Марина Ефиминюк - Бесстрашная
Клерк покосился в мою сторону, достал из кармана замусоленный платок и интеллигентно промокнул губы. Однако нутро взяло верх, он не утерпел и смачно рыгнул. В этот момент я поймала себя на мысли, что, скорее всего, теперь седмицу не смогу думать о еде без содрогания.
— Значит, хотите узнать, что происходило перед пожаром у Каминских, — ковыряясь острой палочкой в зубах, проговорил Симон и насмешливо скривил губы. — Пятнадцать лет я ждал, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос. И вот вы здесь. Я счастливчик!
Он облокотился на стол и глянул на нас со злым весельем.
— Сколько вы мне дадите за вещь, которую я спрятал для Густава Каминского?
— Что за вещь? — тихо переспросила я.
— Шкатулка, из-за которой всю его семью убили и сожгли.
Внутренности завязались крепким узлом. Охваченная смешанными чувствами, я порывисто спрятала руки под столом и сжала в кулаки. С самого детства я приучила себя любить жизнь такой, какую мне даровали Святые Угодники. Несмотря ни на что, радоваться каждому дню, с трепетом открываться любой возможности. Но теперь я не могла избавиться от эгоистичной мысли, что меня обворовали.
— Думаете, что я вот так запросто возьму и выложу на стол все козыри?
Симон усмехнулся, воровато оглянулся через плечо, точно в темной зловонной едальне нас могли подслушивать, и поманил судебного заступника пальцем. Нагнувшись к торгашу, Кастан тихо уточнил:
— Сколько?
— Дай подумать…
На стол лег кошель. Похоже, торговаться судебный заступник не собирался.
— С ума сошел, суним? — Симон сцапал деньги со скоростью уличного карманника, под столом он встряхнул звякнувшие монеты.
— Пятьдесят золотых. Достаточно? — пояснил Кастан, и я покосилась на него с всамделишным восхищением, ведь он носил за пазухой сумму, равную моему состоянию, скопленному на черный день. — Так что произошло той ночью?
— Честно сказать, что именно произошло во время пожара, мне неизвестно, я как раз уезжал по делам хозяина за город, а вернулся к пепелищу. Стражи писали в отчетах, мол, случилось самовозгорание в алхимической лаборатории, которой в особняке отродясь не было. Нима Агнесса ненавидела, когда хозяин зарабатывался и забывал о времени. И знаете, чего еще дознаватели не стали указывать в тех бумагах?
Он снова помахал нам рукой, заставляя подвинуться к нему поближе.
— Через день в мусорной яме нашли тело убитой кормилицы, смотревшей за хозяйской дочерью. Кто-то перерезал ей горло.
Невольно перед мысленным взором промелькнул давнишний кошмар, похожий на воспоминание из глубокого детства, как добрая женщина без лица прятала меня, беззащитную малышку, в мусорную яму и приказывала молчать. Всю свою жизнь во снах я хоронилась от чудовища, жаждавшего моей смерти…
— Сколько вы хотите за вещь Густава Каминского? — выпалила я, чувствуя, что еще немного, и свалюсь с приступом удушья.
— Удивите меня, — предложил клерк, закинув ногу на ногу и постучав пальцами с грязными ногтями по столу.
Бывший секретарь вызывал у меня чувство глубокого отвращения.
— Сто серебров, — предложил Кастан.
— Сто золотых, — с серьезной миной заломил Симон и добавил, глядя в глаза судебному заступнику: — И место в приличной конторе. Сил нет перебирать счеты в моей конуре.
— По рукам, — не торгуясь, согласился судебный заступник. — Когда мы сможем получить шкатулку?
— Какой вы быстрый, суним Стомма, — осклабился клерк. — Сначала денежки, потом вещь. Я дам вам знать, когда буду готов к сделке.
— Ты отдаешь ее завтра, иначе сделки не будет! — резковато перебила я торг. — И пока шкатулка не окажется в наших руках, денег ты не увидишь!
— А ты, маленькая Зои, выросла и стала напоминать свою матушку, — усмехнулся Симон, и у меня, без преувеличений, вытянулось лицо. — Мне с ней только здороваться позволялось, но, знаешь, домашним она давала жару! Ничего с рук не спускала!
— Суним, вы, кажется, чего-то не понимаете, — холодно вымолвила я. — Зои Каминская в шестилетнем возрасте погибла в пожаре. Меня зовут Катарина, и я обычная газетчица.
— Обычная или нет… — задумчиво протянул типчик, — но тут ты права. Мы, выжившие, на самом деле тоже погибли в том пожаре.
Когда мы высадили жадного до денег клерка у ворот затрапезной конторы и тронулись с места, он продолжал стоять на крыльце. От его злого взгляда, устремленного на дорогую карету, по спине бежали испуганные мурашки.
Домой я вернулась в сумерках. Вяло поздоровалась с отцом, подсчитывавшим дневную выручку. С трудом передвигая намятые узкими туфлями ноги, поднялась на второй этаж и добрела до спальни. Морщась от боли, я стянула проклятущие колодки и уже заломила руки за спину, чтобы расстегнуть первые пуговки из целого ряда мелких жемчужных шариков, как со стороны кровати раздался мягкий голос:
— Тебе помочь?
От неожиданности я взвизгнула и инстинктивно прикрыла грудь руками. С любопытством наблюдая за девичьим переполохом, на кровати лежал Лукас.
— Ты с ума сошел?! — зашептала я. — А если отец тебя здесь застукает?
— Совершенно невозможно, — с нахальной уверенностью заявил нежданный гость и постучал по перине: — Иди ко мне.
Тут в коридоре раздался голос отца:
— Катарина, у тебя все в порядке?
— Святые Угодники! — В панике я закрутила головой, не зная, куда припрятать высокого плечистого любовника, раскрыла дверцы шкафа и прикрикнула: — Я в порядке!
Папа шагал тяжело, под его ногами скрипели половицы, и он явно собирался проверить лично, насколько именно я «в порядке» и хорошо ли мне вообще.
— Я не полезу в шкаф, — тихонечко отказался Лукас.
— Давай же! — подпрыгивая на месте, приказала я.
Ровно в тот момент, когда я закрыла шкаф, спрятав скукожившегося гостя, дверь распахнулась, и папа с большим подозрением оглядел комнату.
Он постоял на пороге, покрутил головой, а потом спросил:
— Как твоя служба у Кастана Стоммы?
— Великолепно.
В шкафу раздался странный стук, и мне пришлось громко чихнуть, чтобы прикрыть копошения Лукаса, а потом еще пару раз. Походило на то, что шкаф от возмущения на неожиданное подселение пытался вытурить нового жильца, заваливая его одеждой.
— Ты простудилась? — тут же предположил отец и потянулся, чтобы потрогать лоб.
— Я абсолютно здорова, — затарахтела я и попыталась вытолкать родителя в коридор. — Ты выйди, а то я переодеться хочу.
Только он отвернулся, как створки стали медленно открываться, выказывая свернувшегося бубликом Лукаса, прикрытого горой свалившихся с плечиков нарядов. У меня вырвался тихий писк. В тот момент, когда родитель с подозрительным видом оглянулся, я захлопнула гардероб и привалилась спиной к дверцам.
