Прирожденный грешник (ЛП) - Кенборн Кора
Мысль едва появляется в моей голове, как он поднимает подбородок и встречается со мной взглядом. Да, он взбешен… ЭрДжей не ухмыляется и не глумится. Он просто продолжает смотреть на меня, его руки крепко сжимают белую рубашку, когда он прислоняется к капоту своей машины.
Он разозлился бы гораздо больше, если бы узнал, что я видела его в том ресторане в Северном Колдуэлле неделю назад. Судя по тому, чему я была свидетелем, не я одна рискую своей задницей.
Вздыхая, я отдергиваю руку, и занавеска, развеваясь, возвращается на место. Принцесса в клетке без принца в поле зрения. Записка в моей руке ощущается как клубок шипов, когда я приваливаюсь к стене.
Какого черта я поехала к нему домой, чтобы попытаться предупредить его? Это прямое предательство не только моего брата, но и всей моей семьи.
Потому что мысль о том, что Сэм пострадает, пугает тебя, отвечает голос в моей голове. В этом нет никакого смысла. Этот человек только и делал, что играл со мной в интеллектуальные игры, и все же я здесь…
Защищаю его.
Я отодвигаюсь от окна.
Нет. Я сильнее этого.
Скомкав записку, я бросаю ее в мусорное ведро рядом с прикроватной тумбочкой. — Ты ошибаешься, Сэм, — тихо обещаю я. — Это та мышь, которую ты никогда не поймаешь.
Плюхнувшись обратно на кровать, я тянусь за учебником, когда звонит мой телефон. Один взгляд на идентификатор вызывающего абонента, и я подумываю отправить его прямо на голосовую почту. Я сейчас не в настроении играть в идентификационную рулетку. Однако с тех пор, как я приехал в Америку, я поняла, что в жизни есть две истины: я никогда не скроюсь от своего имени и Эйвери Торп не останется без внимания.
Хватая чертову штуковину с тумбочки, я выдавливаю из себя любезности, которых не чувствую. — Привет, Эйв…
— Черт возьми, самое время.
— Да, извини за это. Я бросаю взгляд в сторону окна, где, я знаю, ЭрДжей все еще сидит по другую сторону, погруженный в размышления. — Мне нужно было много учиться.
— Сегодня суббота. Прежде чем я успеваю придумать подходящее опровержение, она добавляет: — И это чушь собачья. Тебя весь день не было дома — мы проверили.
Черт.
— Послушай, я…
— Выкладывай, Диас, — перебивает она. — Я хочу знать все эротические подробности.
Моя хватка на телефоне сжимается сильнее. — Что?
— Трой… Ты счастливая сучка. Мы все видели, как ты поднималась с ним наверх прошлой ночью на вечеринке. Позже мы искали тебя, но кто-то сказал, что ты ушла с ним.
Я вздрагиваю. Я ушла… но не с Троем.
— Кто-то ошибся, — говорю я категорично.
С таким же успехом я могла бы сказать, что кто-то видел, как я отрастила рога и хвост, а затем прикрутила сатану к капоту Bugatti Сэма.
— Признайся, Мария. Черт возьми, на твоем месте я бы вытатуировала эту хрень у себя на лбу.
Я закатываю глаза. — Это сделало бы собеседование неловким.
Она смеется, звук, который прорезает густое напряжение, окутавшее меня с момента встречи с Санти.
Потирая висок, я выдыхаю, это наполовину вздох, наполовину смех. — Ничего не случилось, Эйвери. Я отказала ему, поэтому он бросил меня и какое-то время болтался поблизости. Технически, это не ложь. Если Санти добился своего, Трой, вероятно, много вешается. — Прошлой ночью я спала в своей постели… одна.
Опять же, технически это не ложь.
— Неважно, — бормочет она. — Мы вытянем это из тебя сегодня вечером, после пары стаканчиков.
Подожди, что?
— Сегодня вечером?
— Только не говори мне, что ты забыла. Девичник? Когда я ничего не отвечаю, она раздраженно стонет. — Мы запланировали это несколько недель назад.
Именно поэтому я и забыла об этом.
У меня никогда не было друзей девушек. У меня никогда не было много друзей, и точка. Носить фамилию Каррера не часто подходит для вечеринок с ночевкой. Вся эта история с сестричеством такая же иностранная, как и сама Америка.
