Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Вы спасли его от Льва вчера, чтобы бросить Волкам завтра, — ревет Эгеон, чья холодная учтивость теперь погребена под пылающим гневом. — Королева Друзилла будет последней королевой Сулеги. Я уничтожу ваше королевство.

Эльба, внешне невозмутимый, выпрямляется перед лицом угрозы, и тогда я понимаю: Юма. Должно быть, это ради неё. Если Эльба и любит что-то больше своей земли, так это девочку, дочь человека, которого он любил всем сердцем.

— Эльба, послушайте. Еще не поздно. Кто-то в опасности? Вашей королеве угрожают?

Его серые глаза распахиваются, а затем моргают, словно желая избавиться от любого следа эмоций, от человечности. — Теперь нет, — выносит он приговор, и его костяшки белеют, сжимая рукоять кинжала.

— Подождите! — кричит Одетт. — Вы убьете моего брата, а что потом? Вы не сможете справиться с нами четверыми. Вы провалили миссию. Ни король Эгеон, ни я не умрем сегодня. Кириан этого не допустит.

— Другой закончит дело, — отвечает Эльба и качает головой. — Мне всё равно. Я убью принца Арлана, и кто-то прикончит вас позже, прервав линию наследования. — Он сглатывает. — Или, может быть, я смогу это сделать. Может быть, успею убить вас, прежде чем умру сам.

Я делаю шаг вперед инстинктивно, и Одетт поднимает руку передо мной. «Подожди», — кажется, молит она. «Пожалуйста», — просит.

Но я не знаю, что делать, потому что не похоже, что мы можем вмешаться. Ситуация в руках Эльбы, и кровь Арлана уже начала пачкать его пальцы.

Его зеленые глаза теперь устремлены на Одетт, на ту, кого он считает сестрой, и то, как он на неё смотрит… Он знает, что умрет.

— Эльба, пожалуйста. Отпустите моего брата, — умоляет она.

Арлан слабо приподнимает брови, и я знаю почему. Знаю, что он только что услышал то, что так давно хотел услышать. Он не осознает, сколько правды в этой лжи, потому что голос принадлежит Лире, но слова — Одетт; как и страх, и боль.

— Еще не поздно. Мы всё исправим вместе. — Исправлять нечего, — обрывает Эгеон в ярости. — Сулеги падет, как и его королева. Всё, что вы когда-то любили, умрет вместе с вами.

— Хватит! — кричит ему Одетт, выйдя из себя, и делает шаг вперед, отделяясь от короля, отделяясь от меня. — Пожалуйста, Эльба. Остановите это. Сделайте это ради Юмы.

Эльба выпрямляется, словно его пронзила молния. На мгновение мне кажется, я вижу раскаяние в его глазах, кажется, я верно толкую это движение предплечья, которое слегка опускается…

Но я ошибаюсь. Я знаю это в тот миг, когда он открывает рот и говорит: — Именно ради неё я это и делаю.

Я не знаю, что происходит раньше: крик Одетт или ужасный звук разрываемой плоти и шипение крови, вырывающейся из тела.

Я бросаюсь на Эльбу, зная, что уже слишком поздно. Я не успею вовремя, и Арлан будет мертв прежде, чем я до него доберусь.

Его горло раскрывается от уха до уха красным, пульсирующим цветком, и из него хлещет поток крови, заливая руку генерала и уже беспомощные руки парня.

Крик Одетт меняется. В нем есть что-то странное, и я хочу обернуться, чтобы посмотреть на неё, но не могу. Поэтому я не вижу, что происходит. Не вижу того, что заставляет Эльбу вскинуть брови и отшатнуться, всё еще не выпуская тело Арлана.

Я понимаю это, когда чувствую поток энергии, проносящийся мимо меня, и воин отлетает назад, падая на снег и откатываясь на несколько метров. Арлан зависает на мгновение в воздухе, а затем его колени слабеют и подгибаются.

Но Одетт уже рядом с ним. Одетт, не Лира.

Если кто-то и может спасти его в таком состоянии, так это она. Я смотрю на неё, проходя мимо, и она возвращает мне взгляд, полный страха, а также гнева и боли. Потому что Сулеги сдалось, потому что Эльба потерял надежду, потому что мы подвели друга.

— Делай то, что должен, — говорит она мне спокойным голосом. Её руки лежат на шее парня, которого она устроила у себя на коленях.

Я киваю, мне не нужно спрашивать больше. Обнажаю меч и иду навстречу Эльбе.

