Проданная лесорубам (ЛП) - Бразер Стефани

— У меня есть дочь. Я отец. Она всего лишь ребёнок. — Он старается говорить ровным голосом, но в нём чувствуется дрожь. От одного упоминания о Хэлли у меня кровь закипает в жилах.

Билл разворачивает «Дефендер» и ползет обратно по тропе. Я смотрю ему вслед, а фары становятся всё тусклее и тусклее, пока машина не набирает скорость.

У моих ног Картер начинает биться и рычать. Я поднимаю правое колено под прямым углом, прежде чем изо всех сил ударить его ногой в живот.

Он стонет и сворачивается калачиком, когда я наношу второй удар по его плечу, а затем оттаскиваю его обмякшее тело дальше в лес, ставя его на колени. Весь мой гнев, моя горечь, моё негодование из-за того, что я потерял своё детство из-за такого мудака, как этот, выплёскиваются на поверхность. Я вспоминаю печальные и умоляющие глаза Скай. То, как содрогалось её тело, когда она рыдала, оплакивая потерю своего ребёнка.

Будет нетрудно сделать то, что должно быть сделано.

Ради неё и своего собственного спокойствия я бы отправился на край света.

Я возвращаюсь за винтовкой, прежде чем сорвать мешок с головы Картера.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а из его разбитого рта стекает кровавая слюна.

В воздухе витает запах его мочи.

Трус.

Ночь тёмная, но лунный свет отбрасывает слабый отблеск, позволяя нам обоим кое-что разглядеть.

Я рад, что он видит моё лицо.

Лопата, которую я оставил здесь раньше, блестит, а глубокая яма, которую я выкопал, зияет во всю ширь.

Я жду.

— Ты не обязан этого делать. — Это шёпот, нежная мольба человека, у которого руки в крови, а впереди столько страданий, что он направляется прямиком в ад.

Я приподнимаю его подбородок дулом винтовки.

***

В девять часов вечера я слышу шорох шин по дороге и свет фар.

Билл всё ещё слушает канал кантри, который я выбрал, и это меня забавляет. Он всегда больше любил рок. Я открываю заднюю дверцу, проверяя, выполнил ли он последнюю часть договоренности.

На заднем сиденье автомобиля, уютно устроившись, спит младенец с розовыми щечками, укрытый мягким розовым одеяльцем.

Моё сердце сжимается незнакомым образом, и у меня сжимается горло.

Среди всей тьмы в мире есть невинность и красота.

У меня было не так уж много всего этого, но скоро это изменится.

Я закрываю дверь как можно тише, чтобы не разбудить наш драгоценный груз, и забираюсь на пассажирское сиденье. Билл передаёт мне одноразовый телефон, который я уничтожу позже.

Его взгляд падает на мою винтовку, когда я кладу её рядом с собой.

Он был моим напарником. Мужчиной, которому я мог бы доверить свою жизнь.

Он не спрашивает, а я не рассказываю.

У каждого из нас есть секреты, которые мы унесём с собой в могилу.

Поэтому, вместо того чтобы поддерживать беседу, мы направляемся в лес, к хижине.

Навстречу новой жизни.

***

Свет включен, занавески раздвинуты. Домик освещает линию деревьев вокруг себя, словно угли в темном очаге.

Грузовик Уэста здесь. Короллы Шоны нет.

Билл останавливает «Дефендер» в пятидесяти футах от него и пристально смотрит перед собой.

— Мы в расчете?

— Да.

Он кивает.

Когда я выхожу на опавшую листву, и ветер хлещет вокруг меня, я прислоняю винтовку к машине. Я открываю заднюю дверь и пытаюсь отстегнуть автокресло от ремня безопасности. Есть много вещей, в которых я являюсь экспертом, но дети и их снаряжение — это не одно и то же.

Хэлли шевелится, но не просыпается, даже когда я поднимаю её на руки и начинаю короткий путь домой, сжимая винтовку в другой руке.

Я не оглядываюсь, когда машина Билла с хрустом отъезжает, пока всё, что я слышу, — это отдаленный гул её двигателя.

Моя винтовка лежит вне поля зрения, и в этот момент мне нечем наполнить радость.

Хэлли сладко вздыхает, а я поднимаю взгляд к небу, гадая, заслужил ли я когда-нибудь то, что ждёт меня внутри. Звёзды с надеждой мерцают, когда их временно закрывают облака, — проблеск надежды в море тьмы.

