Лорен Оливер - Пандемониум
Мы с Джулианом съедаем по три плитки гранолы и еще немного вяленого мяса из припасов, которые мы украли у стервятников. Для нас это настоящее пиршество. Почти сразу у меня жутко сводит живот, и все равно, после того как мы запили все это целым кувшином воды, я чувствую себя намного лучше, чем в последние дни. Потом мы немного дремлем. Джулиан лежит так близко, что его дыхание шевелит мне волосы. И просыпаемся одновременно.
Над нами снова стоит Коин. Она заново наполнила кувшин водой. Джулиан, проснувшись, тихо вскрикивает, потом быстро садится и смущенно оглядывается по сторонам. Он проводит руками по волосам, и в результате они топорщатся в стороны, как иглы дикобраза, а мне вдруг ужасно хочется протянуть к нему руку и погладить по голове.
— Ты сможешь идти? — спрашивает меня Койн.
Я киваю.
— Ну, тогда у меня есть человек, который проводит вас на поверхность, — И снова она произносит «поверхность» так, будто это ругательство или какое-нибудь проклятие.
— Спасибо…
Одного спасибо мало, надо сказать что-то еще.
— Вы не обязаны были… я хочу сказать, мы действительно очень благодарны. Мы наверняка бы погибли, если бы не ты и… твои друзья.
Я чуть не говорю «такие, как ты», но вспоминаю, как разозлилась на Алекса, когда он так выразился обо мне, и вовремя спохватываюсь.
Коин несколько секунд серьезно смотрит на меня, и мне начинает казаться, что мои слова все-таки как-то ее обидели.
— Я уже говорила вам, что ваше место не в туннелях, — Тут голос Коин становится громче, она чуть ли не кричит: — Люди могут жить повсюду, где захотят. То, что они там, наверху, устроили, — неправильно. Они думают, что жить могут только такие, как они. Остальные — мусор, отбросы. Но даже у отбросов должно быть свое место. Иначе они начнут гнить и распространяться повсюду.
Едва заметная дрожь пробегает по всему ее телу, она конвульсивно одергивает правой рукой край грязного платья.
— Я нашла человека, который отведет вас наверх, — отрывисто говорит она, как будто смутившись из-за того, что наговорила, и поворачивается к нам спиной.
Нашим проводником оказался Рэтмен. При виде его у меня снова к горлу подкатывает тошнота и кружится голова, хотя на этот раз он один. Крысы разбежались по туннелям и попрятались по своим норам.
— Коин сказала, вы хотите подняться наверх.
Такое количество слов подряд при мне Рэтмен еще не произносил. Мы с Джулианом уже стоим на ногах. Джулиан взял рюкзак и, хоть я ему и сказала, что со мной все в порядке, настоял на том, чтобы держать меня под руку.
«На всякий случай» — так он сказал.
Я думаю о том, как он изменился с тех пор, как я увидела его в первый раз на сцене в Джавитс-центре. Даже не верится, что это один и тот же человек. Интересно, кто из них настоящий Джулиан? Тот или этот? Если это вообще возможно узнать.
И тут я понимаю, что больше не могу с уверенностью определить, какая Лина реальная.
— Мы готовы, — говорит Джулиан.
Мы идем по платформе между грудами мусора и самодельных жилищ. Где бы мы ни проходили, все глаза устремлены в нашу сторону. В полумраке передвигаются сгорбленные тени людей. Их вынудили спуститься сюда, так же как нас вынудили уйти в Дикую местность. И все это ради общества порядка и стабильности.
В здоровом обществе ни один человек не может быть болен. Философия АБД уходит глубже, гораздо глубже, чем я думала. Опасность представляют не только не исцеленные, но и люди с физическими недостатками, не нормальные, не такие, как все. Они тоже подлежат уничтожению. Понимает ли это Джулиан? Или он всегда знал об этом?
Неправильное должно быть исправлено; грязь должна быть вычищена; законы физики говорят о том, что системы неуклонно стремятся к состоянию хаоса, и, следовательно, с наступлением хаоса надо постоянно бороться. Правила очистки изложены и в руководстве «Ббс».
В конце платформы Рэтмен спрыгивает на пути. Сейчас он двигается нормально, если Рэтмен и был ранен во время стычки со стервятниками, то его тоже подлатали и перевязали. Джулиан прыгает следом, а потом помогает спуститься мне, держит за талию, пока я неуклюже спускаюсь с платформы. Чувствую я себя, конечно, лучше, чем раньше, но двигаюсь по-прежнему плохо. Слишком долго без еды и воды, и в голове у меня после удара еще стучат молотки. Когда я приземляюсь, левая лодыжка у меня подворачивается, я врезаюсь подбородком в грудь Джулиана, а он крепко обнимает меня за плечи.
— Все нормально? — спрашивает он.
В этот момент я остро ощущаю нашу физическую близость и тепло его рук.
Сердце у меня вот-вот выскочит из груди, и я отступаю на шаг назад.
— Все отлично.
И снова нам надо идти в темноту. Я топчусь на месте, и Рэтмен думает, что мне страшно. Он оборачивается и говорит:
— Чужаки так далеко не заходят. Можешь не волноваться.
У Рэтмена нет ни факела, ни фонарика. Наверное, факелы использовались для устрашения чужаков. В глубине туннеля черным-черно, но Рэтмена, кажется, это не смущает.
— Пошли, — говорит Джулиан.
И мы идем следом за Рэтменом и тусклым лучом фонарика.
Мы идем молча, но иногда Рэтмен останавливается и цокает языком, как будто подзывает собаку. Один раз он присаживается на корточки, достает из кармана печенье и крошит его на землю между шпалами. Со всех сторон к нему сбегаются крысы. Они обнюхивают его пальцы, дерутся за крошки печенья, запрыгивают ему в ладони и забираются по рукам на плечи. Жуткое зрелище, но я не могу отвести глаз.
— Ты давно здесь? — спрашивает Джулиан, после того как Рэтмен встает.
Теперь я слышу, как вокруг нас мелкие зубки грызут печенье и коготки стучат по гравию и по шпалам, а фонарик освещает быстро пробегающие по туннелю тени. Меня вдруг охватывает ужас, мне кажется, что крысы окружили меня со всех сторон, они на стенах и даже на потолке.
— Не знаю, — отвечает Рэтмен. — Потерял счет.
В отличие от других людей, которые устроили свое жилище на платформе под землей, у него нет видимых физических дефектов. Я не могу сдержаться и спрашиваю:
— А почему?
Рэтмен резко поворачивается в мою сторону. Он молчит, и какое-то время мы трое просто стоим в душной темноте. У меня учащается дыхание.
— Не хотел, чтобы меня исцелили, — наконец говорит он.
Это простые слова из лексикона тех, кто живет на поверхности, и мне сразу становится легче дышать. Во всяком случае, он не сумасшедший.
— Почему не хотел? — Это уже Джулиан.
Еще одна пауза.
— Я уже был болен, — говорит Рэтмен.
Я не вижу лица, но слышу, что он улыбается, когда отвечает. Интересно, удивляет это Джулиана, как меня, или нет?