Меня беспокоит, что часть его ран могла быть настоящей; я бы не смог сражаться с ним так, но генерал встает без тени слабости в своих мощных ногах и обнажает меч, висящий на бедре.

— Она… — шепчет он хриплым голосом.

Я стараюсь не оборачиваться, хотя всё мое тело требует этого: проверить, как Арлан, как Одетт. — Не смотрите на неё. Смотрите на меня, — приказываю я.

Эльба повинуется. Его пальцы сжимают меч, но он не поднимает его на меня. — В позицию, — прошу я.

— У вас нет ни единого шанса, паладин Гауэко, — говорит он мне без злобы. Это не высокомерие или бахвальство. Он действительно так думает. — Я командовал армиями еще до того, как вы родились.

— И я восхищался вами за это; за вашу силу, храбрость и верность, — отвечаю я так же искренне. — К бою, генерал. Для меня будет честью стать вашей последней битвой.

Эльба поднимает руку с мечом в воздух. Кровь Арлана остывает на ней. Будь у него время, не заметь мы неладное, сейчас это была бы кровь и Эгеона, и Одетт… Он убил бы нас всех, чтобы обеспечить выживание Сулеги, выживание Юмы.

Возможно, самое тяжелое — это то, что я его понимаю.

Эльба встает и сжимает меч, направляя его на меня. Его грудь раздувается при глубоком вдохе.

Мы больше ничего не говорим. В этом нет нужды.

Эльба атакует первым, и я делаю шаг вперед, чтобы принять удар. Мне приходится перехватить меч обеими руками, чтобы остановить его. Я ухожу в сторону и отвожу клинок, прежде чем самому нанести выпад, который он тоже блокирует.

Он пытается поменяться со мной местами, но я не позволяю. Я не дам ему приблизиться к Одетт.

— Вы стали великим воином, — говорит он мне. — Жаль, что я не увижу, куда приведет весь этот потенциал.

Эльба снова атакует меня. Его удары мощны, но главная угроза не в силе, а в стратегии каждого из них. Другие воины используют грубую силу, чтобы вывести противника из равновесия, выиграть время или довести до изнеможения. Он — нет. Генерал Сулеги точно знает, чего добивается каждым выпадом, и получает это.

Наше оружие скрещивается, и мне удается сдержать удар, пока он быстрым движением не убирает меч, отводя его назад, и не наносит удар с фланга.

Я успеваю сместиться ровно настолько, чтобы сталь лишь порезала меня, но не пронзила насквозь.

— Вы этого не увидите, — отвечаю я, стиснув зубы от боли.

Эльба улыбается. — Вы храбры, Кириан, но иногда этого недостаточно.

Он снова атакует меня без передышки, без тени колебаний. Легендарный воин, тот, что жил в моих любимых историях детства, теперь пытается меня убить.

Снова наше оружие сталкивается. Его тело с силой вжимает меня в каменную стену, и я чувствую холодный удар, словно предупреждающую ласку Эрио.

— Жаль, что вы не оказались чуточку храбрее, — говорю я, находясь в ладони от его лица.

Я с силой толкаю его, уверенно сжимая меч, но я недостаточно быстр, и он отводит удар. Я пытаюсь снова, раз за разом, пока обманный маневр не позволяет Эльбе выиграть позицию.

Через его плечо я вижу, что Эмбер бросается вперед с мечом.

— Нет! — кричу я и поднимаю руку, чтобы остановить его.

Эльба качает головой. Грустная улыбка тянет уголок его рта. — Чести тоже недостаточно, капитан. Какая жалость, что у вас не было времени это понять.

Тогда Эльба поворачивается ко мне спиной, и я понимаю почему. У меня разрывается сердце.

Может, в его действиях нет чести, но есть верность: глубокая и безусловная верность малышке Юме.

Он поворачивается спиной к противнику и бросается к Одетт, которая всё еще стоит на коленях рядом с Арланом. Эмбер не успевает среагировать, а я не успеваю до него добраться, но это неважно, потому что Одетт воздвигла стену воздуха, отрезавшую их от него.

Ей даже не нужно на него смотреть.

Эльба кричит в отчаянии и бессильно колотит кулаком по этой стене, сотканной из бури.

Затем он запрокидывает голову и опускает плечи, поворачиваясь ко мне, сломленный.

— Если мне суждено жить, чтобы потерять честь и отвагу, пожалуй, я предпочту умереть раньше, — говорю я ему.