Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

Я отскакиваю от двери, сердце бешено колотится — оно чувствует свою половину.

— Ваше Высочество, у нас строгий приказ от короля…

Дверь слетает с петель.

Когда она с глухим стуком падает на пол, между мной и призраком больше ничего нет. Даже Смерти.

Наши взгляды встречаются.

Дым встречает огонь, жизнь — живого мертвеца.

Он стоит там, абсолютно невредимый. Его грудь вздымается, на ней нет кровавых следов, оставленных моим кинжалом. В его серых глазах отражается буря, но совсем не та, что я видела в последний раз, когда они безжизненно смотрели в небо. Силовик такой же, каким я его видела в ночь перед последним Испытанием.

Я не могу пошевелиться, боясь, что это жестокий сон, призрак, который ускользнет сквозь пальцы. Но затем в его глазах проступают слезы. Знакомые губы расплываются в облегченной улыбке, отчего на щеках появляются опасные ямочки.

Голос Кая срывается, когда он с трудом произносит:

— Говорят, ты убила меня?

Этого достаточно, чтобы я споткнулась о собственные ноги.

Я — не просто его тень. Я — мотылек, летящий на огонь.

В горле поднимается рыдание, а глаза застилают горячие слезы. Я едва вижу сквозь пелену неверия, но все равно бегу к нему. Он немедленно бросается навстречу ко мне — к руке, при помощи которой я его убила.

Я падаю в его объятия, прежде чем мои колени подгибаются. Мой истерический смех заглушает его туника, в которую я утыкаюсь прямо рядом с тем местом, где бешено стучит его сердце.

Живой. Он живой.

Объятия его рук кажутся такими знакомыми, такими правильными, что я рыдаю сильнее от мысли, что могла по-настоящему его потерять.

Живой.

Он такой живой, такой сильный, и стоит за нас двоих. Грудь Кая дрожит рядом с моей, слезы текут из его глаз так же, как из моих. Я медленно отстраняюсь, боясь, что вдруг очнусь и пойму — он лишь плод воображения из-за испытываемого мною горя.

Но ничего столь прекрасного выдумать невозможно.

Мои дрожащие пальцы касаются его лица, и от легкого прикосновения его глаза закрываются. Слеза скатывается по его резко очерченному лицу и встречается с моими пальцами. Я качаю головой, пытаясь произнести сквозь ком в горле:

— Как ты здесь оказался? — мой голос превратился в слабый шепот. — Я видела… я видела, как ты умираешь.

Его руки скользят по моему телу, будто он тоже хочет убедиться, что я настоящая.

— Прости. Прости за все, что тебе пришлось пережить…

— Мне все равно. — Я обхватываю его лицо ладонями, в глазах мелькает искренность. — Мне все равно, если все это правда, и ты жив.

— Это правда, — он почти смеется. — Не иллюзия. Ни в коем случае.

Я киваю, прижимаю ладони к его шее, дрожащая улыбка растягивает мои губы.

— Я просто не понимаю. Мой кинжал… я чувствовала, как он вошел в твою грудь.

Мои пальцы скользят вниз, к тому месту, где должен был остаться след от клинка. Но его нет.

— Знаю. — Его голос вдруг становится холодным, словно лед, а глаза сверкают. — Я бы не позволил, но в ту ночь перед Испытанием меня накачали наркотиком.

У меня отвисает челюсть.

— Что?

— Я должен был проспать все Испытание. Целители заперли меня в комнате. — На его щеке дрогнул мускул. — Меня разбудил шум с арены, и я… я знал, что это ты. Я вырвался из-под действия лекарства и побрел туда. Гвардейцы меня остановили, но я все видел, Пэйдин. Я видел, как ты сражалась с моей копией. И это… — голос срывается. — Это меня уничтожило. Я пытался прорваться к тебе, но был слишком слаб, и просто… стоял там, пока ты сражалась за свою жизнь. Против меня. — Его грубые руки обхватывают мое залитое слезами лицо. — Ты чуть не умерла, думая, что я убил бы тебя. Считая, что я смог бы снова поднять на тебя руку по какой-либо другой причине, кроме как для того, чтобы приласкать. Я же обещал, что больше не буду сражаться с тобой. А оказался тем, кто тебя ранил.

— Тсс. — Мне трудно говорить из-за нахлынувших эмоций. — Это не твоя вина. Ты не виноват.

Он кивает. Я таю в его объятиях. Запоминаю этот миг, потому что была уверена, что его больше не будет. Он гладит меня по спине, опуская подбородок на мою голову.

