Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
Они стояли посреди просторной комнаты, казавшейся тесной из-за обилия всякой мебели и прочей дребедени, прижавшись друг к другу, и со стороны могло показаться, что хотят съесть друг друга, настолько энергично и жадно обволакивали их рты их лица и их ближайшие окрестности. Руками же, между тем, они поспешно срывали друг с друга одежду. Расстёгивая сзади молнию на её юбке, Аполлон ускорял процесс раздевания тем, что начал зубами расстёгивать пуговицы на её кофточке. Она же в это время, казалось, вгрызается в его затылок, чтобы заглотать живьём, как удав кролика.
Упала на пол юбка, упали брюки, полетели в разные стороны кофточка, рубашка, бюстгальтер… Аполлон приподнял маленькие, с большими ареолами, груди, и прижал их своей грудью.
Упали на пол последние атрибуты цивилизации, превратившиеся под их ногами в скомканные тряпицы, и два обнажённых тела были готовы окончательно перенестись в своё первобытное состояние, не отягощённое никакими табу.
Они потёрлись друг о друга лобками, и Аполлон, захватив её ногу рукой под колено, поднял её себе сзади на пояс. Когда он, подсев, насадил Наташу пиздой на хуй и, выпрямившись, начал её ебать, она вдруг, обхватив его руками за шею, быстро забросила ему на пояс и вторую ногу. Он подхватил её руками под попку и слегка присел. Не успел он сделать и десятка хороших, размашистых толчков, как Наташа опустила голову с растрепавшимися волосами ему на грудь и прошептала:
– Всё-о-о… Побудем так…
Они застыли в таком положении, и были похожи на древнюю античную статую.
Минут через пять Наташа подняла голову, и статуя снова ожила, задвигалась размеренно, ритмично, как заводная игрушка.
Как и положено, завод у игрушки скоро кончился, и она снова минут на пять превратилась в статую.
Ещё через пару таких циклов игрушка-статуя распалась на два самостоятельных элемента, а затем образовалась новая композиция, что-то типа "Женщина, утоляющая жажду из бронзового писающего мальчика, стоящего в одной из европейских столиц". "Мальчик" при этом положил женщине руки на голову, чтобы она не стеснялась засунуть "краник" поглубже себе в рот. А она и не стеснялась: заглатывала длинный толстый краник почти полностью, придерживая его одной рукой, а другой вроде как подкручивала вентиль, расположенный почему-то снизу, прямо между ног озорника, и имевший вид какого-то корнеплода, похоже, картошки.
Минут через десять женщина утолила, наконец, свою неуёмную жажду и, стащив "мальчика" за руки к себе вниз, на ковёр, уложила его на спину.
И образовалась лежачая скульптура. Как неправ был, всё-таки, Косой в фильме "Джентльмены удачи"! Памятник, оказывается, можно не только посадить, но и положить. Вот он и лежал в данный конкретный момент посреди одной из комнат квартиры секретаря парторганизации Лопаткина. Вернее, лежала одна, мужская, половина. Вторая, женская, согнув первой ногу в колене, пропустила это колено у себя между ног, и уселась на него, опустившись своими коленями на пол.
И тут и эта скульптура тоже ожила, как заводная игрушка: женщина, как заправская наездница, тронулась в путь верхом на колене, постепенно перейдя на рысь, а потом и на галоп. Когда скачка закончилась, она ещё некоторое время медленно покачивалась в "седле", а затем, прибыв, видимо, в конечный пункт, слезла со своего "рысака".
Но метаморфозы со статуями-игрушками на этом не закончились. Женщина из наездницы, похоже, сама превращалась в некое подобие маленькой лошадки, пони. Она развернулась так, что лицо её оказалось над "краником" лежащего мужчины, и, встав на четвереньки, и прогнувшись в пояснице, оттопырила мраморную попочку прямо над его лицом. И снова "краник" оказался у неё во рту.
Аполлон, не поспевавший ни умственно, ни физически, за всеми тонкостями смены "декораций", уже несколько раз кончал, а когда и куда, он не в состоянии был достоверно определить. Наташа вытворяла всё как бы сама по себе, используя его только как подсобный инструмент и действуя лишь в соответствии со своими эмоциональными подъёмами и спадами, и ей, видимо, было всё равно, какой этап его возбуждения приходился на её пик. А их у неё, судя по всему, случилось уже не менее десятка.
И вот он видел прямо у себя над головой "чижа на розовой подвязке", как выразился один из известных русских поэтов*.
Оказавшись в позиции 69, он даже не подозревал, что наконец-то оказался в той позе, которая дала ему его агентурный номер – 69, и теперь пришли в полное соответствие его действия с его тайным для него самого предназначением. Хотя в эту среду и в этой среде – во всех смыслах – он только положил начало всему этому у двери, а в дальнейшем оказался в роли ведомого. Ну что ж, она, оказывается, не так уж и плоха, эта роль.
Агент 69, находясь в позиции 69, лениво попытался перехватить инициативу: покопался немного пальцами в просторной пизде, подрочил клитор, подёргал губами и зубами за розовые лепестки. Но его партнёрша была гораздо более активной – после каждого своего пика она восстанавливалась несоизмеримо быстрее, чем он, и, как в творческом, так и в физическом плане была свеженькой и неутомимой.
Пока она поднимала его хуй своими умелыми действиями, сама уже пару раз успевала кончить. Она делала это спокойно, почти незаметно, с лёгким постаныванием и подергиванием, перед тем как окончательно замереть.
Но в этой чудесной позе, в которой они находились, было видно, как при этом её симпатичная, аккуратненькая на входе пиздёнка с неодинаковой длины, асимметричными, нежно-розовыми лепестками конвульсивно сжималась и разжималась, выдавливая прозрачную слизь. И глядя на это, в общем-то, не каждый день случающееся зрелище, Аполлон и сам "доходил". И ощущал, как Наташа, массируя ему яйца, заглатывает сперму и вылизывает становившуюся болезненно-чувствительной залупу.
Короче, агент 69 поплыл по течению. Он просто подсунул ладони себе под голову, чтобы она была повыше, * Николай Заболоцкий и предоставил Наташе полную свободу действий, раз уж она так её жаждала. И, надо сказать, она использовала эту свободу весьма изобретательно. То, нашарив пиздой его губы, надавливала на них, приглашая взять в рот её губы – малые половые, выражаясь по-научному. А почувствовав, что он прикусил их зубами, начинала приподнимать и уводить вперёд попку. И тогда розовые гребешки вытягивались в длинные эластичные жгуты. И, подёргивая задом, она сама то натягивала их, то расслабляла, пока очередная конвульсия не пробегала по её истекающей соком пизде. То, нащупав небольшим, но упругим клитором его нос, начинала тереться об него, опять же, до конвульсий. То буквально заглатывала нос пиздой, облегчая эту задачу раздвиганием своей промежности пальцами, и вдавливаясь при этом клитором в зубы, и тогда Аполлон начинал ощущать нехватку кислорода. На его счастье, вслед за этим следовала судорожная хватка пизды за нос, после которой она расслаблялась, и можно было, наконец, сделать глоток воздуха.
