Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
‒ Эй, а ну подойди.
Подошла она к нему походкой манекенщицы, еще и суперэлегантно провернулась перед ним, отводя артистичными движениями обеих рук полу халата, чтобы показать, как выглядит она в этих трусиках сзади.
‒ Вот что, лапушка, ‒ сказал он ей назидательно, запахивая полы халата и завязывая поясок. ‒ Когда в доме мужчина, халат должен быть все время в таком положении. Ясно?
‒ Ясно, ‒ ответила она серьезно, как будто даже немного расстроившись из-за своего озорства. И добавила:
‒ Сережка будет у бабушки. Я договорилась.
‒ Договорилась или уговорила?
‒ Какая разница? Вы меня вчера надули. На самом деле вы не так все это делаете.
‒ Что? Почему надули?
‒ Ай перестань… притворяться. Вроде я совсем маленькая. Да я вам сейчас такое расскажу… ахнете.
‒ Что еще за… ахнете? ‒ всерьез встревожилась Ирина.
‒ Потом, потом. После ужина. Глянь папа, как она взъерошилась. Прям как ежичек.
Еще ночью они утвердились в мысли, что для Светки лучше всего, если она привыкнет к мужскому естеству, как к чему-то обычному, совсем для нее не опасному и никоим образом не запретному, но, в то же время, должны ее как-то убедить, что она все-таки еще ребенок, ей еще рано быть женщиной, что все у нее впереди, когда она хотя бы закончит школу, повзрослеет и сможет чувствовать все во много раз богаче и красивее. Они остановились на том, что будут изредка брать ее в свою постель, но не любиться при этом, а говорить о чем-нибудь, совершенно отвлеченном от секса и любви, чтобы мужское тело рядом, пусть хоть и отцовское, не возбуждало в ней ни страха, ни того еще чего-то, что вызывает эти дикие спазмы.
Виктор с содроганием вспоминал, какими словами она обзывала свою маму, считая ее виновницей Светкиного несчастья, и как она потом ползала перед ним на коленях, умоляя простить ее за эти слова и мысли. Но он и сам был в этом не без греха, хотя ни слова не вымолвил вслух. А в то, о чем они договорились, он не особенно верил, потому что на самом деле уже почти реально ощущал растворенную в себе дочкину боль и наперед знал, что только эта поселившаяся в нем боль будет теперь руководить его поступками. У него все рвалось в груди, когда он невольно представлял себе будущее его Светланки в тех событиях, какие происходили с ее бабушкой.
И они очень переживали по поводу предстоящего отдыха детей в лагере ‒ то твердо решали отменить поездку, то утверждались в мысли, что будет еще хуже, что вот в деревне они были ‒ и ничего, а так могут ранить ее подозрениями и недоверием.
В этот вечер они намеревались побыть возле ее постели, пока она не уснет, даже заготовили целую кипу забавных, серьезных и просто интересных для нее разговоров. Но Светка, быстро поняв их намерения, вдруг разразилась потоком неожиданных слов, опережая все их заведомо глубоко и тонко продуманные нравоучения:
‒ Мама, папа, я больше ни под кого не лягу. Поверьте мне. Я ведь вас никогда не обманываю. Я никому больше не позволю даже приблизиться к себе. Не бойтесь за меня. Я никому больше не дам, правда.
Эффект от этих слов стал диаметрально противоположным ожидаемому ею. Никогда ранее Виктору не приходилось видеть свою жену в таком виде. Она вдруг разрыдалась во всю гортань, завыла, как на кладбище, у нее потекло изо всех отверстий, хлынувшие из глаз слезы смешались с тем, что вдруг полилось из носа, она даже уписалась и ее моча потекла из-под халата прямо на пол.
‒ Господи! Что ты такое говоришь, доченька моя! Что ты такое говоришь… ‒ захлебываясь слезами, запричитала она.
Виктор подхватил ее на руки и понес в ванную, а пораженная внезапной маминой истерикой Светка засеменила за ними и стала помогать ему раздевать ее и обмывать ее ноги, а у Ирки еще то и дело брызгало из щели, и ходил ходуном живот, и с лица не сходила жалобная гримаса плача:
‒ За что, Господи, за что? В чем мы провинились перед Тобой? Мы же ни в чем не виноваты. За что ты так с мамой? За что с доченькой моей?.. Ну что Тебе еще нужно от нас!?
Ничего не понимающая Светка и сама начала жалобно причитать, в тон плачущей маме:
‒ Мамочка, что ты, я же ничего такого не сказала, мамочка…
‒ Все. Достаточно! ‒ резко прикрикнул Виктор на обоих. ‒ Прекращаем панихиду!
Замотал жену в полотенце, поднял на руки и понес в спальню.
‒ Иди за мной, ‒ вполоборота приказал Светке. ‒ Давай, вытирай ее. И молчи, ради Бога. Как в рот воды, поняла?
Светка согласно замахала головой и стала бережно вытирать маме лицо, волосы, плечи, грудь, живот, ноги… Потом поцеловала в щеку и даже ободряюще улыбнулась в ее лицо.
Ничего. Ничего страшного, ‒ твердил он сам себе. Сейчас все пройдет, сейчас все вернется на свои места. Никакой Господи их не накажет. Не посмеет. Все будет хорошо.
Сбросил с себя всю одежду и осторожно улегся рядом с женой. Стал ласкать рукой ее грудь, шею, живот, как бы не обращая внимания на замершую рядом дочь, но постоянно чувствуя спиною ее тревожный взгляд, следящий за всеми его движениями.
‒ Не стой сзади, Свет. Ляг сюда.
Светка спешно подчинилась, сбросив на ходу халатик, чтоб тот не путался полами в коленях. А он продолжал целовать соски, поглаживать волосы на лобке, потом ниже, кончиком пальца в щель, туда, где под верхней ямкой появляется плотный бугорок, но тут же почувствовал, что ей это почему-то неприятно, и отвел руку, просто укрыл ее своим телом, а щекой приложился к щеке, спрятав от дочери ставшее вдруг таким некрасивым от страдальческой гримасы ее лицо. Виновато-ободряюще улыбнулся испуганной Светке, мол, извини Светик, сам не знаю, что с мамой, но это сейчас пройдет, вот увидишь, очень скоро пройдет.
‒ Она вчера, наверное, переволновалась, ‒ прошептал он, ‒ возьми ее за руку. Вот так. И помолчи немного…
А чтобы приободрить и отвлечь, указал ресницами ей под живот и украдкой показал большим пальцем, что, мол, ее новые трусики ‒ высший класс. Ответная реакция сразу сняла напряжение с ее лица.
А через минуту она вытянула к нему уже почти бестревожный взгляд: ну что, как мама? Успокоилась? И он в ответ утвердительно махнул ресницами.
А еще через минуту Иринка вдруг подтолкнула голенями ноги мужа, и он привычным движением переместил их между ее развернувшихся ног.
‒ О-ж-и-л-а, ‒ радостно, но беззвучно, одними губами и языком, прокомментировала Светка. И тут же, с подначивающей улыбочкой, подмахнула ему рукой: мол, давай, заходи в нее, она захотела…
Он, как и положено, строго осудил взглядом ее откровенный жест, но тут же попытался последовать ему. У него ничего не вышло, так как его мастер оказался совсем вялым, и Светка чуть не прыснула в голос, а когда он показал ей кулак, вжалась виновато своей длиннющей шеей между плеч и все теми же беззвучными движениями губ стала просить прощения: извини, папочка, я больше не буду… а глазами показала на свою ладонь, крепко сжимаемую маминой: видишь, она очень хочет…