— Это было слишком похоже на правду. Будто я смотрел, как теряю контроль, — наконец шепчет он.

Его голос срывается. Он отстраняется, обхватывает мое лицо дрожащими руками. Больше нет Силовика и масок. Только Кай — мой глупец и моя любовь.

— Я не смог тебя спасти. Даже от самого себя. — Он почти задыхается. — Прости меня. Пожалуйста.

Я качаю головой.

— Прощать нечего. Потому что я…

Я снова плачу. Кажется, я не прекращала этого делать на протяжении несколько дней. Но, возможно, впервые за всю жизнь, это не кажется слабостью. Это облегчение, радость от того, что он рядом, и страх от того, в чем я собираюсь признаться.

— Кай, я…

Мои ноги отрываются от земли и опускаются прямо на его ботинки. Я смеюсь сквозь слезы, стоя у него на ногах, как раньше — когда нас связывала цепь, а теперь — нечто куда прочнее. Его руки крепко удерживают меня за талию.

— Скажи мне, Пэй.

Я с трудом выдавливаю из себя слова:

— Я видела, как ты умер на той арене. Видела, как мой кинжал вонзается тебе в грудь, пока мои руки держались рукоять. А потом ты… ускользал. — Я моргаю, все расплывается. — И я даже не сказала те три слова, которые, как я была уверена, отнимут тебя у меня. Только твоя смерть подарила мне храбрость, а тогда ты уже… ты уже исчез.

Мой голос дрожит. Ломается. Рассыпается вместе с самообладанием.

— Но я не могу ждать еще одной трагедии. Поэтому скажу сейчас, потому что судьба, возможно, не даст нам счастливого будущего. Кай, я… Я люблю тебя.

Кай крадет мои слова с улыбкой, что медленно расплывается на его лице. И, где-то в глубине души, я понимаю — это не первый раз, когда он произносит подобное. Он поднимает руку и проводит большим пальцем по моему заплаканному лицу.

— Пэйдин, я люблю тебя. Я люблю тебя, как никого прежде не любил. Я хотел сказать это с тех пор, как понял, что цвет твоих глаз стал моим любимым, а твои веснушки — единственным созвездием, стоящем внимания. Я мог бы соврать, сказать, что ты украла каждую мою мысль и удар моего сердца, как воровка, коей ты и являешься, но все мое уже было твоим. Пэй, ты — моя неизбежность.

Слезы текут по моим щекам, смачивая его пальцы. Он тоже плачет, и все же не отрывая своих глаз от моих. Он повторяет слова, будто они заполнили его разум и ждали того момента, когда Кай их произнесет:

— Ты — моя неизбежность. В смерти и в любви.

— И ты — моя. — Я заглушаю рыдания, чтобы прошептать: — Я люблю тебя, Малакай. Я люблю тебя.

Я не могу остановиться теперь, когда сказала это. Это освобождает — отпустить страх, всегда сопровождавший эти слова.

— Я люблю тебя. Люблю. Люблю…

Его губы прижимаются к моим, пробуя на вкус слова, слетающие с моих губ. Я жадно вдыхаю его запах, пока слезы смешиваются с поцелуем. Его руки скользят по моему телу, нежно запоминая каждый изгиб под халатом. Я выдыхаю ему в рот, обвиваю руками его шею. Чувствую себя хрупкой в его объятиях, в то время, как он держит меня так, словно я — нечто бесценное.

Любовь.

Вот что это за чувство. И оно всепоглощающее.

Он слегка отстраняется, все еще касаясь своими губами моих, и легко щелкает меня по носу.

— Моя красивая Пэй. Посмотри, что ты со мной сделала.

Я улыбаюсь ему, отвечая тем же:

— Я могла бы спросить то же самое, прекрасный принц. — Мой взгляд падает на пару туфель, стоящих возле шкафа. — Ты ведь уже говорил мне, что любишь меня, да?

Уголки его губ приподнимаются:

— Кажется, ты была больше занята туфлями, которые я нашел на танцполе.

Я киваю, смутно припоминая:

— Ты отнес меня в комнату.

— Ты была серьезной угрозой для всех на танцполе.

От сухости в горле, я сглатываю.

— Ты любишь меня.

— Тогда. — Его руки обхватывают мое лицо. — Сейчас. — Мои губы касаются его. — Всегда. И я буду искать твои туфли в каждой жизни, если ты позволишь.