Джена Шоуолтер - Самая темная страсть
Он и не собирался.
Он провел языком по ее женскому естеству еще раз, задержавшись на ее клиторе, легко ударяя по нему, посасывая его.
Это была амброзия.
Ее.
Мягкая и слега припухлая…
из-за него.
Принимая во внимание, что он был этому причиной, ему нравилось.
Несмотря на то, что он был на взводе, он не позволил себе торопиться.
Он уже проходил это, раньше.
В этот раз, он будет смаковать.
В этот раз, он изучит каждую частичку этого прекрасного тела.
— Я почти…
Аэрон…
— Хорошая девочка.
Он задвигал языком быстрее, сильнее.
Она задвигала бедрами вперед- назад, и когда он приблизился языком к ее щелочке, он погрузил его глубоко внутрь.
Она закричала, сотрясаясь от накотившего освобождения.
Он не знал сколько времени — минут, часов, дней- прошло прежде чем она достаточно успокоилась, чтобы он мог наклониться и поцеловать, лизнуть лодыжки ее ног, которыми он так восхищался, поднимая ее мантию и уделяя пристальное внимание ее попке.
У нее были две впадинки, и пока его язык танцевал вокруг них, его руки поползи вверх…
вверх…
пока не обхватили ее груди, так как он знал ей нравилось больше всего.
Оба ее соска были все еще восхитительно твердыми, как маленькие жемчужины, и он стал перекатывать их между своими пальцами.
Еще.
— Я готова, — сказала Оливия.
— Войди в меня.
— Еще рано.
Она была влажная, но он хотел, чтобы она истекала влагой.
Он хотел, чтобы она была более чем готова.
Она была девственницей, и он облегчит ей первый раз настолько, насколько сможет.
Его первый раз был с второстепенной греческой богиней.
Одной из трех фурий.
Мегера "ревнивая", как ее называли.
Ее манера заниматься любовью была жестокой и болезненной, и это еще одна причина, по которой он избегал женщин, предпочитающих силу в своих любовниках.
С Оливией, все было не так, хотя он не знал, кого предпочитает, нежных женщин диким, или диких женщин — нежным.
Но сейчас он предпочитал Оливию.
Вставая, он провел языком вверх по ее позвоночнику, на ее спине, где должны были быть крылья, оказались шрамы, и он поцеловал их — он поднял ее мантию и снял через ее голову.
Шелковые волосы каскадом упали на ее плечи и спину, заслоняя ее грудь в зеркальном отражении.
Он подумал, что дожен видеть ее грудь, и откинул ее волосы в сторону.
Он увидел отражение ее затвердевших сосков.
Он ласково потрепал их, и она откинула свою голову на его плече, прикрыв глаза.
Он зашипел сквозь зубы, когда прижался своей эрекцией к ее ягодицам, отчаянно желаяя прикосновения.
Не будет никакого смакования, если он продлит это прикосновение.
Его рука опустилась ниже, еще ниже, пока не достигла вершинки ее естества.
Его пальцы прошли сквозь пучок темных кудрей, и внутрь этого горячего, влажного холмика.
Один, два, он вошел ими в нее.
Они оба застонали.
Аэрон поцеловал изгиб ее шеи, наблюдая за этим в зеркало.
Какое зрелище они собой представляли.
Его темное, татуированное тело позади ее.
Ее мягкое, словно облако тело извивающееся перед ним.
Он еще не видел более эротичного зрелища.
Нет.
Подожди.
Она завела руки назад, одной притянула его голову вниз для поцелуя, другая легла на его задницу, прижимая его теснее к ней.
Это было самое эротичное зрелище, которое он когда-либо видел.
— Я готова, клянусь.
Почти…
почти…
Он ввел в нее третий палец, растягивая ее, распределяя блестящую влагу.
И когда он столкнулся с доказательством ее девственности, он остановился, наслаждаясь чувством собственника, затопившим его- моя, вся моя — и затем мягко прорвался.
Моя.
Гнев закричал.
Моя.
Настойчиво.
Она напряглась, несмотря на то, что он старался успокоить ее своими губами.
— Аэрон.
Он сделал ей больно пальцами, а не членом.
— Прости.
Боль.
Будет лучше.
Клянусь.
Он говорил как неандерталец, но он просто не в состоянии был правильно сформулировать предложения.
Оливия была его.
Полностью его.
Его мозг заклинило на этой мысли, и только на ней.
Когда она расслабилась, он продложил целовать ее, играя с ее языком, вкушая ее один поцелуй за следующим более требовательным, и вскоре она опять начала извиваться перед ним, теряясь в удовольствии.
Вскоре она стала истекать влагой, как он и хотел.
Вот теперь она была готова.
Хоть он не хотел отпускаять ее ни на мгновение, все же ему пришлось, чтобы придержать свой член.
Подрагивающий он практически прыгнул в его руку, так сильно изголодавшийся по большему, что он боялся излиться в нее при первом же соприкосновении.
Надо немного расслабиться.
Он прикусил свой язык до крови, и кипящая потребность немного утихла.
Есть.
Нежно, он подтолкнул Оливию ссади и уложил ее грудью на деревянную поверхность туалетного столика. Затем он прикоснулся кончиком себя к ее входу.
— Все еще готова?
— Сейчас, Аэрон.
Сделай это сейчас!
Дюйм за дюймом он вводил его внутрь нее, позволяя ей приспособиться к его размерам, прежде чем погрузиться в нее полностью.
Все это время, она ахала, стонала и умоляла его.
Гнев тоже.
Наконец он полностью погрузился в нее, ему хотелось до бесконечности проникать в нее, и никогда не останавливаться.
"Аэрон." простонала она, и он знал, что это было еще один призыв.
Он вышел из нее полностью, прежде чем погрузиться снова.
Он выругался, она выгнула бедра навстречу ему, и все его здравомыслие улетучилось, ломая что-то внутри его.
Некие границы.
Границы его сдержанности.
Просто, как будто он потерял самого себя.
Потерял контроль, потерял того, кем он был, потерял все, кроме необходимости чувствовать эту женщину всем своим существом.
Туда и обратно он двигался в ней, так как того хотел.
Преисполненный решимости, управляемый одержимостью большей чем демон.
Он сжал ее бедра, возможно оставляя на них синяки, наверняка ломая ее кости, но он не мог остановиться.
Он был диким, непонтролируемым, существующим только для этого момента.
Для этой женщины.
Теперь она была для него всем.
Она была такой же частью его, как и Гнев.
Он жить не мог без нее.
И не будет жить без нее.
"Аэрон."
Она больше не задыхалась, а кричала.
"Не останавливайся, не останавливайся, не смей останавливаться.
Еще.
Еще!"
Но в его голове повторялось только одно слово.
