Карен Монинг - Поцелуй горца
А было бы неплохо.
Но вот уже пятнадцать минут Друстан молчал. Гвен посмотрела на дверь, прекрасно понимая, что не стоит первой начинать разговор. Пока что она контролировала ситуацию и ослаблять свои позиции не желала. Нет уж, пусть он первым заговорит с ней, но приемлемым тоном. И довольно скоро горец заговорил.
— Тут не очень удобно, девушка, — недовольно сообщил он.
Гвен подавила смешок.
— Тут тоже не очень удобно. — Она постаралась сымитировать его акцент. — Мне пришлось три ночи сидеть в засаде, чтобы не пропустить твой визит в туалет. Я уж начала думать, что ты вообще сюда не ходишь.
Рычание.
Она вздохнула и прижала ладонь к двери, словно это могло успокоить его. Или позволить ей быть к нему ближе. Впервые за несколько дней они были так близко друг от друга, их разделяла только дверь.
— Я знаю, что это не очень приятно, но я не могла придумать другого способа заставить тебя выслушать меня. Из комнаты ты сбежал, что еще я могла придумать?
— Выпусти меня, и я выслушаю все, что ты захочешь мне рассказать, — быстро ответил горец.
Слишком быстро.
— Я на это не куплюсь, Друстан. — Гвен опустилась на каменный пол.
В мужских штанах можно было удобно скрестить ноги и привалиться спиной к стене. В последнее время она предпочитала надевать штаны и сорочку, потому что карабкаться в платье на выступ арки было крайне неудобно.
— Со сливками, как ты любишь, Гвен, — сказала Нелл, опуская рядом с ней поднос с кашей, сливками и персиками.
Из-за двери зарычали:
— Ты варишь ей овсянку?!
— Не твое дело, — спокойно ответила экономка.
— Прости, Друстан, — тихо добавила Гвен. — Но ты сам виноват. Если бы ты хоть раз согласился попить со мной кофе или позавтракать вместе и поговорить, мне бы не пришлось запирать тебя. Но время уходит, а мы еще ничего не прояснили. Сейчас Нелл уйдет, и здесь останемся только ты и я.
Тишина. Напряженная, долгая тишина.
— Чего ты от меня хочешь? — настороженно спросил Друстан.
— Хочу, чтобы ты меня выслушал. Я расскажу тебе все, что смогу вспомнить о том, что с нами происходило в будущем. Я много об этом думала и поняла, что ты наверняка дал мне понять, как заставить тебя вспомнить. Просто я, наверное, пропустила эту деталь.
Гвен услышала за дверью громкий вздох.
— Хорошо. На этот раз я тебя выслушаю.
Друстан сидел на полу, вытянув ноги, скрестив руки на груди и привалившись спиной к двери. Он прикрыл глаза и ждал, когда Гвен начнет рассказывать. И заставлял себя не злиться. Пришлось стиснуть зубы и признать, что настойчивости и решительности этой девчонке не занимать. Он привык к тому, что способен напугать любую девушку. Но пока Друстан бесновался и грохотал по двери, он словно видел, как Гвен стоит снаружи, скрестив руки на груди, притопывает ногой и спокойно ждет, пока он угомонится. Ждет несколько часов — горец знал, что на улице уже день.
Это внушало уважение. И, во имя Амергина, это было слишком умно для сумасшедшей девчонки.
Ты знаешь, что она не сумасшедшая, почему бы тебе просто этого не признать? Потому что если она не сумасшедшая, то говорит правду. И почему тебя это пугает?
Он не знал ответа. И не понимал, почему от одного ее присутствия превращается в идиота.
— Мне двадцать пять лет, — услышал Друстан из-за двери.
— Такая старая? — поддразнил он. — Моей невесте всего пятнадцать.
Гвен зарычала, и Друстан улыбнулся.
— В моей стране растление малолетних является уголовно наказуемым преступлением, — опасным тоном сообщила она.
Уголовно наказуемым? Еще одно не вполне понятное выражение.
— Это означает, что тебя посадили бы в тюрьму, — пояснила Гвен.
Он фыркнул.
— Зачем мне знать твой возраст? Это имеет какое-то значение?
— Когда ты услышишь полную версию событий, все станет ясно. А теперь молчи и слушай.
Друстан замолчал и поймал себя на том, что ему действительно интересно ее послушать.
— Я отправилась в поездку по Шотландии, не зная, что мне придется ехать вместе со стариками…
Со временем Друстан расслабился и перестал ее перебивать. По звуку ее голоса он догадался, что Гвен сидит в той же позе, что и он, спиной к двери, и говорит с ним, оборачиваясь через плечо. А это значило, что они сидят буквально спина к спине. От осознания того, что они сидят вот так, в темноте, почти касаясь друг друга, возникло странное чувство близости.
Друстану нравился звук ее голоса. Горец только сейчас понял, какой у Гвен низкий, мелодичный и нежный голос. Почему он раньше этого не замечал? Потому что в ее голосе звучала самоуверенность, которой он не переносил? Или потому, что, когда бы она с ним ни заговорила, он забывал обо всем, кроме своего желания, а сейчас, поскольку он ее не видел, обострились иные чувства?
Айе, у нее прекрасный голос, и Друстан не отказался бы услышать, как она поет старинную балладу. Или колыбельную его детям…
Он помотал головой и заставил себя сосредоточиться на ее словах, а не на собственных глупых мыслях.
Нелл молча поставила перед Гвен еще одну чашку кофе и беззвучно удалилась.
— И мы поехали вверх, к камням, но твоего замка там не оказалось. Были только фундамент и остатки внешних стен.
— В какой день я отправил тебя через камни?
— Двадцать третьего сентября, в день осеннего равноденствия. Ты называл его Мабон.
Друстан закашлялся. Это не было основано на слухах и легендах, мало кто знал, что камни можно использовать только во время солнцестояний и равноденствий.
— И что я делал с камнями? — спросил он.
— Ты забегаешь вперед, — предупредила Гвен.
— Просто ответь мне, а дальше рассказывай по порядку. Как я использовал камни?
Над ними, за балюстрадой, Сильван и Нелл устроились на полу, внимательно прислушиваясь к разговору. Нелл, которая приносила для девушки еду из кухни, взлетала по лестнице для слуг и снова усаживалась рядом с Сильваном, тихая как мышка.
— Я не думаю, что тебе нужно слушать… — прошептал Сильван и осекся, когда Нелл прижала губы к его уху.
— Если ты считаешь, что я прожила здесь двенадцать лет и до сих пор не знаю, кто ты на самом деле, то твоя глупость куда больше, чем та, которую Друстан приписывает Гвен.
Глаза Сильвана удивленно расширились.
— Я тоже умею читать, старый пень, — прошептала Нелл.
Его глаза стали напоминать блюдца.
— Умеешь!
— Ш-ш-ш. Иначе многое пропустим.
— Ты собрал рисовальные камни, разломал их в круге и написал на внутренней стороне тринадцати вертикальных камней тринадцать формул.
