?
Он чуть было не ответил: а мы не спрашивались. Вот чертовка малая! Все вытянет.
‒ Да. Она в первую же нашу близость случайно все узнала. Простыня ей на глаза попалась. С нашей кровью. И сразу перестала заходить, если мы оставались вдвоем.
‒ Класс. Что ты туда посмотрел? Тебе уже хочется, да?
Она прильнула к нему, крепко вцепилась в шею.
‒ Ты когда-нибудь пустишь меня на себя, вот так, как я сейчас сижу… а?
‒ Если будешь хорошо себя вести…
‒ Пап. А можно я буду называть ее для тебя пи??ой?
‒ Что?! Светка, что ты несешь?
‒ Не знаю.
Он попытался отстранить ее от себя, но она вцепилась так крепко, что у него ничего не получилось.
‒ Чтоб больше я этого слова от тебя не слышал.
‒ Хорошо, папочка. Я больше не буду.
‒ Ясонька. Слышишь? Моя ясонька. Ясочка. Ясуня. Ясунчик.
‒ Ясонька? Ясунчик? Класс… ‒ восхитилась она. ‒ Яська. Это ты придумал?
‒ Да.
‒ А кто-нибудь еще знает?
‒ Нет.
‒ А мама?
‒ И мама нет.
‒ Мы ей скажем, да? Но ее так не называй, хорошо? Только мою. Обещай.
‒ Обещаю.
Скрипнула дверь и она резво, но бесшумно соскочила с его колен. Потом другая. Сережка ушел в свою комнату.
‒ Подождем немного, ‒ сказала Светланка. ‒ Хочешь холодного компота?
‒ Давай.
‒ Ой! У меня пропиталось… извини, ‒ и она стала смеяться. ‒ Коту под хвост эти тампоны…
‒ Я пойду к маме.
‒ Подожди! Переодень трусы, они же в крови. Там у тебя в шкафу еще есть точно такие, новые. А эти спрячь там где-нибудь. Я завтра постираю.
