Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
– Умею, умею, – сказал Аполлон, подумав: "Надеюсь, до того, как в первый раз с Клавой, не дойдёт". – Хорошо, договорились.
– И знаешь, ты это… – директор вдруг замялся, – она ж на ощупь может учуять подмену…
– Не учует – я её раком поставлю. На руки опираться будет, не пощупает.
– А-а-а… Тогда другое дело, – обрадовался директор, – так она и не увидит, как дверь будет открываться. Здорово придумано!.. Да, и лучше её на его кровать положи, рядом с дверью, – он кивнул на кровать Алексея Степановича, – а то я в темноте могу сослепу на стол или на стул налететь.
– Договорились. Хоть на пол у порога, – сказал тоже обрадованный Аполлон, довольно потирая руки.
Его уже больше радовало не то, что он избавлялся от необходимости заниматься до упора с Милочкой, а то, что предоставляется возможность поразвлечься. Да и шеф пусть потешится на старости лет. А то аж жалко его, лопуха.
– Только у меня тоже есть условие, – сказал Аполлон и вытащил из своей сумки пачку презервативов. – Трахаете её вот с этой штукой. А то, не дай бог, забеременеет ещё, а я потом расхлёбывай…
– Конечно-конечно, – поспешил заверить его Никита Николаевич. – Хотя она в таком возрасте…
– Бережёного бог бережёт. Бывает, и в девяносто рожают… по радио говорили… Сверим часы.
Аполлон посмотрел на свои часы.
– Сейчас девять часов тринадцать минут.
– Точно, как в аптеке, – взглянув на свою старенькую "Победу", подтвердил Никита Николаевич.
– Как стемнеет, начнём операцию…
– "Троянский конь", – подсказал Никита Николаевич, и повторил со смешком: – Операцию "Троянский конь".
Аполлон с любопытством посмотрел на Никиту Николаевича. Тот, видимо, вспомнив наивные вопросы Аполлона по поводу Днепродзержинска, расценил взгляд своего молодого шофёра как очередной пробел в знаниях. А потому объяснил с некоторой снисходительностью:
– Ну-у-у, была такая история в древние времена… Греки… древние… коня деревянного внедрили в древний город Трою… Слыхал?
"Тоже мне конь! Скорее, осёл!" – подумал Аполлон, а вслух с улыбкой сказал:
– Слышал… по радио… Да, операция "Троянский конь" начнётся с наступлением сумерек.
Директор вдруг изменился в лице – на нём проступила озабоченность.
– Ты это… того… – промямлил он с сомнением. – А она тебе даст? Она ж на меня смотрела…
– Даст, даст, – поспешил заверить его Аполлон, – я ей конского возбудителя в спирт подсыплю.
– А где ты его взял? – заинтересованно спросил Никита Николаевич.
– Зоотехник совхозный дал.
– А ты его уже пробовал?
– Пробовал. Мёртвого из земли подымает.
– Надо бы это дело отметить, – радостно предложил директор, – да и для храбрости не помешало бы.
– Согласен, – сказал Аполлон.
Он подошёл к столу, взял графин.
– Обожди, – остановил его Никита Николаевич, – то, что в графине, оставим для Людмилы…
Никита Николаевич с нежностью в голосе и блаженной улыбкой на лице произнёс дорогое для него имя, затем взял в руки канистру.
– Пока ещё не под его кроватью, можем использовать, – хихикнул он.
Они выпили, закусили остатками ужина.
– Я, пожалуй, ещё стакашек вмажу, – сказал Никита Николаевич, и пояснил: – Для храбрости.
– Лучше не надо, – посоветовал Аполлон, – в вашем возрасте, Никита Николаевич, у "коня" в самый ответственный момент может отказать кое-что.
– Ты думаешь? – как бы ожидая опровержения, спросил "конь". – Так ты и мне возбудителя этого дай – он же конский.
Повизгивание Никиты Николаевича в процессе смеха походило, однако, больше на поросячье, чем лошадиное.
– Не стСит рисковать. Это вредно для печени.
– Если стоЗт, то не стСит, – снова повизжал директор, но, видно, почувствовав, что ему и так прибавилось храбрости, добавил: – Ладно-ладно, засунь под кровать.
Аполлон сунул канистру под кровать Алексея Степановича, подошёл к окну, посмотрел в него. Затем взглянул на часы.
– Смеркается, – сказал он. – Никита Николаевич, идите сюда.
Директор подошёл к Аполлону, посмотрел вслед за ним в окно.
– Вы уже можете выходить. Посидите пока вон на той скамейке, – Аполлон указал рукой в окно. – Подождёте, пока в нашем окне погаснет свет. Тогда сразу – под дверь…
– А как я узнаю наше окно? Их же, этих окон…
– А вы на подоконник поставьте что-нибудь.
– Точно… Поставлю свой портфель, его-то я узнАю.
Поставив на подоконник свой портфель, Никита Николаевич направился к двери.
Уже выходя, он обернулся.
– Только пусть хорошенько стемнеет. Темнота – друг молодёжи, – процитировал он со смешком слышанную где-то мудрость.
Аполлон сочувствующе посмотрел на исчезающую за дверью спину Никиты Николаевича. "Тоже мне молодёжь".
Глава XXXVIII
Аполлон посмотрел на часы. Было без шести минут десять. Он вышел в коридор. И как раз вовремя – из своего номера выходила Людмила Николаевна.
– Добрый вечер, Аполлон, – соблюдая конспирацию, сказала она официальным тоном.
– Добрый вечер, Милочка, – с нежнейшей улыбкой ответил ей Аполлон, вызвав тем самым на её лице некоторое замешательство.
Он поспешил развеять её недоумение и свести на нет опасения, беря её за руку и втаскивая в свой номер.
– Я один, Милочка, – прошептал он ей при этом.
Уже в номере, закрыв дверь, он страстно обнял Людмилу Николаевну.
– У нас есть пару часиков. Наши шефы разбрелись по своим знакомым.
На лице Милочки изобразилась неподдельная радость.
– Ну, Алексей Степанович, – произнесла она с ударением на "ну", – знаю я, какой у него тут друг-приятель. Ох, узнает его Тоня, она ему даст приятеля!
– Да что ты, в самом деле, Милочка! – воскликнул Аполлон. – Пусть сбросит немного напряжение после трудов праведных.
Он приник губами к её губам, не давая тем самым продолжать разговор в чисто женском русле. Милочка ответила на его выпад охотно и страстно, и, обняв за талию, потащила на кровать.
– Это ведь твоя? – спросила она, когда они уже сидели на постели.
Аполлон кивнул:
– Ты поразительно догадлива.
– Ты прелесть, Аполлоша! – с материнской нежностью посмотрела на него она. – Тут и догадываться нечего. Мой шеф всегда возле двери располагается – в демократию всё играет… как слон в посудной лавке. В гуще народа, как он выражается… А на той, – она кивнула на кровать Никиты Николаевича, – галстук твоего шефа валяется.
С этими словами она принялась страстно обнимать и лобызать Аполлона, приговаривая:
– Аполлоша… Мой мальчик… Ух, так бы и съела всего тебя… Прелесть ты моя…
Видя, что Милочка взяла бурный старт, Аполлон, дабы направить развитие событий по намеченному плану, сказал, высвобождаясь из её объятий:
