Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Моя мать, — шепчу я. — Что случилось? — Ты. — Она улыбается, но у меня внутри всё сжимается в узел. — Ингрид решила нести свое бремя еще какое-то время, чтобы твои родители могли насладиться тобой.

Я чувствую глухую боль в груди, глубокую и режущую; скорбь о жизни, которую я так и не узнала, о любви, которую не могу вспомнить.

— А потом их убили.

— Когда разразилась война, оба они откликнулись на зов долга. Они знали, что стоит на кону, и не могли допустить, чтобы их дочь росла в мире, управляемом ненавистью, где её преследовали бы за то, кто она есть. И они погибли в резне в лесу Нирия.

У меня дрожат пальцы. — Они погибли ни за что.

— Нет. — Она энергично качает головой. — Лес Нирия был последним рубежом, который они могли защитить. Если бы они не сражались, это была бы резня не в лесу, а во всей Земле Волков. Твои родители отдали всё, чтобы защитить Волков, всех, кого могли.

Я не в силах говорить, пока не чувствую теплую руку Евы, сжимающую мою, заставляя пальцы перестать дрожать.

— Как?

— Они пожертвовали собой, сражались до конца и отдали всю свою силу в обмен на безопасность территорий, которые остались свободными: Сулеги, Нумы, Илуна… Они отдали всё, и отдали бы больше, если бы у них было, чтобы спасти остальных.

Мои глаза наполняются слезами, и я резко вытираю их, чувствуя себя дурой из-за того, что расчувствовалась из-за двух людей, которых не знала, из-за того, что страдаю от потери, которую у меня не было времени осознать.

— Как это сделали Львы? Что случилось? Мне нужно это знать.

Агата медлит несколько секунд. Она собирается с духом, чтобы заговорить, и я вспоминаю, что говорила мне Камилла о тех, кто сражался в той битве и выжил: отсутствующий взгляд, боль в выражении лица…

— Мы не знаем, как они это сделали, но Аарон… Львы нашли способ покончить со всей жизнью. Это была не магия, не совсем. Если бы мне пришлось с чем-то сравнить это, чтобы ты поняла… то с хиру. То, что они использовали, эта энергия, была похожа на их сущность, но умноженную на сто. Без тела, без формы… только пустота, смерть и разрушение. — Её губы сжимаются в болезненной гримасе. — Мы, остальные, не знали, как это остановить, пока это не сделали Адара и Люк.

Я смотрю на статую, на королеву, которая не смогла править, застывшую навеки во времени.

— Мы возвращаемся во дворец, — объявляю я.

Агата не может скрыть своего удивления. — Вы можете остаться, — уверяет она меня. — Вам всем здесь рады.

— Мы благодарны, но война продолжается, деабру были у ворот города, когда мы уезжали, и мы должны быть готовы. Если правда, что вы нам поможете, вам тоже следует готовиться.

— Мы поможем, — возражает она жестко. Возможно, задетая тем, что я усомнилась в её слове. — Хорошо. Скажите нам, чем мы можем помочь, и потом сможете уйти.

Я смотрю на Арлана. Я невероятно устала. До него не сразу доходит. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, настороженный, вдруг я прошу о чем-то, чего он не понимает, пока наконец не кивает.

— Я обрисую вам ситуацию, — заявляет он тогда, глядя на Агату. — Скажу, где вы нужны нам прямо сейчас.

— А я расскажу о тварях, — быстро добавляет Ева.

Агата кивает, довольная. — Мы знаем, кто такие деабру. Ни одна из нас не жила достаточно долго, чтобы знать кого-то из предков, кто сражался бы с ними. Это древние существа, но наши говорят о них в своих гримуарах. — Она делает жест, пока говорит, и мы должны следовать за ней. Оставить статую матери мне стоит больших усилий, чем я могла представить, но я это делаю. — Существа без магии, созданные из ужаса и кошмаров, которых Гауэко давным-давно заточил в Проклятой. Если они вырвались, это может означать только две вещи.

— Либо твари стали сильнее, — замечает Лекс рядом с ней, — либо сила богов, сдерживавшая их, ослабла.

— Мы полагаем, всё не настолько плохо, чтобы бог потерял свою силу, — отвечает Ева. — Мы думаем, его магия ослабла ровно настолько и на то время, чтобы охранные чары, наложенные им на гору, истончились, и они сбежали.

