Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
– Какие у вас нехорошие мысли, Иван Васильич, – ухмыльнулся Бабочкин. – Я Петю имел в виду, а не дорогого Леонида Ильича.
Глиста понял, что назвать самую уважаемую фамилию поторопился, и теперь получалось, что он сам как бы подтверждал намёк Бабочкина.
– Ладно тебе, Бабочкин, лыбиться. Ты скажи, чего предлагаешь, – попытался он примирительным тоном отвести от себя нехорошие подозрения.
– А чего я предлагаю? Андрей Данилыч же предложил: представить Американца, то есть, Аполлона, к высокой награде родины – медали "За спасение утопающих".
– Ну не можем же мы наградить его медалью… Потому что он не комсомолец. Это дискредитирует в его лице весь комсомол, – наставительно произнёс Глиста. – Грамоту, самое большее…
– А если б он был комсомольцем, тогда бы наградили?
– Конечно, никаких вопросов.
Аполлон, плохо понимая, о чём идёт речь, с интересом наблюдал за происходящим. То есть, он понимал всё, что говорилось, но не понимал, почему это всё говорилось, что это за трейдинг такой идёт: кому можно спасать, кому – нельзя, кого – нужно, кого – не нужно, кого можно награждать, кого – нельзя…
– Да не надо меня награждать, – совершенно искренне сказал он вслух.
– Цыц, – повернулся к Аполлону Бабочкин, затем снова посмотрел на Глисту. – Ну, тогда, Иван Васильич, считайте, что он комсомолец, – он снова поворотился к Аполлону. – Американец, у меня совсем из головы вылетело, что тебя ещё Тенькова приняла… Было собрание, протокол, всё как положено… И ты, видно совсем забыл, когда Антон тебя коромыслом треснул… Я вот карточку только твою не нашёл. Наверно, Катька с собой прихватила по ошибке. Не переживай, выпишем новую.
Упоминание Кати, и при этом мастерское враньё Бабочкина заставили Аполлона поверить, что Катя специально прихватила его несуществующую карточку, чтобы иметь хоть какую-то память о нём. И ему стало так хорошо от этих мыслей!
Бабочкин тем временем испытующе смотрел на Глисту. Тот потупился, покряхтел, затем выдавил:
– Ладно… Я – за.
– Единогласно, – тут же, облегчённо вздохнув, подытожил Никита Николаевич, довольный, что весь этот базар-вокзал, наконец, закончился.
Когда все выходили из кабинета, директор задержал Аполлона.
– Ты что, не мог сказать, что комсомолец? – доверительно-наставительно спросил он, когда кабинет опустел.
– Да врать как-то с детства не приучен, – ответил Аполлон, где-то в глубине души понимая, что совсем заврался.
– Да брось ты! Какая, к чёрту, разница: комсомолец – не комсомолец… Ладно. Я тебя чего задержал-то. Мы должны будем скоро новую машину получать, так Олег, мой шофёр, хочет на неё сесть. Ну, а раз хочет, пускай пока на старой поработает. Я с ним уже говорил, он не против. В общем, так – дорабатывай эту неделю на своей, а с понедельника пересядешь на мой "Уазик", будешь меня возить. В зарплате не потеряешь… Ты как на это смотришь?
Никита Николаевич с нескрываемой надеждой посмотрел на Аполлона.
Тот на мгновение задумался, затем сказал:
– Я не против.
– Ну вот и хорошо, – обрадовался директор. – И сразу тебе скажу: на следующей неделе в Дебрянске состоится совещание руководящих работников ликероводочной промышленности. Со мной уже ты поедешь. Я смотрю, парень ты – то, что надо! С тобой не пропадёшь. Даже из гавна вытащишь, если что…
"Значит, о своём прозвище он ещё не знает", – подумал Аполлон.
– Так что, готовься, – продолжал директор. – Да, и дырку для медали этой можешь уже на пиджаке крутить. Отметим вместе…
Он вдруг хихикнул:
– Анекдот про Брежнева знаешь?
Аполлон с удивлением посмотрел на Никиту Николаевича, а тот уже рассказывал свой анекдот:
– Пошёл как-то Леонид Ильич на охоту, да и пропал. Ну, все на волка подумали – что он его съел. А волк отпирается, и доказательств никаких нету. И тут вдруг объявляется свидетель – заяц. Ну, как там это делается – сажают волка и двух подсадных: медведя с кабаном. Только зайца завели в комнату, а он сразу на волка пальцем тыкнул и заорал: "Это он, он его съел – я сам видел, как он потом одними медалями три дня срал!"
Никита Николаевич аппетитно засмеялся, сладко повизгивая и похрюкивая.
Глава ХХХII
Как и было предсказано Аполлону женой Глисты Наташей, на следующий день, то есть, в среду, её достопочтенный супруг, рулевой партии на спиртзаводском плоту, с утра на пару дней укатил в производственную командировку. А вечером Аполлон, как и обещал неотразимой жене, укреплённый в своём решении и в своей решимости вчерашним поведением Глисты в кабинете у директора, появился на пороге её дома.
По пути он заметил достойного отпрыска этого благородного семейства возле моста в компании двух девчушек лет четырёх-пяти.
– Девочки, пойдёмте под мост, я там такие красивые ракушки видел, – говорил им Вивця, увлекая их за собой в шлюзы.
"Сынуля, как и его мамуля, времени зря не теряет, – подумал Аполлон, – орёл!" И так ему вдруг захотелось мамашу-орлицу, что он полетел, как на крыльях, на пригорок, где стоял двухэтажный серый дом, похожий, скорее, на тюрьму, чем на самое комфортабельное в посёлке здание с жилищем партийного босса.
Наташа Аполлона с нетерпением ожидала. Видно, даже пасла в окно, потому что, как только он подошёл к двери, та перед ним сразу приотворилась, почти как в сказке, или турникет в метро после "пятачка". Аполлон в мыслях даже непроизвольно среагировал на такую автоматику, вспомнив московское метро – уж не опустил ли он, случаем, "пятачок" в замочную скважину? Но из-за двери вырисовалось озабоченное лицо Наташи, и её красивые, накрашенные ярко-красной помадой, губы заговорщически произнесли:
– Тебя никто не видел?
– Последнюю живую душу я имел удовольствие лицезреть под мостом. Она же, надеюсь, такого удовольствия в отношении меня не получила.
– Входи скорей, – втащила его за руку в чуть приоткрытый дверной проём Наташа, и тут же захлопнула за ним дверь.
Она хотела набросить крючок, но Аполлон, истосковавшийся за два дня по новому женскому обществу, прижал её к стене и, впитав помаду в свои губы, с удовольствием стал размазывать её вокруг Наташиного рта. Наташа, забыв про крючок, отреагировала должным образом, и вскоре они уже были похожи на двух вурдалаков, попивших друг у друга кровцы.
Когда первоначальный азарт схлынул, и они увидели, какой кровожадный вид имеют, Наташа потащила Аполлона в комнату, где посредством полотенца, смоченного в воде, они привели друг друга в девственный вид. И снова набросились друг на друга.
"Да-а-а, явно ей не хватает мужской ласки. Что поделаешь – партия требует жертв, как, кажется, сказал кто-то их великих".
