Лана Ланитова - Царство Прелюбодеев
– А что, белку зовут Софи? – спросил ошеломленный Владимир.
– Да, а почему тебя так это удивляет?
– Виктор, а может, хватит? Скажите, отчего, когда вы рядом, то все вокруг стихами говорят – грибы, белки, вы сами? Замечу, что пошлейшими стихами. Вы в прозе можете мне мысли излагать? Давно мне хочется всех к черту вас послать! – злобно выкрикнул Владимир.
– Забавник, ты какой. Забыл? Мы все давно у черта, и сам ты с демоном стихами говоришь, – Виктор улыбался широкой улыбкой. – А что, тебе не нравятся мои стихи? Молчи! Тебя же, ведь я слушал, хоть издыхал порою от тоски… Мой тонкий слух твои «вирши» не услаждали. Ты – бездарь, на мой взгляд. Шучу, шучу! Не Байрон и не Пушкин, а туда же… Как выпьет, так и выдает стихи… Ха-ха, стихами эту ахинею, я сударь, называть бы не спешил. Махнев, своими гнусными «виршами» ты местных «стихоплетов» рассмешил.
– А что, здесь разве тоже есть пииты? Пииты тоже попадают в ад? – спросил смущенный Владимир. Он был настолько подавлен, растерян и пристыжен, что и не знал, чем парировать жестоким словам Виктора.
– Конечно, есть! Чего бы, им не быть? Махнев, ведь можно слыть и неплохим пиитом, но, что пикантно – быть при этом содомитом! – демон похохатывал от удовольствия. – Увы, но муза не спасает от греха.
Владимир затравленно посмотрел на демона – тот рвал крупные ягоды малины, отправлял их пригоршнями в рот и жмурился от удовольствия.
– Итак, на чем мы остановились, дорогой мой, Владимир Иванович? – глаза Виктора лукаво поблескивали, красивый рот был измазан красным малиновым соком.
Владимир сел на пенек и пожал плечами.
– А остановились мы на том, что тебе поднадоела стихотворная форма нашего общения. Так? Дорогуша, я этого и добивался! Это был мой первый урок. Он самый легкий и невинный. Впредь я постараюсь не надоедать тебе стихами. Оставим сие занятие для гениев иль для юнцов безусых. Гениев – не много, их, к сожалению – единицы. Ну, а юнцов безусых можно только пожалеть. Стихи – не самая большая глупость в их суетной жизни. – Виктор помолчал, глядя в упор на своего подопечного – тот не знал, куда деть от стыда глаза. – Я думаю, что в следующем воплощении ты не будешь больше марать бумагу и напрягать мой нежный слух. Ибо – Verba volant, scripta manent[55]. Да, да, голубчик, остается… И поверь, этими «остатками поэтического сумасбродства» довольно сомнительного качества засорен весь мыслимый и немыслимый эфир и все его пределы. Ты меня уразумел?
Владимир кивнул.
– Вот и славно! Мне нравится, когда ты во всем меня слушаешь. Пожени, «смирение – молодцу ожерелие», как говаривал незабвенный Петруша[56]… Эх, зело великий был самодержец, каких мало… Но и самодур тоже был отменный – венценосный сумасброд! – хохотнул Виктор. – Как сейчас помню его «Всешутейный гаерский Конклав»[57]. Ох, и затейные, я тебе скажу, оргии там проходили. И я на них бывал! Да. И не единожды мы спирю[58] с Никиткой Зотовым[59] танцевали.
Глаза демона лучились от приятных воспоминаний. Он даже хохотнул несколько раз, припоминая пикантные, а порой и безобразные подробности Петрушиных забав: голых попов, обряженных в свиней, шута Тургенева. Надутого мехами, дворянина Мясного. Припомнил он и имена каких-то бахусных девок, с которыми плавал в чанах с пивом и занимался сутками развратом.
– Володя, я там жил и наслаждался, парил и восхищался! А каков был язык! Один славный русский мат. Наслышан ли ты, как самодержец сам себя нарекал? – Пахомом Пихахуем! – демон веселился. – Это я тебе лишь малую толику поведал о Петруше. Будет время, больше расскажу. И, кстати, тебе, как образованному человеку, будет интересно узнать многое, и именно от меня, из первых, так сказать, рук. О, я поведаю тебе о моей дружбе с византийским Михаилом, и с Константином, с Нероном и Калигулой, с царем Иваном, да много еще с кем. О сатурналиях[60] расскажу. Мои сатиры там зело грешили.
Владимир смотрел на демона несколько ошарашено и восхищенно, но уже без прежнего удивления.
– Но что-то мы отвлеклись от темы, – опомнился Виктор. – А говорили мы… Ах, да! О стихах. Открою тебе маленький секрет: когда я отучал тебя виршами баловаться, то и сам пристрастие к ним небольшое получил. Не думал, не гадал, как в метроманы[61] угодил! Если я буду изредка сбиваться на рифму, ты голубчик, не суди строго своего учителя. Я – гений тьмы, но и у меня свои слабости случаются.
Владимир поднялся с пенька и пошел рядом с демоном. Виктор собирал грибы, Владимир задумчиво молчал и рассматривал диковинных птиц и лесных зверей. Откуда-то из кустов медленным шагом, широко расставляя столбовые когтистые лапы, тащилась огромная черепаха. И все бы ничего, но цвет ее векового панциря отливал оранжевыми красками, а каждый костяной квадрат был исписан китайскими черными иероглифами.
Черепаха, не обращая внимания на двух товарищей, невозмутимо проследовала в другой конец поляны и скрылась в кустах цветущего жасмина.
В другой стороне послышался гортанный птичий клекот. Виктор раздвинул густые еловые ветки – открылась еще одна диковинная полянка. Трава на ней светилась голубоватым, неоновым свечением. Над травой плыли изумрудные, ярко желтые, пурпурные, лазоревые всполохи. Несколько минут Владимир с восхищением смотрел на этот странный фейерверк и не мог понять: что это?
– Это гигантские королевские павлины танцуют свой брачный танец, – пояснил Виктор, – видишь ли, Володя, страсть и инстинкт размножения настолько заполняют помыслы каждой твари, что даже эти глупые птицы готовы ночи напролет бахвалиться драгоценными пёрьями перед своими блеклыми толстенькими самками.
По дороге попадались ягоды, фрукты, орехи и даже спелый на вид, виноград. Владимир опасался их рвать. Виктор шарил в кустах сучковатой палкой, наклонялся и то и дело доставал с кустов и веток разные экзотические плоды. Не мудрствуя лукаво, магистр с аппетитом поглощал все лесные щедроты. У Владимира от зависти текли слюнки.
В одном месте они набрели на невысокую пальму. Овальные, мягкие листья служили колыбелью для связок янтарных, светящихся плодов. Это были бананы. Демон подошел к пальме, изящные пальцы ловко сорвали желтые полумесяцы тропических фруктов, тяжелыми лепестками опал чулок кожуры, мучнистая мякоть исчезла в жадных губах. Демон причмокивал от удовольствия, смакуя каждый кусочек спелого лакомства.
– Володенька, ну что ты стоишь, как неродной? Кушай! Смотри, какие спелые фрукты. И форма у них приятная – фаллическая… Или ты не голоден? – доброжелательно спросил Виктор.
– Спасибо, я попробую, – ответил Махнев и робко потянулся за бананом.