Это будет новое начало для всех нас.

Я осторожно открываю дверь, замечаю, что она не заперта на засов, и испытываю облегчение. Бояться больше нечего.

Когда я вхожу в хижину, Скай, Уэст и Финн встают, чтобы поприветствовать меня, и глаза Скай расширяются, когда она видит ребёнка, сладко спящего, несмотря на обстоятельства. Её руки взлетают ко рту, когда она, спотыкаясь, идёт вперёд, колени подгибаются, когда она приближается к Хэлли. Я ставлю автокресло на пол, и руки Скай нависают над малышкой, как будто она боится прикоснуться к ней. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня снизу-вверх, с благоговением и благодарностью в поднятых бровях и слезящихся глазах.

— Она снова моя?

— Она всегда была твоей.

И тогда Скай как будто наконец осознала, что она свободна от Картера, свободна от его угнетения, свободна от его зла. Её пальцы возятся с пряжкой и ремешками, наконец расстёгивая их, и она подхватывает Хэлли на руки, прижимает к груди и утыкается носом в её сладкую головку. Она встаёт и двигается, как мама, ритмично покачивая Хэлли, хотя та чудесным образом всё ещё спит. Широко раскрытые счастливые глаза Скай обводят комнату, останавливаясь на Финне, который стоит, прислонившись к стулу, с улыбкой облегчения на лице.

Уэст стоит неподалёку, широко расставив ноги, всё ещё готовый к схватке, в которой мы оказались.

— Где Шона? — я почти забыл, что её машины не было.

— Она отправилась к себе домой сразу после задержания. Но мы ждём её утром.

— Есть еще раненые? — спрашиваю я.

— Только Итан. Он в больнице, его лечат, так что с ним не должно быть проблем.

Я возвращаюсь взглядом к сцене воссоединения, которая разворачивается передо мной, и изо всех сил стараюсь расслабиться.

Я бросаю последний взгляд в окно, в ночь, хотя и знаю, что там, в огромном тёмном лесу, нет ничего, что могло бы причинить нам вред.

Все волки ушли.

И наша девочка, и её малыш навсегда останутся с нами в безопасности.

21. Птицы, парящие высоко

Скай

Хэлли шевелится в моих объятиях, и я не могу отвести от неё глаз, когда её веки трепещут, а красивые зелёные глаза, моргая, открываются. Она пристально смотрит мне в лицо, и на несколько секунд я не могу дышать. Узнает ли она меня? Время, проведённое в разлуке, навсегда разрушило нашу связь.

Я волнуюсь так же, как и тогда, когда она только родилась, волнуюсь из-за каждого её звука, прижимаюсь лицом, чтобы почувствовать её дыхание на своей щеке.

Её пухлая маленькая ручка тянется к моему лицу и запутывается в моих волосах, дёргая их. Она не улыбается, но всегда сердита после дневного сна, пока у неё не будет времени снова привыкнуть к окружению. Я прижимаюсь щекой к её щеке и напеваю «Тише, малышка», как делала это раньше. Когда она прижимается ко мне, я чувствую, что моё сердце снова разрывается на части.

Это кажется нереальным. Держать её на руках. Чувствовать тепло её маленького тельца и слушать её тихие стоны. Мы не виделись месяц, но мне кажется, что прошла вечность.

Финн подходит ближе, кладёт ладонь мне на спину и пристально смотрит на Хэлли. Я смотрю на него снизу-вверх, такая неуверенная во всём.

Хэлли вернулась, но что это будет значить для нас?

Когда эти люди предлагали за меня цену, у меня не было багажа. Всё, с чем я приехала, — это сумочка и одежда, которая была на мне. Теперь у меня есть иждивенец. Это должно означать, что я нарушила условия контракта, а это означает, что я останусь без денег.

Прежде чем паника, сжимающая мои внутренности, успевает подняться и раздуться, Финн крепко целует меня в лоб.

— Я так рад за тебя, — говорит он. — Рад, что мы смогли всё уладить ради тебя.

Я поворачиваю Хэлли, чтобы он мог увидеть мою прелестную малышку.

— Это Финн, — говорю я ей, когда он протягивает руку, чтобы она взяла его за мизинец. Её пальчики такие крошечные по сравнению с его.