— Почему вы так думаете?

— Потому что нам сказал об этом бог, — отвечаю я хриплым голосом.

Агата и Лекс молча смотрят на меня.

— Хорошо, Одетт, Дочь Гауэко, — говорит королева. — Пойдемте внутрь, домой, и там вы расскажете нам остальное.

Глава 23

Одетт

Арлан и Эмбер исчезают где-то после встречи с соргинак, которая мне кажется бесконечной. Ева и я остаемся сидеть, ожидая, когда одна из ведьм принесет нам обещанный чай.

Я измотана, но не могу перестать смотреть в ту сторону, куда Арлан ушел за Эмбером по темному коридору, пока мысль с перепончатыми крыльями кружит в моем сознании. Яд. Тот разговор о меткости Арлана, в котором Эмбер меня прикрыл. Стычка с деабру и то признание о ком-то в Сирии, кого я знала, но потом забыла…

Я извиняюсь перед Евой и выхожу в коридор.

Их голоса — едва слышное бормотание в одной из комнат этого же крыла. Я нахожу их очень близко друг к другу, делящими секрет, который даже отсюда не разобрать. Шепчет Эмбер, находясь всего в ладони от него. Они могли бы сойти за двух солдат, оберегающих свои слова от лишних ушей в месте, которое еще несколько минут назад было враждебным. Но нет ничего от воинской дисциплины в их позах, в прямом взгляде Эмбера или в зеленых глазах Арлана, слушающих с потрясением.

Тогда Эмбер берет его за лицо. Он приближается к нему с нежностью, следя за каждым движением, на случай если Арлан, глядящий на него так, словно не до конца верит происходящему, захочет отстраниться. Он этого не делает.

Он выдерживает его взгляд до последней секунды, пока Эмбер не закрывает глаза и не приподнимает лицо, чтобы поцеловать губы наследника Эреи. Только тогда закрывает глаза и он, позволяя поцеловать себя и приоткрывая губы навстречу с некоторым потрясением. У него немного дрожит рука, когда он тоже поднимает её и проводит по лицу Эмбера, по его затылку, по волосам… и тот углубляет поцелуй.

И Арлан выглядит счастливым. У него вспыхнули щеки, а под удивлением бьется глубокая радость, направляющая его движения, становящиеся всё увереннее. Сколько времени он этого желал?

И все же, возможно, это не тот, за кого он его принимает.

У меня всё сжимается внутри. Я делаю несколько шагов назад так, чтобы они не услышали, а затем иду обратно, нарочно шумя.

— Арлан! — зову я самым беззаботным тоном, на какой способна. — Эмбер! Где вы?

Я слышу, как они отстраняются, как один из них откашливается. Я почти вижу ужас в глазах Арлана. Оба выглядывают из комнаты.

Эмбер дарит мне спокойную улыбку. — Что случилось? Притворяется он хорошо.

Арлан, стоящий чуть позади, пунцовый, и когда я смотрю на него, он отводит глаза, совершенно смущенный. — Ничего. Пришла сказать, что мы скоро уезжаем. Не отходите далеко. — Я снова смотрю на Арлана. — Это может быть опасно.

Никто из них не возражает. Эмбер соглашается со мной и возвращается к нам. Я не спускаю с него глаз.

Мы решаем вернуться ко двору с помощью магии Евы. Она давно не пыталась совершить подобный подвиг, а в последний раз потеряла сознание и не приходила в себя три дня. Поэтому мы движемся скачками, относительно короткими прыжками, чередуя их с переездами верхом.

Вскоре после третьего прыжка, недалеко от городских стен, Ева напрягается и спрыгивает с лошади. Арлан обнажает меч, Эмбер тоже, и я готовлюсь отдать то, что от меня осталось, вслушиваясь в стук копыт, приближающийся к нам в темноте, когда узнаю лицо всадника.

Кириан спешивается практически на ходу. — Что случилось? — спрашивает он.

Его глаза беспокойно бегают по группе, пока не находят меня, и я вижу синий огонь, пылающий в них. Он бежит ко мне, и я не могу сдержаться. Что-то тянет меня из глубины души, так же как, кажется, тянет и его, и я спрыгиваю, когда он протягивает мне руки, и он отчаянно ловит меня в свои объятия.