Линдси Пайпер - Заклятие короля
— Я хочу быть в сознании, — сказала она Лето, который сидел рядом с ней на коленях. Резкие черты его лица не расслаблялись с момента выхода из Клетки. В глубине его глаз Нинн рассмотрела что-то вроде заботы. Он смотрел на нее так, словно ничто не имело значения, кроме возможности убедиться, что она не просто выживет, а станет сильнее.
Снова.
Она лежала грудью на широкой плоской детали кресла, похожей на закругленную столешницу студенческой парты или... «Джек?..» — пробормотала Нинн.
Первый ожог раскаленной игры болью прошил мысли. Она прикусила нижнюю губу, ощутила вкус крови, втянула воздух через нос. Она не будет кричать. Всего несколько часов назад она была скована с Лето, и они оба смогли победить. В их мире не было места слабости.
Но это не означало, что боль будет проще терпеть. Она пыталась отдернуться. Ее тело хотело решать само за себя. Неудивительно, что Ламот привязал ее к этому странному креслу. Те, у кого были хоть какие-то сомнения в получении знака товарищества воинов, сбежали бы от первого прикосновения жалящей иглы.
Ремни удерживали ее торс, но оставляли свободными руки. Маленькое утешение. Она не хотела отпускать руки Лето. Он был потрясающим мужчиной. Его впечатляющий, идеально подогнанный доспех больше не блестел, но потеки глины и крови лишь добавляли жизненности. Этот доспех был не только для видимости, он отражал природу надевшего его бойца. И шрам на верхней губе служил еще одним доказательством. Нинн вспомнила шрамы на спине Лето, тянувшиеся вниз под перекрещенными ремнями доспеха. Чтобы оставить шрам Королю Дракона, требовалось немало усилий.
У нее были шрамы.
— Откуда у меня шрамы?
Глаза Лето слегка расширились, но он тут же вернул себе бесстрастность. Сжал ее руки, слегка встряхнул их, словно пытаясь восстановить чувствительность, а не помочь ей отвлечься от боли.
— Сосредоточься. Дальше будет только хуже.
— Я не хочу терять сознание.
— Именно этого ты захочешь. Очень скоро.
Ремни впивались ей в поясницу и плечо. Второе плечо, после первоначального шока, постепенно превращалось в очаг агонии. Запах горящей плоти заставил ее поморщиться, словно это был не ее собственный запах.
— Нет. Я не хочу отключаться. — Она зашипела и содрогнулась. — Я уже отключалась, когда... Лето, откуда у меня шрамы?
— У всех воинов есть шрамы.
Она застонала, проглатывая крик.
— Как ты получил этот? С твоими-то реакциями.
— Голиш. Пей.
— Нет.
Она пыталась найти другие зацепки, чтобы отвлечься. Остальные воины возобновили расслабленное празднование, но некоторые то и дело поглядывали на нее. Проблески интереса. Любопытство, которое невозможно было скрыть разговорами. Что же это за инициация, если те, к кому она присоединялась, воспринимали ее шрамирование как привычное развлечение? Только Тишина не пыталась скрыть интереса. Она склонила голову набок и не сводила своих странных черных глаз с иглы, которая пронзала плечо Нинн бесконечными ожогами. Что не так с этой женщиной? Сосредоточенный взгляд и ничего не выражающее лицо — ее спокойствие делало Тишину похожей на ожившего манекена.
И все же у нее был партнер. Харк принадлежал ей, а она принадлежала Харку.
Нинн зажмурилась от резкого укола зависти, по силе не уступавшего ярости татуировочной иглы.
— Ты хочешь, чтобы я хорошо справилась, — шепнула она. Ему. Только ему одному. — Со всем.
— Конечно. Твой успех...
— Не надо. Даже отбросив логичные причины, ты все равно хочешь, чтобы я справилась. Почему?
Он покачал головой.
— Не знаю.
— Тебе и не нужно.
Голиш пробирался по ее спине. И вместо приятного онемения, которому она бы обрадовалась, заставлял ее сердце биться быстрее. Она словно покидала свое тело на волне паники, и паника казалась знакомой, почти ощутимой — какой-то старый страх, с привкусом железа и лайма на языке поверх крови из прокушенной губы.
— Мне не нужно, — тихо ответил Лето, хотя ей вполне могло и послышаться. Все казалось приглушенным, темным и словно размытым. Перед глазами плыли оттенки угля и глины. — Но я за тебя в ответе.
— Не хочу уходить. — Пытаясь рассмотреть что-то сквозь мешанину темных цветов, так непохожих на ее чудный дар, она заметила, как лихорадочно цепляется за руки Лето. Костяшки ее пальцев побелели. Они ведь не могли замерзнуть, касаясь его теплой кожи? — Они его заберут. Если я уйду, они его...
Она содрогнулась и икнула от неожиданной вспышки боли, которая никак не была связана с ожогами и раскаленной иглой.
Лето освободился от ее хвата и взял ее лицо в ладони.
— Ты меня видишь? Нинн, посмотри на меня.
Она была так далеко, что гипнотическая сила его голоса не достигала ее. Однако властность осталась. Он ее обучал. Он доверял ей настолько, что бился с ней бок о бок. Она не понимала, что происходит — здесь, в комплексе, и в ее сознании, — но понимала, что он говорит. И, что важнее, она отвечала на его голос.
— Ты хотела этого, — сказал он. — Ты хотела знака, который покажет, кто ты и чего ты добилась. Никто, никогда не отнимет его у тебя.
Она улыбнулась, чувствуя, что губы ее не слушаются.
— Ты бы попробовал, если бы думал, что это заставит меня слушаться.
Лето не улыбнулся в ответ. И не расслабил удерживающих ее рук — большие пальцы на ее висках, остальные зарылись ей в волосы и поддерживают подбородок.
— Нинн, ты слушаешь?
— Да, сэр.
Он кивнул. Едва заметно. Но прямой взгляд не отпускал ее глаз. Он удерживал ее даже взглядом.
— Засыпай и помни, что это последний раз, когда ты теряешь чувствительность. Я не допущу подобного впредь. Вся боль будет только твоей. И удовольствие тоже. Я обещаю.
Она снова улыбнулась, чувствуя себя пьяной, обмякшей, ускользающей.
— Ты обещаешь мне удовольствие? — Слова путались и звучали не так, как она хотела. Совсем не так. Текучими, слабыми, приглашающими.
Он приблизил губы к ее уху. Никто больше нас не услышит, подумала она. И, несмотря на их совместные усилия, она теряла его в подступающей темноте. Лишь несколько слов прорвались к ней сквозь туман.
— Да, Нинн. Я обещаю тебе удовольствие.
Лето едва не ссутулился от облегчения, когда Нинн отключилась.
— Никогда раньше такого не видел, — между делом отметил Фам. Он развалился на скамье с бутылкой голиша в руке. Три пустых бутылки стояли у его ног. — Ты уверен, что она одна из нас? Вот при этом?
Лето поднялся, чувствуя, как ноют мышцы ног от незнакомого перенапряжения, и уставился на Фама сверху вниз.
