Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж.
Щеки мои были мокрыми от слез. Я смотрела на длинное, мощное тело существа, когда-то дикого и свободного, всегда буду помнить те короткие мгновения, что она подарила мне. Каждый раз в мечтах о свободе, я буду думать о ней. Несправедливо, что она покинула этот мир ни с чем, после всего, что подарила.
— Что тебе нужно? — спросил он, заметив, как я ищу глазами свой мешок.
— Моя сумка, — промерзшая земля хрустнула, когда он пошел за ней. — Внутри есть одеяло — фиолетовое с бордовым.
Он потянулся через тело кобылы, открыл сумку и достал покрывало.
— Это из твоего дома, из Уоррича, — он опустился рядом, передавая мне ткань.
— Не знаю, был ли он когда-нибудь моим домом, — я развернула одеяло и укрыла им голову и шею лошади. — Это глупо? Просто… — я всхлипнула, хватая воздух рваными вдохами, — оно было нашим с Олли. Я просто хочу, чтобы оно осталось ей.
— Нет, — он вплел свои шершавые, теплые пальцы в мои спутанные волосы и поцеловал меня в макушку. — Не глупо, Элла.
Я положила ладонь ей на бок, сдержала слезы и прошептала:
— Да будет бег твой легок на земле богов.
А про себя добавила: и пусть Солтум, бог зверей, услышит меня и передаст ей мои слова, где бы она ни была. Пусть бежит без оков за нас обеих.
Я повернулась, чтобы подняться, опираясь на его крепкую руку.
— Не знаю, как долго смогу идти.
— Мы не будем это проверять.
Земля ушла из-под ног, и я оказалась у него на руках.
Глава 26
Ариэлла
Я не знаю, как долго он нес меня. Часы, может быть. Обжигающая боль над бедром мешала мне держаться в сознании, а хруст гравия и земли под его тяжелыми шагами убаюкивал, заставляя проваливаться в сон.
Когда мы добрались до хижины, вокруг была сплошная темнота, только яркие звезды и растущая луна освещали ночное небо.
Он разбудил меня своим низким, спокойным голосом:
— Мы пришли.
Крыльцо скрипело и стонало под нашим весом. Вся хижина задрожала от грубой силы его пинка по двери, та со звоном ударилась о стену, и он перенес меня через порог.
— Это было обязательно? — я поморщилась от боли, вызванной собственной усмешкой.
— У меня не было свободных рук, — в темноте на его лице мелькнула тень улыбки.
— Чей это дом? — спросила я, осматриваясь. Домик был чистым и маленьким: кухонный уголок, двуспальная кровать, чугунная ванна, туалет и ручной насос у раковины.
— Семьи Даймонда, — ответил он, усаживая меня на кровать. — Никто нас здесь не найдет.
— Даймонд — твой кузен, — я сжалась от боли, когда он поддержал меня за ребра. — Значит, все-таки это дом твоей семьи?
Он усмехнулся, присев передо мной на одно колено.
— Дальний кузен.
Прежде чем я успела возразить, он уже развязывал шнурки на моих ботинках, потом снял шерстяные носки. Я подняла взгляд и увидела напротив нас большое зеркало, прислоненное к стене. Пыльное, но достаточно чистое, чтобы видеть отражение. И его отражение… было тем еще зрелищем. Он стоял на коленях, голову склонил, будто в смирении перед мимолетным спасением, которого жаждал всей душой.
— Не думала, что увижу тебя на коленях столько раз за один день, — тихо пошутила я. — Такой могущественный воин, преклонивший колени перед слабой королевой.
Он замер, держа ладони на задней стороне моих ног.
— Ты даже не представляешь, как легко заставляешь меня пасть на колени, — произнес он глухо. Его пальцы скользнули по коже моих икр вверх, к чувствительной ямке под коленом, и обратно вниз. — Ты — мечта.
Он поднял правую руку, коснулся моей щеки и провел пальцем от линии челюсти к губам, раздвигая их большим пальцем.
— Мне не попасть в рай, — прошептал он, — но я молю богов быть милостивыми и отправить меня туда, где я смогу видеть тебя. Только тебя, — его пальцы запутались в моих волосах. — Потому что если я не смогу смотреть на тебя в вечности, пусть моя душа просто перестанет существовать. Ты самое восхитительное создание на этом свете.
