Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж.

— Последняя женщина, к которой я прикасался так… — он с трудом сказал это, его широкая грудь судорожно дернулась под тяжестью правды. Боль проскользнула в его взгляде.

— Твоя жена? — прошептала я, произнося это за него, потому что это было легче, чем ждать, что он скажет. Это ранило меня.

— Да, — тихо ответил он.

Но мягкость исчезла, стрела вонзилась ему в плечо. Практически сразу, как только она прошила бицепс, его кулак сжался вокруг нее.

— Мать твою… сука! — он резко вдохнул, задержал дыхание и вытащил стрелу; плоть хлюпала, кровь фонтанировала из глубокой дыры, — и тут же толкнул меня за себя. В стороне оказался еще один Инсидион, видимо их было на одного больше, чем я посчитала раньше. Я взглянула на рану в плече Гэвина и впервые в жизни была благодарна за чью-то ужасную меткость.

Оставшийся Инсидион был крупнее прочих, он не уступал в росте даже Гэвину. Он бросил лук и обнажил длинную изогнутую саблю, но Гэвин мощно врезал ему прямо в лицо. Еще раз, и еще. Тот пошатнулся от силы ударов, пока не сумел размахнуться одним свирепым рубящим взмахом.

Я закричала, когда сабля прошибла плечо Гэвина. Клинок прорезал куртку и выпустил реку крови. Вместо того чтобы отшатнуться, как нормальный человек, Гэвин прижал ладонь на тыльную сторону лезвия сабли, с улыбкой встречая давление на свою кожу.

Я пыталась призвать силу, потянулась к колесу в храме, но шок последних минут обессилил меня, и колеса там не было. В бессилии я наблюдала, как Гэвин с улыбкой голой рукой оттолкнул лезвие и взялся за стрелу.

Взгляд противника просветлел в страхе, он дрогнул, дыхание его сбилось. Чем больше Гэвин вдавливал стрелу через свою же рану, тем шире росла его зловещая улыбка.

Пока, в конце концов, Гэвин не протолкнул ее сквозь себя в шею Инсидиона и не откинул его на бок, как ненужный кусок гнилого мяса.

Он посмотрел на меня, и бесчувственная отстраненность сменилась в глазах ужасом — тем ужасом, которого я не еще никогда не видела в его прекрасных карих глазах, они расширились, и он заре…

— Сзади!

Он ринулся ко мне, но на этот раз не успел. Все произошло так стремительно, что шанса не оставалось.

Шея нападавшего была на уровне моих глаз — это все, что я увидела, прежде чем в мою сторону метнулась рука с клинком из-под плаща, и я завопила. Резкий проворот раскаленного металла в боку стал невыносимым катализатором.

Надо было выбирать. Его жизнь или моя.

Питаясь яростью, болью и отчаянием, я закричала и вонзила свой клинок в горло нападавшего. Горячая, липкая кровь хлынула через мою ладонь и растеклась по запястью. Запах меди врезался в ноздри.

Только когда клинок прорезал плоть, я впервые увидела его лицо. Инсидион — просто человек в последние мгновения своей жизни — умоляюще смотрел на меня снизу вверх. Его темно-зеленые, цвета густого леса глаза я запомню в кошмарах. Не татуировки черепов, изуродовавшие лицо, не уродливый шрам, разрезавший рот. Только глаза. Страх в них. И то, как, с последним выдохом, этот страх, вместе с радостью, ненавистью, покоем, смехом — исчез.

Он упал на землю.

Замертво.

Из моего горла вырвался сдавленный, надорванный вопль, и я попятилась. Клинок в моей руке… рука, вся в крови. Я видела, как жизнь покидает эти зеленые глаза.

— Элла, — Гэвин подхватил меня сзади, прижимая к себе рукой, перекинутой через грудь.

Я с ужасом смотрела на пальцы, обагренные красным. Странно — такие маленькие, знакомые руки с судорожно дрожащими пальцами могли убивать.

— Все хорошо. Все хорошо, слышишь? — его пальцы медленно потянулись к рукояти. — Отдай мне клинок, милая.

Я подчинилась, рыдая от боли, пронзающей бок, горячей и жгучей. Когда он забрал у меня оружие, я прижала ладонь к влажному, липкому пятну ткани — туда, где огонь боли выжигал тело у талии.

Каждое движение отзывалось криком мышц, будто в меня вонзили раскаленный прут. Я подняла руки перед глазами, и дыхание сбилось, когда поняла, что не могу различить, где кровь убитого, а где моя.

