Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

Пусть сверкает. Все лучше, чем унылое, мрачное осознание последних четырех недель.

— Следи за своим тоном, — говорю я, хотя по телу пробегает дрожь.

Ее глаза сужаются, а голос становится глубоким от отвращения, но она ни на секунду не отступает.

— Скажи я тебе, кто я на самом деле, ты бы относился ко мне так же, как и в любой другой раз, когда я говорила тебе правду. С пренебрежением, — она указывает на пол, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — С презрением. Как… к идиотке! Ты ужасно справляешься со своей работой.

Я моргаю, вглядываясь в ее лицо, вызывающе поднятое к моему. Генри прижимается к ее шее, так что я знаю, что она на взводе.

Жар наполняет мою грудь. Я вынужден понизить голос до мягкого тона, которым обычно разговаривал с ее анимой.

— Ты не можешь знать наверняка.

Но это дает обратный эффект, не тот, на который я рассчитывал.

— Знаешь что, Лайл? — шипит она с такой злобой, что у меня расширяются глаза. — Пошел ты, и к черту твою школу, твои правила и все остальное. Я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты вообще пришел за мной.

С этими словами она выбегает. Я чувствую, как ее сила потрескивает, словно живая молния, у нее за спиной.

Облегчение разливается по мне. И это облегчение во многих смыслах. Я провожу рукой по волосам, освобождая их от резинки.

Я сажусь обратно за свой стол и встряхиваю мышкой, чтобы включить экран. Длинный список покупок Аурелии смело смотрит на меня в ответ.

Меня не должно так сильно радовать то, что я знаю о ней такое, о чем она даже не подозревает. Но мне нужно знать о ней как можно больше. И, клянусь богами, я выясню все, что скрыто в разуме и теле Аурелии Костеплет.

Глава 22

Аурелия

Будь все проклято. Будь все, нахрен, проклято.

С жаром, опаляющим мои внутренности, я снимаю Генри со своего плеча и бросаюсь обратно к лифту. Дыхание дается с трудом, когда двери лифта открываются, но, к счастью, ни Лайл, ни Джорджия не бросаются за мной вдогонку.

Я полностью потеряла самообладание перед этим высокомерным, ужасным львом-мудаком. Мое возбуждение почти взяло верх, но стоило мне его подавить, как на смену пришла ярость. Существует ли такая вещь, как похотливая ярость? Он, наверное, думает, что я еще более жалкая. И у него еще хватило наглости быть самодовольным из-за того, что я не помню всего, что он наговорил мне в моем собственном гнезде?

И Коса.

Я почувствовал нимпинов у тебя под курткой. Ты отлично справилась.

Ты отлично справилась?!

Он знал, что я что-то замышляю. И даже когда я отпустила нимпинов, он просто стоял там, склонив голову набок, словно бросая мне вызов.

Его последние слова вызывают в моей груди странное и пугающее чувство удовлетворения.

Ублюдок. Конченый ублюдок! Я была на пороге смерти, и он хотел посмотреть что я буду делать?

Ты отлично справилась?

— Аргх! Мужики!

Генри пищит в знак согласия, пока мы направляемся в обеденный зал. Я не собираюсь возвращаться в класс, не в таком состоянии. Я слишком раздражена. Подождать до обеда в столовой кажется мне лучшим вариантом, так что у меня есть время остыть.

За мной следует охранник, один из высоких, впечатляющих анимусов, одетый с головы до ног в черное. Я чувствую себя в безопасности, пробираясь по извилистым коридорам, ведущим через центральное здание Академии.

Когда я вхожу в почти пустой обеденный зал, за столиком в самом дальнем правом углу сидит пара анимусов. У них, наверное, свободное время, и парни решили попить кофе. По-моему, отличная идея, только я слишком взвинчена для кофеина.

Я едва удостаиваю их взглядом, направляясь к отделу напитков в буфете. Там сидит новая горгулья, которая позволяет подавать горячий шоколад только из своего рта. Это немного отвратительно, но горячий шоколад Академии удивительно декадентский, так что я просто не могу отказаться от него. Особенно сейчас.

— Одну чашку, пожалуйста, — говорю я Гэри, подставляя свежую кружку под его большие отвисшие челюсти.