Мое лицо исказилось от непонимания — как он может шептать такие слова, когда его сердце все еще принадлежит жене? И все же я выдавила из себя, сквозь сжавшееся горло и боль в груди:
— Столько сладких слов, и все равно не поцелуешь меня?
Он покачал головой с глазами, полными сожаления.
— Я же сказал, почему.
Да. Потому что не сможет остановиться. Для меня это звучало как слабое оправдание, но если для него этого было достаточно — мне оставалось лишь уважать его выбор. По крайней мере, попытаться.
Я опустила его руки со своего лица, стараясь не смотреть на то разочарование, которое сама же ему причинила. Отвела взгляд в зеркало и пожалела. Раньше я слишком была сосредоточена на нем, чтобы заметить, сколько крови покрывает мои руки, волосы, лицо, шею. Кровь мужчины, которого я убила.
Красное. Так много красного.
— Мне нужна ванна, — мой голос стал глухим, ледяным. — Смыть это.
Ровное дыхание сорвалось на прерывистые вдохи. Я указала на свое отражение:
— Мне нужно это смыть.
Он посмотрел на чугунную ванну в углу, потом снова на меня.
— Тебе нельзя мочить рану, она еще свежая.
— Мне… плевать. Мне нужно избавиться от этого. От крови.
Он обернулся, подошел к ванне и схватил губку со стола рядом. Потом подтащил к ванне ведро и наполнил его водой.
— Раздевайся, — сказал он, открыв ящик маленького шкафа и бросив мне четыре чистых полотенца. — Два постели под себя, остальными укройся. Ложись.
— Что? — я сглотнула.
— Сними одежду, Элла, и ложись.
— Что? — переспросила, сдавленно. — Что ты собираешься делать?
— Смыть с тебя кровь, — спокойно ответил он, бросая в ведро кусок мыла. — Скажи, когда будешь накрыта.
— Я… я могу сама, если тебе тяжело…
— Ты ранена. Я помогу.
Он разжег огонь в очаге за ванной. Как только пламя взвилось, хижина наполнилась мягким, манящим теплом. Я посмотрела на полотенца в руках и тяжело вздохнула.
Похоже, это будет больно. Во всех смыслах.
Когда я подняла руки, чтобы стянуть черный свитер, резкая боль пронзила бок волнами, снизу вверх и обратно. Я тихо выругалась сквозь зубы.
— Ты в порядке? — он по-прежнему стоял ко мне спиной, снимая куртку. Рукава черной рубашки он закатал до локтей, потом потер затылок.
— Да, — прошипела я от боли, все же стягивая свитер через голову. — Да, просто… больно.
Каким-то образом, медленно и осторожно, я смогла избавиться от брюк и нижнего белья, не рухнув на пол. Пока я раздевалась, он взял губку и вымыл свое лицо, руки, шею так, что не осталось ни следа крови.
Полотенца были цвета слоновой кости и пахли чистотой, что странно для хижины посреди леса. Хотя, зная изысканный вкус Даймонда, я не особо удивилась.
— Я прикрылась, — сказала я.
Он повернулся, но взгляд не поднял, только подтянул к кровати ведро с водой и опустился передо мной на колени.
Я чуть сдвинулась, и полотенце сползло по левому плечу, хоть и не настолько, чтобы что-то оголить.
— Не роняй полотенце, — голос у него стал коротким, жестким, челюсть сжата. — Это… — он прочистил горло, — чтобы не намочить рану.
Да, чтобы не намочить рану. Только вот тело, сжимающееся от жара под кожей, знало — я полностью обнажена под этим тонким полотенцем. Он жестом показал, чтобы я легла.
— Подожди, — жар прилил к щекам, будто стыд сам потек по коже. Позволить ему видеть меня в его рубашке, когда мы купались, — это одно. Тогда я была прикрыта. И сейчас, под полотенцами, я тоже вроде бы скрыта, кроме плеч и коленей, но если я лягу… откроется все остальное. Остальное… то, чего я боялась показать. — Я не знаю, как выгляжу для мужчины, когда… без одежды.
Опасность и тьма закружились в его взгляде.
— Ты вроде бы говорила, что доверяешь мне, Элла? — спокойно спросил он.
Я кивнула.
— Тогда доверься и в том, что последнее, чего тебе стоит бояться в этой жизни, в другой, в смертной или вечной, — это того, что мне не понравится, как ты выглядишь нагой.