Гэвин обошел меня и опустился передо мной на колени. Он взглядом проследил от моих рук к ране, низко на животе. Через секунду его обычно смуглое лицо стало мертвенно-бледным.

— Нет, — выдохнул он. Руки, еще недавно уверенно державшие саблю во время бойни, дрожали, когда он потянулся к подолу моего свитера. Весь он был воплощением паники. — Нет, нет, нет…

— Гэвин…

— Нет! — рявкнул он, опуская меня на землю и рухнув на колени вместе со мной. Он сорвал ткань, дыхание вырывалось неровно, почти с хрипом. Ни следа того дикого воина, которого я знала. — Пожалуйста… нет, нет…

— Гэвин, дыши! — потребовала я, на этот раз тверже. Рана болела, но я не обращала внимания — он задыхался, и я видела, что в нем что-то сломалось. Я и представить не могла, что он способен чувствовать такой парализующий ужас.

Режущая боль будто разрывала меня на части, но я еще держалась. Кровь сочилась, но не била фонтаном — лезвие вошло не слишком глубоко. Сквозь слезы я видела достаточно, чтобы понять это.

— Все в порядке, — я подняла дрожащие руки к его лицу и заставила посмотреть на меня. — Все в порядке.

Его в безумии распахнутые глаза блуждали между моим лицом и раной; он касался кожи вокруг пореза, словно пытался удержать меня, собрать обратно, починить. Я делала то же самое, когда нечаянно ранила его. Когда думала, что он умрет, и знала, что не вынесу этого страха больше никогда.

И теперь я видела то же самое, только отраженное во сто крат в его глазах.

— Все в порядке, — прошептала я снова, морщась от боли.

Гэвин выдохнул с облегчением, взгляд его прояснился. Он быстро оценил повреждение — рану нужно было обработать, но она была неглубокой, находилась низко, над бедром, не задевая ни органов, ни артерий. Боль адская, но рана не смертельная.

— Элла, — выдохнул он.

— Да.

— Ты в порядке.

— Да.

Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал в лоб. Никому из нас не было дела до того, что он весь в крови.

— Ты в порядке, — повторил он снова может, мне, а может, себе. Еще один украденный, быстрый поцелуй в мой лоб. Потом он осторожно уложил меня и снял куртку. Сложил ее так, чтобы чистая подкладка оказалась снаружи, и подсунул под мою голову. — Не двигайся.

Я послушалась, глядя вверх в серое небо вечерних сумерек, считая вдохи. Когда он вернулся, на коленях рядом с ним был сверток бинтов и фляга. Он протянул мне руку, и я сжала ее, когда ледяная вода обожгла рану. Стиснула зубы, но не издала ни звука. Он просунул ладонь под спину, чтобы приподнять меня и обернуть бинт вокруг туловища.

Я попыталась дотронуться до его раненого плеча.

— А твоя рука?

— Да пошла она, моя рука, — буркнул он и прижал мои пальцы к губам, целуя костяшки.

Несмотря на пылающий прут боли в боку, внутри меня вспыхнуло то самое беспомощное, тихое трепетание.

— С нашей лошадью все в порядке? — спросила я, лишь бы отвлечься.

— Нет, — он осторожно обернул вокруг моего торса еще один виток бинта. — Стрелы были ядовитые. Я успел вытащить свою достаточно быстро, но она… — короткий взгляд метнулся туда, где она лежала, и он покачал головой. — Ее ранило дважды, в плечо и в шею, — еще несколько оборотов ткани вокруг моей талии, и он закончил. — Пока что этого хватит, — он опустил подол свитера, чтобы прикрыть повязку. — К востоку отсюда, в нескольких часах ходьбы, есть хижина. В это время года там никого не бывает. Не так далеко, как я рассчитывал пройти сегодня, но там безопасно, сможем передохнуть.

С его помощью я поднялась и, прихрамывая, подошла к черной кобыле. Наши сумки все еще висели на седле.

Ее глаза были закрыты и спокойны, словно она просто спала, но сильная грудь больше не поднималась и не опускалась, из ноздрей не вырывалось облачко дыхания. Кровь струилась из ран, мерцая в холодном воздухе.

— Она сильно страдала?

— От первых попаданий — да, — он крепко удерживал меня за локоть, пока я опускалась рядом с ней. — Но потом уснула. Яд остановил сердце. Она ушла тихо.