— Мне придется отказаться. Я не в настроении тусоваться после того, как только что надралась, к тому же Санти терял самообладание — и тогда хорошенькие блондинки становились покойницами.
— Ну же, — хнычет она. — Ты в долгу перед нами после того, как бросила нас прошлой ночью.
Что я должна на это сказать? Я не могу сказать ей правду.
Поэтому, чтобы избежать новых вопросов и еще одного возможного убийства, я смягчаюсь.
— Прекрасно. Растягивая это слово со стоном, я поднимаю руку и беру ручку с прикроватной тумбочки. — Где мы можем встретиться? спрашиваю я. Черт возьми, мне нужно на чем-нибудь написать. Я оглядываю свою комнату, но, кроме учебника, вижу только одну вещь.
Один дразнящий листок выброшенной желтой бумаги.
Свесив ноги с матраса, я стискиваю зубы, зацепляюсь ногой за край мусорного ведра и подтягиваю его к себе. Я неохотно поднимаю смятую записку, разглаживаю ее, а затем переворачиваю, стараясь не думать о смертельном обещании, нацарапанном на другой стороне.
— Лисья нора, десять часов. — говорит она, когда на заднем плане ревет двигатель. — И Мария?
— Да?
— Одевайся, чтобы убивать.
Я напрягаюсь, когда связь обрывается. Я медленно переворачиваю записку обратно, перечитывая слова моего врага, когда в моей голове вспыхивает графическое предупреждение.
— Вот об этом-то я и беспокоюсь, — тихо шепчу я.
Я смотрю на свое отражение в зеркале в ванной, на моем лице читается ужас. На одной была изображена искаженная, грубая мозаика, созданная им.
Его запах сохранился где-то глубоко в моем подсознании. Порочный рай из кожи и колючей проволоки.
Одна нога перемещается перед другой, пока я не оказываюсь прижатой к стойке. Протягивая руку, я касаюсь стекла, провожу пальцем по засохшим пятнам.
Может, я и девственница, но не совсем невинная.
Я знаю, что, черт возьми, нарисовано на моем зеркале.
И раковине.
И кране.
Сперма.
— Ты сукин сын, — шиплю я, опуская руку и сжимая кулаки. Вот только словам не хватает убежденности. С моим оскорблением не связано никакой обиды, только огонь.
Не тот тип.
Я в ярости, что он вторгся в мою квартиру. Я в ужасе от того, как легко ему это удалось.
Но больше всего меня это заводит.
Я не знаю, в какую игру играет Сэм, но она приняла опасный оборот. Он пометил меня, а теперь пометил единственное место, которое я называю своим. Это сообщение, на которое я должна ответить пулей, нанесенной губной помадой, но я не могу игнорировать скручивание в животе или невыносимую боль между ног.
Мысли о нем поглощают меня, когда плотская потребность берет верх. Я закрываю глаза, в них плывет слабое оправдание, когда моя рука скользит за пояс моих шорт. Это будет почти так же, как если бы мы пришли вместе…
Сэм…
Однако в тот момент, когда мой палец скользит между моих влажных складочек, мои глаза распахиваются в ужасе. Это то, чего он хочет… Разозлившись, я вытаскиваю руку из шорт, эластичный пояс с хлопком возвращается на место.
Нет. Я не доставлю ему такого удовольствия.
— Хорошая попытка, придурок. Наклоняясь, я открываю дверцу шкафчика под прилавком, сильно ударяя ею по деревянному основанию. Вооружившись полотенцем в одной руке и Виндексом в другой, я иду, чтобы стереть все его следы… и тут застываю.
Потому что какая-то испорченная, мазохистская часть меня этого не хочет.
Здравый смысл подсказывает мне, что я иду на опасный риск, оставляя все как есть, но логика сейчас не контролирует ситуацию — это похоть.
Разочарованно вздыхая, я бросаю полотенце и свою одежду в кучу на полу ванной. Меня не волнуют последствия, когда я включаю душ на полную мощность и вхожу под водопад обжигающе горячего наказания.
Пока я намыливаюсь, образы Сэма всплывают в моей голове. Его рука качает его толстый член. Его лицо исказилось от макиавеллиевского удовольствия, когда он кончал с моим именем на губах.