Он наклоняется и открывает рот. Восхитительная, бархатистая шоколадная смесь льется из него струей, наполняя кружку до краев.

Я кладу сверху изрядное количество взбитых сливок и поворачиваюсь, чтобы занять место.

Именно тогда я смотрю на анимусов, сидящих в углу, и слишком поздно понимаю, что это столик, отведенный змеям. Я останавливаюсь на полпути к своему обычному столу, когда лицо, которое преследовало меня в ночных кошмарах последние четыре года, поворачивается и смотрит на меня.

Витражи, под которыми он сидит, бросают разноцветные блики на стол, его тонкие руки и лицо заставляют меня чувствовать себя так, словно я бреду сквозь ночной кошмар.

Я роняю кружку. Генри вскрикивает, но я едва слышу его или звук разбивающейся керамики о половицы.

Высокий и худощавый юноша с молочно-коричневой кожей и золотисто-каштановыми волосами, отливающими рыжиной в свете солнца. Под глазами у него глубокие синие тени, скрывающие то, что когда-то было красивым лицом. Лицо, которое когда-то мило улыбалось мне в магазине тети Шарлотты. Лицо с губами, которые я целовала месяцами.

В последний раз я видела его привязанным к металлическому столу посреди тронного зала моего отца. Он всегда использовал его для наказаний.

И казней.

На правой скуле юноши вытатуирован шестизначный номер. Идентификатор яда. Отец делает это с самыми ядовитыми змеями нашего двора. В качестве предупреждения, что их мощь заключается не в грубой силе, а в чем-то гораздо более зловещем. А яд Обыкновенного крайта — один из самых смертоносных в мире.

— Тео, — шепчу я.

Его радужки превращаются в узкие щелочки, веки расширяются в дикой агрессии. Язык выскальзывает, чтобы попробовать воздух, он тонкий и раздвоенный.

Дерьмо. Этот змей больше, чем просто дикий.

Я знаю, что это не он. Я наблюдала, как мой возлюбленный, Тео Крайт, умирал прямо у меня на глазах, извиваясь и крича, пока яд моего отца сжигал его вены мучительной, ужасной смертью. Этот парень — его брат, судя по разным цифрам на их лицах, я знаю это наверняка.

— Т-Томас Крайт?

Они слишком похожи. Я потираю руки, когда его ноздри раздуваются, принюхиваясь ко мне. Его определенно здесь не было в начале учебного семестра. Я бы сразу заметила.

Я сглатываю пересохшим горлом и делаю несколько неуверенных шагов вперед.

— Ты только что приехал в школу?

Одна из змей предупреждающе шипит, и я останавливаюсь в нескольких метрах от их столика. Они замирают, устремив на меня полные ненависти взгляды.

— Отъебись, Аквинат, — протяжно произносит питон, — Тебе здесь не рады. И он не хочет с тобой разговаривать.

Змей сплевывает на пол.

Плеваться и в хороший день неприлично, но для змеи это хуже, чем открытое оскорбление. Это открытая угроза. Судя по отметинам на щеках, у некоторых из них в клыках есть яд, но в этой школе использование ядовитых укусов является уголовно наказуемым преступлением.

— Прости, — с трудом выдавливаю я.

Томас не отводит от меня взгляда, вообще не двигается.

— Прости, — я разворачиваюсь и выхожу через открытые двери, сдерживая рыдания, когда старые воспоминания вспыхивают в моей голове.

Мой дед упомянул казнь Тео на моем суде, чтобы дискредитировать меня. Намекая, что я отдала ему свою девственность, зная, что его за это убьют. Подводил к тому, что я злонамеренный человек, способный на такой бесчеловечный эгоизм.

Царап. Царап. Царап.

Боль пронзает живот, и у меня перехватывает дыхание, когда мои щиты рушатся под натиском сил, от которых я так старательно пыталась защититься. Шок, вызванный встречей с Томасом, должно быть, ослабил мою защиту.

Прижав руку к животу, неровной походкой возвращаюсь в свое общежитие. Кристина спрашивает меня, что случилось, но я не отвечаю, прикладываю свою карточку к считывателю и, задыхаясь, поднимаюсь на третий этаж. Я даже не добираюсь до своей кровати, вместо этого падаю бесформенной кучей на пол рядом с ней.