Лана Ланитова - Царство Прелюбодеев
«Да-да, увольте, пока я не готов к повторному визиту в этот Версальский вертеп. Не заманите вы меня сюда ни академическими позами изящных фигур, ни предстоящими авантюрами», – согласился он с музой. – «Прогуляюсь-ка, я лучше к лесу».
Уверенной походкой, насвистывая военный марш, охваченный легкой бравадой, вполне довольный собой, он направился к противоположному краю дороги, туда, где вдалеке виднелась кромка темной чащобы.
Владимир вспомнил, что в самый первый день, когда Виктор вел его к новому жилищу, они встретили на улице какого-то господина. Как его звали-величали? Кажется, какой-то Горохов. У того в руках была корзина с грибами. «А что? Может, несчастный тоже с голодухи поплелся за грибами… Хотя, по его упитанному виду этого не скажешь. Кстати, он приглашал к себе в гости – надо будет как-нибудь нанести визит вежливости. Может, он поведает мне что-нибудь интересное, если я вообще разберу, что он говорит», – рассуждал Владимир. – «Правда, пойду-ка я в лес, наберу грибов и приготовлю их себе на обед», – в ответ на его мысли, желудок снова призывно заурчал. – «Но как я их буду готовить? Повара-то моего рядом нет. Эх, была не была, авось и сам разберусь».
Он прошел еще с полверсты, мимо диковинных деревьев, пока дорога не свернула к лиловому полю. Его давно интересовало: отчего обычное поле мрело издалека таким странным цветом? Что на нем растет? Он подошел ближе – сиреневые, фиолетовые, цвета индиго, блё-раймондовые[52], милори[53], ультрамариновые мелкие цветы сплошь покрывали это обширное пространство. «Это же лаванда! Да, именно лаванда или цветы очень похожие на нее. Именно такую лаванду я видел летом на юге Франции в Провансе. Удивительной красоты флора. Господа, а вы – эстеты. Мне вторично кажется, что я попал в Эдемский сад. Правда, солнышка нет. Но все равно – очень красиво!» – размышлял очарованный Владимир. Он наклонился к лиловым цветам – они источали тонкий, неземной аромат. Пальцы коснулись нежных на вид соцветий. По кустикам прошла волна, цветы отклонились от рук так, словно не желали его прикосновений. Тут же послышалось какое-то странное бормотание на французском языке и ворчливый шепот. Махнев немного опешил и отдернул руку. Потом кто-то невидимый сказал уже по-русски, но с сильным французским прононсом, угрюмым, старческим голосом:
– Убери руки, дерзкий барчук! Чай, не у себя в поместье шастаешь. Не твое – не трогай…
– Простите, я не хотел! – Владимир покраснел до корней волос.
– Не хотел он! Что ты лезешь везде, где не положено. Суешь свой нос – куда ни попади. Лапаешь, что не требно. Сидел бы дома, бонвиван[54]…
Владимир, молча, таращился на лиловые кустики.
– Ну, что встал, как истукан? Шел к лесу, так иди, – проворчал невидимка.
Махнев попятился от лиловых кустиков – ему стало крайне неприятно и досадно – на него прикрикнули и устыдили так, словно он был дворовым, крестьянским мальчиком. Теперь он шел посередине дороги, стараясь не разглядывать яркие цветы. Несколько раз почудилось – в кустах лаванды мелькнули чьи-то тени, слышался ворчливый шепот. Он заметил какое-то барахтанье и чьи-то томные вздохи, потом мелькнули босые мужские ноги, через пару сажень из фиолетового марева приподнялась растрепанная женская голова с торчащей косой. Голова охнула, качнулась, чья-то круглая ладонь прикрыла рот, голова снова исчезла в нежных кустах. Послышалась возня, за ней последовали характерные сладострастные стоны. Было такое впечатление, что злобное поле, воротившее невидимую физиономию от его рук, не пожалело своей территории для более габаритных вторженцев.
Он прошел по дороге с полверсты, как вдруг – из лавандовых кустов выкатился на дорогу маленький ребенок, одетый по-взрослому. Владимир приблизился к нему и только тут смог хорошенечко его рассмотреть. Это был не ребенок, это был – карлик. А может, и гном. Рост карлика не превышал и одного аршина. Одет он был в зеленый шерстяной костюмчик, желтую рубашку; огромные, не по росту башмаки с кисточками красовались на махоньких, коротких ножках; крупную голову, лежащую прямо на плечах, венчал небольшой полосатый колпак – похожие колпаки надевали на ночь сытые, вальяжные дворяне.
Но вид этого малютки был далек от вальяжности. На круглом, старообразном личике застыло хмурое выражение, кулачки коротких рук напряженно прятались в карманах. Карлик злобно, исподлобья оглядывал Махнева.
– Добрый день, – пробормотал Владимир, – к сожалению, не имею удовольствия знать ваше имя…
– Меня зовут Фрол Карпович, – перебил его малютка, – у меня, господин Махнев, совершенно нет времени на светские беседы. Я хотел бы вас спросить лишь об одном: не встречали ли вы по дороге моей жены, ее зовут Селеста?
– Нет, кажется, не встречал, – неуверенно ответил Владимир, – позвольте, узнать: а как она выглядит?
– Какая вам разница? – раздраженно молвил карлик, – вам расскажи, так вы и сами решите приударить за ней. Вот, смотрю: глаз-то у вас – блядский, кудри – залихватские, а нрав – кабацкий. И одет-то, как лондонский Данди.
– Ну, что вы такое говорите? Я, милейший, по кабакам-то не хожу-с. Я, знаете ли, все больше ресторации посещаю.
– Все вы так говорите и благородных из себя корчите, – возразил Фрол Карпович, – а до чужих жен, ох как падки, как хохлы до соседского сала.
– Прощайте, милейший. Я думаю: нам не стоит продолжать разговор в подобном тоне, – важно парировал Владимир, кивнул головой и поспешил подальше от вредного «сморчка». Фрол Карпович проводил его подозрительным, недружелюбным взглядом.
Владимир вышел к широкой поляне, за ней высились темные деревья. Это была необычная поляна: часть травы выглядела зеленой, часть имела синеватый, металлический оттенок. Он наклонился. Ладони коснулись коротких ростков – они и в правду казались отлитыми из тонкого метала или фольги. Владимир чуть не порезал пальцы об острые края. Среди сочных стеблей сапфировыми, рубиновыми, опаловыми, амарантовыми, ранжевыми огоньками горели бутончики мелких цветов – эти цветы смотрелись драгоценными камнями, разбросанными сумасшедшим ювелиром.
Маленькие холмики перемежались с впадинками, из которых клубами валил то белый, то голубой, то желтый пар, попахивало серой и озоном. Холмики, покрытые зеленой травой, слегка дрожали в голубом свечении и, презрев законы земного тяготения, плавали прямо над поляной. Красными огнями их покрывали цветы, похожие на трепетные маки.
Владимир осторожно ступил на траву, пару раз ноги увязли в чавкающих, сосущих впадинках, из-под земли вырывались пузырьки и струйки горячего пара. Тут и там среди травы попадались маленькие, похожие на разлитую ртуть, зеркальные лужицы – размером с женскую шаль. Бледные кувшинки с тонкими, необычайно хрупкими лепестками, словно вырезанными из кости или яичной скорлупы и малахитовыми, плоскими листьями качались на их скользкой поверхности.
